Этого мальчику не хотелось. Он был привязан к отцу и согласился воспринимать Катю как его продолжение.
«С другого конца» успехи пришли быстрее. Петр с Любой быстро подружились, и теперь в совместное семейное время Игорек стал играть с девочкой более бережно, так как при отце он не смел ее обижать. Постепенно он забыл, что когда-то хотел мстить Кате и Любе. Он стал гораздо спокойнее, полюбил, когда Катя читала ему перед сном.
Спустя год жесткие правила и ограничения больше не требовались. Катя, Петр, Игорек и Люба спокойно проводили время вместе. Игорек так и не начал называть Катю «мамой», но это в данном случае и не требовалось: у него была своя мама. Кстати, она тоже постепенно успокоилась и перестала скандалить по телефону.
Приемный ребенок в семье — отдельная большая тема, которой я в этой книге не касаюсь. Эта история не столько о формировании привязанности, сколько о грамотном поведении матери и отца, позволившем адаптировать Игоря к новой семейной ситуации. Именно материнская власть, как бы мы ее ни называли, помогла Игорьку «выздороветь» и перестать быть одержимым местью и злобой. Чутко и тактично вел себя и папа Игорька, поддержавший Катю. К сожалению, нечасто удается встретить такую спокойную и здоровую семейную политику, и дети двух семей сплошь и рядом вырастают в атмосфере манипуляций, в тревоге и неуверенности. Случай, описанный мною, — хорошее исключение.
«Прости меня, мама!»
В этой книге много историй о материнской власти и ответственности. Но иногда ситуация складывается так, что выросшим детям приходится взять на себя ответственность за своих родителей. Те стареют, болеют, иногда надолго становятся беспомощными и в конце концов уходят. Возникает момент, когда многие спрашивают себя: достаточно ли я сделал для своей мамы или своего отца? Правильно ли я себя повел?
Когда я писала эту книгу, одна из первых читательниц моих историй спросила меня:
— Что, если я сама чувствую вину перед матерью? Что, если вина эта обоснованна? Что, если я вела себя по отношению к маме как свинья, бросила ее в трудную минуту, перед самой ее смертью, и пошла на вечеринку? Мы даже не успели проститься… Мама болела долго, несколько лет. Я понимала, что дело идет к финалу, но не представляла себе, что именно этот день может стать последним.
— Да, вы были молоды, и вам хотелось развлекаться, несмотря ни на что… Но ведь, если бы вы знали, что она умирает, вы бы не оставили ее одну?
— Нет, — сказала читательница, — конечно, нет! Но от этого не легче. Случилось то, что случилось. Она меня так любила! Она была таким хорошим человеком! А я предала ее. И не могу не думать об этом, хотя прошли десятилетия.
Чувство вины перед ушедшими — такая же естественная вещь, как и то, что родители должны уходить сначала, а дети — потом. Плохо, если происходит наоборот. Точно так же нехорошо, если вина лежит на ушедшем родителе, а ребенок навсегда остается с горечью, обидой и злостью. И нормально, если виноватыми чувствуют себя живые. Пока мы живы, мы будем переживать это неизбежное чувство, особенно если у нас, как у моей читательницы, есть для него некоторые основания. Мы могли бы больше любить родителей, сильнее их баловать, говорить им о своей любви, вовремя заметить нездоровье… но переписать ничего нельзя.
Иногда мы настолько вовлечены в процесс познания мира, что родители нам могут казаться мешающими фигурами: природа требует, чтобы мы жили свою жизнь. Выбор, с которым молодой человек сталкивается ежедневно, нельзя делать только в пользу родителей. Мы не должны «отдавать дочерний и сыновний долг» родителям: то хорошее, что мы получили от них, мы, в свою очередь, передаем другим, в том числе нашим детям, друзьям, близким.
Иногда человек может счесть, что действительно причинил родителям много горя, например был наркозависимым, занимался рукоприкладством (бил мать), бросил кого-то из них в болезни. Здесь мы не будем рассматривать, насколько объективна вина в том или ином случае: если деяние не описано в Уголовном кодексе, все зависит от обстоятельств конкретной ситуации. В случае если чувство вины гнетет нас настолько, что мешает жить дальше, останавливает нас на нашем пути, — у нас есть три варианта.
Во-первых, мы можем просить прощения. Верующие люди идут в церковь и страстно, открывая душу, молятся — не с целью откупиться от страданий, но умоляя сделать так, чтобы эти страдания стали, так сказать, совместимыми с дальнейшей жизнью, чтобы они сделались выносимыми, чтобы их можно было терпеть. Когда говорят, что Господь «укрепил душу» такого-то человека, имеют в виду именно это. Многих наполняет отчаянием именно тот факт, что они не могут получить прощение покойного родителя, ведь мать или отец умерли и конфликт как будто навсегда остался неразрешенным. Но тут важен не отклик, а сама просьба, ваше чувство раскаяния. От него и становится хоть немного, но легче.
Во-вторых, чувство вины может быть гипертрофированным, болезненным, абсолютно чрезмерным по сравнению с тем событием, которое его вызвало. Конечно, вину трудно измерить. Невозможно сказать: «Вася действительно виноват перед мамой, а вот Петя не виноват, у него были особые обстоятельства». Но навязчивое чувство само по себе может мешать, вне зависимости от его причины. Поэтому я советую людям, которые одержимы любым таким чувством, принести его на прием к психотерапевту. В наше время многие хорошие специалисты используют методы из арсеналов разных психотерапевтических направлений. Если вас мучает навязчивое чувство вины, вам будут особенно полезны методы психодинамической терапии и КПТ (когнитивно-поведенческая терапия). На мой взгляд, это здравое сочетание коррекции конкретных поведенческих и мыслительных привычек с более глубоким объяснением происходящего.
В-третьих, вы можете излить свои чувства на бумаге. Многие поэты и непишущие люди облегчали душу в письмах или воспоминаниях о покойных родителях. Так был создан шедевр Петера Хандке «Нет желаний — нет счастья» о депрессии его матери. Так же написана книга Оксаны Васякиной «Рана» — о сложных отношениях с матерью и о материнской смерти. Излагая чувства в письменном виде, не стремитесь к литературности или последовательности. Ваша цель — лучше понять, осознать, прочувствовать ваши отношения с мамой. Возможно, в какой-то момент будут и слезы. Они — признак того, что процесс познания себя идет вглубь.
Человек может расти душою в течение всей жизни. Возвращаясь мыслью к родителям, мы прибегаем к одной из важных возможностей для такого роста.
Послесловие и благодарности
Дорогой читатель, дорогая читательница! Вы прочитали мою книгу или бегло пролистали ее. Вы познакомились с ворохом пестрых историй, в которых имена изменены, но ролевые расклады, характеры, повороты сюжета оставлены такими, какими они были в реальности.
Такие разные мамы встречаются на этих страницах: жестокие и властные, одинокие и тревожные, милые и безалаберные, счастливые и любящие. Несовершенные. И почти все — несмотря ни на что безоглядно любимые своими детьми.
Может быть, в каких-то из этих историй вы узнали себя, свою маму, бабушку или свекровь. Надеюсь, в процессе чтения вам не было слишком больно. Если же узнавание было чересчур болезненным, примите мое искреннее сочувствие. Такова специфика темы. Проблемы с мамой — то, что задевает сильно, то, что бывает трудно вытерпеть.
Материнская власть велика, почти беспредельна. Когда я думаю о ней, мне иногда становится не по себе. Чего только не может сделать мать с ребенком! Самое страшное — когда душа человека всю жизнь томится в невидимом плену отношений с матерью. Самое лучшее — если мать, подарив ребенку безопасное развитие в детстве, дарит ему затем и свободу от себя самой.
Я искренне желаю всем мамам счастливого, не омраченного виной и внешними тяготами материнства, а всем дочкам и сыновьям — по возможности хороших отношений с родителями, правильно выбранной дистанции и возможности жить свою жизнь без оглядки на маму внутри.
Удачи вам в этом, дорогие читатели и читательницы!
Рекомендуем книги по теме
Нелюбимая дочь. Как оставить в прошлом травматичные отношения с матерью и начать новую жизнь
Пег Стрип
Рецепт счастья. Принимайте себя три раза в день
Екатерина Сигитова
Общение с пожилыми родителями. Как сохранить любовь и терпение
Нина Зверева
Яд материнской любви. Как мама придумывала мне болезни. Личная история о синдроме Мюнхгаузена
Ольга Ярмолович