Андрей не верил глазам: мама из приятной собеседницы вмиг превратилась в сущую мегеру! Он перехватил инициативу и попытался выяснить, что же такое случилось. Мать от ответа ушла. Не удалось ничего выяснить и наедине: Андрей вопрошал, в чем дело, — мама отмалчивалась.
— Ничего, все нормально, ничего такого не имею в виду, просто… — наконец проговорилась она, — просто у меня есть сомнения, что Оля — достойная тебя пара.
Таким поворотом дел Андрей был, без преувеличения, просто ошарашен.
— Как? — только и мог он сказать. — Да ведь ты же с ней дружила, симпатизировала… И внуков хочешь… Я думал, ты будешь рада!
— А я вот не рада, — поджав губы, вымолвила мама.
Больше ничего из нее вытащить не удалось. Андрей и Оля поженились, но отношения со свекровью у невестки не сложились категорически. Они оставались плохими и после рождения внуков. Андрей с детьми ездил к маме, Оля в эти дни оставалась дома. «Мама не одобряет», — извинялся он перед ней. Оля понимающе вздыхала и благодарила Андрея за то, что тот остается буфером между ней и свекровью.
А вот что. Часто случается, что женщины, выйдя из детородного возраста, бессознательно сожалеют об утраченной возможности материнства. Отчасти этим обусловлено страстное желание поскорее понянчить внуков. Однако сие от них не зависит, их дети теперь самостоятельные люди. Феминизм называет такое капанье на мозг репродуктивным насилием: мать давит на дочь или невестку, заставляя ее непременно и как можно скорее забеременеть и родить. Утратив фертильные функции, свекровь как бы делегирует их невестке. Некоторые женщины, как мать Андрея, перебирают девушек сына, стремясь найти наиболее достойную матку для вынашивания внука, которого они воспринимают отчасти как собственного ребенка, свое продолжение.
Мать Андрея хорошо принимала всех девушек сына (лишь бы он был счастлив!), но только пока речь не зашла о браке. О, теперь все серьезно, ведь она может родить от моего сына моих внуков! А достаточно ли хорош генетический материал? А не нищеброды ли они? А не отнимут ли моего внука? А умна ли она, ведь ум передается по женской линии? Как вообще все сложится?! В голове свекрови сладостные картинки сменяются чудовищными, и возникает настоящая паника: на кону смысл жизни, буквально — бессмертие, продолжение рода! При этом ужас в том, что от нее уже ничего не зависит: решение принимают двое самостоятельных взрослых, а ее никто ни о чем не спрашивает, с ней не советуются, и даже права вето у нее нет. Кошмар!
Вы находитесь в положении Андрея: мать, увидев вашу девушку или осознав, что у вас с ней все серьезно, вдруг по непонятным вам причинам превращается в параноика или бестактного монстра?
Работайте не с ее раздражением, а напрямую с самим триггером. Дайте ей понять, что ее переживания вам понятны, и ответьте на них. Отнеситесь к маме тепло и с уважением. Этот разговор лучше проводить наедине, без вашей избранницы. Снова и снова снимайте мамино напряжение, рассеивайте подозрения и страхи. Возможно, это не удастся сделать быстро; наберитесь терпения. Выберите интонацию, которая лучше подходит вашей маме: серьезную и почтительную или ласковую и ироническую.
Если же вы — та свекровь, которая вдруг неожиданно для самой себя принимается «налетать» на милую девушку вашего прекрасного сына, постарайтесь осознать происходящее. Механизм, описанный мной, универсален. Он срабатывает даже у профессоров психоанализа. И здесь мой совет будет тем же: расскажите сыну прямо, что вас волнует. «Пойми, я переживаю, какими будут мои внуки! Я хочу нянчить их и чтобы девушка не сбежала с ребенком в неизвестном направлении!» «Будут ли у меня гарантии общения с внуком в случае, если вы, балбесы, разведетесь?» «Не проявится ли у малыша какой-нибудь генетической патологии?»
Ваш сын — взрослый человек. Когда он был маленьким, вы были проводником его эмоций, помогали ему справиться с гневом, тревогой, обидой. Теперь пришел его черед немножко помочь вам. Только не наезжайте: говорите о своих чувствах без обвинений и обидных подозрений. Будьте тактичны, соблюдайте культуру беседы, и, надеюсь, ваш сын будет поступать по отношению к вам так же.
«Проституткой станешь»
Моей клиентке Лене 35, ее маме — 70. Мама Лены росла в советское время в среде, где важна была «духовность». Ценились походы в театры и музеи, умение читать серьезные книги и делиться прочитанным. В то же время телесного принято было стыдиться; нет, даже не стыдиться — как бы не замечать, не придавать ему значения. Советская культура по своей сути не была светской, она предполагала господство идеи над материей, а духа над телом. Тело и его желания были непознанным и грешным миром, а слушать себя казалось невозможным. Что там слушать, чего там может быть хорошего?
Лена же росла в 1990-е, когда сексуальность россиян раскрепостилась. Мама была шокирована происходящим: журнал «Птюч», яркие мини и топы, подростки в клубах. Лена многое скрывала от нее, но даже то, что маме удавалось увидеть, ей сильнейшим образом не нравилось. Не в силах бороться с духом времени и его влиянием на дочь, мама выражала свое бессилие словесно:
— Ты хоть понимаешь, что так красятся те, кто хочет привлечь к себе внимание мужчин? Хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Это не просто неприлично, это максимально неуместно и смешно!
Мама опасалась, что жажда красивой жизни увлечет Лену в пучину криминала, сделает продажной женщиной, заставит отказаться от получения образования. Чтобы предотвратить такое развитие событий, мама Лены напирала на то, что внешность дочери не настолько хороший товар и ее невозможно продать дорого, а значит, не стоит и делать на нее ставку. В попытках изменить поведение Лены мать постоянно внушала ей:
— У тебя неформатная фигура, тебе надо брать умом. Ты из серых мышек, как и я. Волосы у тебя, конечно, не фонтан, зато глаза красивые, глубокие.
Мама у Лены была культурным человеком, она не переходила границ. Не топтала, как многие другие мамы в ее ситуации, одежду дочери, не выплескивала воду в накрашенное лицо, не орала: «Проституткой вырастешь!» Но и Лена была не такой уж бунтаркой. Она освоила множество уловок, с помощью которых можно было сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы: краситься в лифте или школьном туалете, скрывать «порочные» черные чулки со стрелкой под джинсами, а мини-юбку выносить из дома в рюкзаке и потом переодеваться. Но именно потому, что Лена не была бунтаркой, а с мамой у нее всегда были неплохие отношения, она, к сожалению, верила всем ее словам о собственной некрасивости. (Подростки вообще гораздо более уязвимы и внушаемы, чем кажутся. Они могут яростно спорить с вами и отрицать вашу точку зрения, а потом вы случайно услышите, как они так же яростно отстаивают ее перед сверстником — не выдавая первоисточника, а может быть, и забывая о нем.) Лена всей душой поверила, что она некрасива, что у нее «хомячьи щечки», «короткие кривые ножки», «попа как груша», «узенький лобик» и «жиденькие волосики».
Итак, Лена росла в противоречивой среде. С одной стороны, это было общество потребления, полное ярких красок и бурных эмоций, общество, в котором высока ценность отношений и общения. Притом это было не вполне эмансипированное общество, в котором женщина должна была показывать максимум — быть одновременно сексуальной и раскрепощенной, угождать мужчинам и нравиться, соответствовать глянцевым идеалам. С другой — мамины принципы и запреты (которые удавалось обойти), а также ее пренебрежительные замечания (которым Лена верила).
Стоит ли удивляться, что Лена выросла со столь же противоречивыми ощущениями по поводу собственного тела, внешности, желаний, сексуальности, удовольствия?
— Надо собой заниматься! — говорит Лена. — По-хорошему во мне надо все изменить. Живот подкачать. Нанять стилиста. Ухаживать за волосами, ногтями. Но я не хочу. Махнула на себя рукой! Все равно ведь я неженственная… Наверное, не люблю себя…
В этом монологе каждая фраза симптоматична. Тут и идея о бесконечном совершенствовании, без которого так и останешься дурнушкой (на этой идее основаны фильмы вроде «Не родись красивой», «Служебный роман» или «Моя прекрасная леди»). И порицание собственной лени, с которой невозможно стать «настоящей женщиной». И стереотипы о женственности и красоте. И мысль о том, что она, эта самая женственность, необходима, а если ее нет — это значит, что человек себя не любит и не принимает. (Хотя вполне возможно, что гендерная идентификация просто не является необходимой для этого человека.)
— Никогда не понимала, что хорошего в сексе, — говорит Лена. — Мне всегда неловко от этого действа. Нелепо как-то и смешно. Удовольствие случалось, но неловкости гораздо больше, и она чаще. А после развода я вообще забыла, что такое секс, и не скучаю по нему. Это ж надо сначала себя в порядок приводить, потом наряжаться, тащиться куда-то знакомиться — да ну! Не стоит оно того.
Для Лены секс — это что-то вроде яхты, на которой два горячих любовника из сериала предаются огненной страсти. Картинка сколь идеализированная, столь же (для умной Лены) и безвкусная, китчевая. Лена, может, и хотела бы заняться сексом, но совершенно не представляет себе, каким образом вписать его в свою картину мира. Она не видит себя в сексе, не знает и не чувствует, какова ее собственная сексуальность, как она соотносится с ее телом и с ней самой как с социальным существом. Где знакомятся? Как заинтересовать себя другим человеком, а его — собой? Как перейти от дружбы к близким отношениям? Когда-то этот путь был проделан Леной с ее мужем, но сейчас он ощущается как что-то, во-первых, непосильное, а во-вторых, смешное (ну в самом деле, не молоденькая уже, и внешность не та… «И волосики жиденькие, и складочки на бочках»). Да, мама тут как тут. Не только она, но с нее все это началось.
И это еще Лену не срамили, не стыдили, не позорили. Не врывались к ней, когда она мастурбировала. Не обзывали шлюхой. А у многих девушек было и это — настоящая символическая кастрация в попытке отбить удовольстви