Каблуком по зубам
Побои, насилие, отвержение — крайние проявления материнской власти, с которыми я очень часто сталкиваюсь на приемах. Взрослые женщины и мужчины рассказывают мне горькие, жуткие истории. Но гораздо больше подобных историй остается нерассказанными.
Дарье 35, и она пришла ко мне с запросом «как простить маму». Та обладала жестоким, немилосердным характером. Она била дочь туфлей с каблуком по лицу за тройки. Запирала на ночь в чулан. Тушила об нее окурки. В доме неделями не было еды, и девочке приходилось просить покушать у соседей по коммуналке. Наконец, когда Дарье исполнилось 10, мать отвела ее в детский дом по заявлению — и аккуратно приходила каждые полгода отмечаться, чтобы девочку не забрали в приемную семью никакие добрые люди. Теперь эта «бедная родственница» вымогает у Дарьи деньги, заявляя, что те необходимы ей на лечение, а сама тратит их на отделку квартиры. «Мне жаль ее, но есть и нехорошие чувства по отношению к ней, — признается Даша. — Как избавиться от злых чувств, простить и принять маму?»
Мысль о том, что мать непременно нужно прощать, широко распространена среди россиян. Есть целые псевдопсихологические направления, уверяющие нас в том, что если вы не сумели простить всех, кто сделал вам зло, то вы обречены болеть и умирать — и будете сами в этом виноваты. Предлагаются техники радикального прощения, благодаря которым вы сможете стать «светлым и теплым человечком» и отпустить грехи вашему мучителю, насильнику, человеку, который пытался убить вас или вашего ребенка, и т. д.
Предостерегаю вас от подобных взглядов и «учителей». Это ложь! Причем ложь очень вредная. Разберем по пунктам почему.
1. Если у вас есть чувство, невозможно перестать испытывать его по приказу. Раз-два-три, прости — так не работает. Таким образом можно лишь загнать чувство в подвал бессознательного, сделать его запретным, а запретные чувства куда более могущественны. Запрещая себе чувствовать злость, мы не проживаем и не осознаем ее, не можем рефлексировать по поводу своего чувства, оно возникает вновь и вновь с первоначальной силой и влияет на наши поступки. На психотерапии мы занимаемся противоположным: отыскиваем спрятанные от себя чувства по чуланам, смотрим на них при дневном свете, учимся не стыдиться их — и тем самым разминируем и обезвреживаем свои злость и обиду, чтобы эти переживания не мешали нам жить дальше.
2. Злиться на родителей — нормально. Почти все дети в тот или иной период своей жизнь злятся даже на очень хороших, теплых, понимающих родителей. Если у вас чувствительный характер, для вас нормально злиться и на «сущие мелочи». Вы можете одновременно стыдиться этого или понимать, что для ссоры с родителями нет серьезных оснований, но злость при этом никуда не девается. Единственный путь поладить с собой — хорошенько посмотреть на свои чувства, принять их, дать им место в собственном сознании. Тогда возможно будет отнестись к ним с иронией, не всецело ассоциироваться с ними. Да, злюсь на маму, ну и ладно. А уж если с вами действительно происходили в детстве плохие и опасные вещи, злость на родителей не просто приемлема, она вам совершенно необходима. Это абсолютно адекватная реакция, которую нельзя подавлять.
3. Некоторые вещи не следует прощать и принимать. Их можно понять — это да. Но понимание не означает сочувствия, а сочувствие необязательно требует сближения. Даже если мы хорошо понимаем, что у мамы было несчастное детство или психическое заболевание, иногда правильное действие — отойти как можно дальше и прервать все контакты. Например, Даша сочувствует маме, хотя в ее случае вполне могла бы ни капельки не сочувствовать — и не стала бы от этого плохим человеком. Но Даша сочувствует, жалеет ее, понимает причины ее агрессивного поведения. Но из этого не следует, что Даша должна давать маме деньги на квартиру! Понимая, что мать не может вести себя иначе, стоит максимально дистанцироваться от нее и прервать бесконечную цепь манипуляций и насилия. Не нужно давать ей себя съесть.
4. Трудность, однако, в том, что логика, описанная в предыдущем пункте, у Даши не работает. Если вы — жертва насилия родителей, эта логика может не работать и у вас. Для ребенка естественно любить свою мать, даже если она чудовище. И полностью порвать с ней может казаться слишком болезненным. Даже в экстремальных случаях, подобных Дашиному. Работает другая, вывернутая логика родом из детства: «Бьет — значит, любит», «Кто же меня еще защитит?», «Если я расскажу о побоях, меня отправят в детский дом», «Надо все скрывать и помогать маме», «Тот, кто не любит маму, будет проклят», и т. д. На эту вывернутую логику хорошо ложатся проповеди о радикальном прощении. Не вините себя, если это — ваш случай. Путь к осознанию своих чувств может быть длинным.
5. Даже если вы — христианка (христианин), этот путь обязательно будет лежать через злость, обиду и боль, через новые страдания. Это очень больно — понять, что у вас украли детство, что вы были унижены. Такой путь лучше всего проходить вместе с психотерапевтом. Но помните, что в конце этого пути вас, как награда, ждет освобождение и умиротворение. У вас будет выбор: понять, не сочувствуя (маме, которая не поверила в насилие отчима, сочувствовать почти невозможно); сочувствовать и жалеть, одновременно держа дистанцию (например, с мамой, которая шантажирует и продолжает пить); или попробовать наладить отношения (как в случае с жесткой мамой-«училкой»). И этот выбор — не морально-этического, а конкретно-практического характера. Как будет лучше в вашем случае? Что это вам даст? Не разрушит ли это вас?
Систематическое насилие в родительской семье всегда становится травмой для ребенка. Если вы найдете в себе силы начать психотерапевтическое лечение и вместе со специалистом пройдете через собственную боль, то принесете огромную пользу и себе, и своим близким. Существуют недорогие и даже бесплатные варианты помощи: многие хорошие и востребованные специалисты закладывают в расписание несколько бесплатных часов. Чтобы не попасть в ситуацию Рузанны из предыдущей истории и не столкнуться с неготовностью психолога работать с вашей «слишком сложной» проблемой, попробуйте обратиться в фонды, занимающиеся поддержкой семей в трудной ситуации (например, «Апрель», «Быть мамой»), — не за финансовой помощью, а именно за рекомендациями. В таких фондах вам обязательно смогут порекомендовать специалистов, умеющих грамотно работать даже с самыми болезненными ситуациями, такими как насилие, инцест, зависимости членов семьи и т. д.
Часть IVВласть и ревность
Четвертая часть моей книги посвящена борьбе за власть между матерью и выросшим или растущим ребенком (чаще дочерью). К родительской любви нередко примешиваются ревность, чувство собственности. Эти несимпатичные черты трудно осознать в себе и еще труднее с ними справиться. Но мы можем пытаться это делать, возвращая себе уважение к субъектности[2] ребенка, смиряя свое желание полной власти над ним. Однако, если мы испытали на себе тяжесть родительской власти и боль унижения, мы можем преодолеть последствия этого опыта и не вести себя так, как наши родители.
Поправить воротничок
Моя клиентка, 30-летняя Марина, говорит о своей девятилетней дочке:
— Машка — такая недотрога. Невозможно даже воротничок ей поправить — она сразу передергивается вся и отпрыгивает. Хорошо еще, если не шипит. И кричит: «Мне так неудобно!» — абсолютно всегда, что бы я ни сделала.
— А зачем? — говорю. — Зачем вы ей воротничок поправляете?
— Ну я же чувствую, что ей неудобно! Не может быть человеку удобно, когда воротничок шею трет. Или колготки сморщенные. А раньше вообще ужас, сидит человек с соплями и гоняет их туда-сюда. Я прямо физически чувствую, как они там внутри клокочут… Платочек ей даю — ни в какую! Почему она такая упрямая?
— А когда вам самой неудобно, вы это тоже хорошо чувствуете?
— Да я когда шапку надеваю, восемь раз ее поправлю, чтобы сидела в точности так, как я хочу.
Марина высокочувствительна. И ей кажется, что она чувствует не только себя, но и своего ребенка. Судит по себе: ну не может быть удобно вот так — с соплями! Тело дочери в каком-то смысла кажется ей частью собственного тела. Когда речь о младенце, это естественно. Но Маше уже девять.
Многим родителям знакомо чувство, что ребенок — часть их тела, как рука или нога. До определенной поры ребенок и в самом деле отчасти лишен субъектности, так как не может заявить о ней. В течение почти всей человеческой истории эта «определенная пора» длилась до совершеннолетия и даже дольше. Ребенок был существом бесправным — вплоть до того, что во многих обществах его убийство никак не каралось. Взрослые члены семьи могли сделать с ребенком что угодно. Еще в XIX веке велись горячие споры о том, до каких пределов простирается «естественное право родителя бить детей»: если он плетью бьет трехлетку за украденную горсть винограда, не следует ли вмешаться?
В России, крестьянская культура которой была общинной, контролировать ребенка традиционно могли и другие взрослые. В советское время «коллективное тело» формировалось в коммуналках, бараках, избах, армии. Там, где все спят вповалку на полатях и делают детей на глазах у других детей, приватности и субъектности не существует в принципе. Там поправить сыну воротник — это все равно что поправить его себе самому. Там бабушка говорит молодой маме: «Шапочку ему надень». Это общинная забота: бабушка тревожится за чужого внука, потому что для нее нет границ между чужими и своими малышами. А уж если это ее собственный внук, то она и подавно лучше знает, когда он голоден, а когда ему холодно. Просто по праву старшинства.
Сейчас мы растим индивидуумов, обладающих собственной свободной волей. А значит, субъектность ребенка для нас — приоритет, и развивать ее принято начинать очень рано. Мы предлагаем на завтрак выбор — творог или кашу, спрашиваем, какую одежду малыш хочет надеть. И, разумеется, мы рано приучаем ребенка к тому, что его тело — только его собственное, а не мамино и не чье-либо еще.