– Они пытаются нас сломить! – сказал Элим Фербину. Старший принц был крупным, грубоватым, энергичным юношей, всегда исполненным энтузиазма, твердым в своих мнениях, никогда не устающим от пьянства, драк или женщин. – Они хотят внушить нам подспудную мысль, что мы и наши дела – все это не имеет никакого значения.
Элим, как и Хауск, не желал этого принимать. Пусть себе чужеземцы плавают внутри башен, летают между звездами и конструируют целые миры. Что с того? За ними стояли силы, которых они сами не понимали до конца. Возможно, принцип «одно внутри другого», «оболочка в оболочке и так до бесконечности» распространялся на весь мир! Неужели иноземцы сдались и ничего не сделали? Нет! У них были свои споры и соглашения, свои договоренности и союзы, свои победы и поражения – пусть и не столь однозначные, более утонченные, чем войны, победы и поражения сарлов. Военные хитрости и демонстрация силы, удовлетворения и разочарования – все эти вещи были знакомы не только сарлам, но и иноземцам, раня их высокомерно-космополитичные и цивилизованные души.
Ты жил на своем уровне и принимал это как данность. Ты играл по правилам на своем уровне – только там тебя могли оценить по достоинству. Все было относительно, и, отказываясь выучить урок, который неявно старались преподать иноземцы (веди себя как положено, принимай все как данность, покоряйся, соглашайся), дикий, первобытный народец вроде сарлов мог записать на свой счет победу над самыми всезнающими и умудренными видами галактики.
Элим пребывал в диком возбуждении. Эта вылазка усилила его впечатления от первого выхода на поверхность и подтвердила все сказанное отцом с того времени, как сыновья достаточно подросли, чтобы понять. Фербин был ошеломлен. Элим буквально светился от радости, думая, что возвратится на их собственный уровень с неким цивилизационным поручением – продолжать начатое отцом объединение Восьмого, а может быть, и не только его.
В то время Фербина, который только-только начал проявлять интерес к подобным вещам, больше волновало то, что во время вылазки наружу прекрасная кузина по имени Трюффе, чуть старше его самого, в которую он вроде бы начал влюбляться, уступила – с пугающей, бесстыдной легкостью – напору Элима. Фербин, слава богу, начал интересоваться именно такими победами, но до Элима ему пока что было далеко.
Они вернулись на Восьмой: Элим – с мессианским блеском в глазах, Фербин – в печали оттого, что Трюффе навсегда отказала ему (разве она вернется к нему после брата? а если да, захочет ли он ее?) и юность закончилась. А еще он чувствовал, что каким-то странным, косвенным образом иноземцам удалось умерить его надежды и невольно подстегнуть надежды Элима.
Он понял, что в своих воспоминаниях унесся слишком далеко от действительности, когда услышал крик Холса. Фербин оглянулся. Уж не пропустил ли он башню? Справа виднелось нечто похожее на очередную башню, которая казалась удивительно яркой в своей бледности. Дело в том, что впереди выросла огромная стена темноты. Фербин промок до нитки – видимо, пролетел сквозь облако. Последнее, что он помнил, – это полет под какой-то длинной серой массой, вокруг них тянулись плохо различимые щупальца, свисавшие, как лесные лианы…
– …грязевая туча! – услышал он вопль Холса.
Принц взглянул вперед, на утес темноты: в самом деле, силсовая туча, масса липкого дождя, лететь сквозь которую опасно, если не смертельно опасно. Даже его кауд, казалось, почувствовал недоброе, задрожал и жалобно заскулил. Фербин посмотрел по сторонам. Облететь громадную тучу сбоку не было ни малейшей возможности и сверху тоже – та висела слишком высоко. К тому же она освобождалась от своего груза – илистого дождя, и над землей теперь расстилалось громадное темное покрывало.
Нужно было приземлиться и переждать непогоду. Фербин дал знак Холсу. Они заложили вираж, развернулись и стали быстро снижаться, направляясь к ближайшему лесу на склоне высокого холма, с трех сторон ограниченного излучиной широкой реки. Капли влаги попали Фербину на лицо, и он ощутил что-то вроде запаха навоза.
Они приземлились на широкой топкой вершине холма возле пруда с рваными очертаниями, наполненного темной солоноватой водой. Принц и его слуга двинулись по хлюпающей жиже в направлении леска, под ворчание каудов. Животных удалось заставить примять несколько пружинистых побегов, и после этого все углубились в лес. Путники устроились под кронами деревьев, а день меж тем чернел и наконец стал темным, как ночь. Кауды сразу же уснули.
В ветвях высоко над ними, все усиливаясь, слышался шелест грязевого дождя. Вершина холма и полоска света на горизонте исчезли.
– Эх, чего бы я только не отдал за трубочку, набитую добрым анджевым листом, – вздохнул Холс. – Мерзкая погода, правда, ваше высочество?
Фербин едва видел лицо слуги, хотя почти мог дотянуться до него рукой.
– Да, – сказал он и, прищурившись, попытался разглядеть циферблат хронометра, засунутого под куртку. – Теперь мы засветло туда не доберемся.
На них упало несколько капель грязевого дождя, пропущенных листвой. Одна шлепнула Фербина по носу и попала в рот. Он сплюнул.
– Мой старик из-за такой вот сраной силсовой бури однажды потерял весь урожай ксирза, – сказал Холс.
– Ну да, эти дожди разрушают, но также и строят, – сказал Фербин.
– Я слышал, их в этом отношении сравнивают с королями.
– Нам нужны и те и другие.
– И это я тоже слышал, ваше высочество.
– Иными словами, у них нет силса, нет липких дождей. Так мне говорили.
– Правда? Так ведь земля тогда просто должна сойти на нет.
– А вот не сходит.
– Даже в далеком будущем не сойдет, ваше высочество? Разве в этих местах не бывает дождя? То есть обычного дождя, который смывает холмы и уносит их в озера, моря и океаны?
– Вообще-то – бывает. Похоже, у них такая гидрологическая система, которая позволяет накапливать землю снизу.
– Снизу? – недоверчиво переспросил Холс.
– Помню, на одном из уроков говорили, будто у них есть океаны такой горячей породы, что она жидкая и не только течет, как река, но может и наверх затекать и потом вылетает из вершин гор, – сказал Фербин.
– Ну уж, ваше высочество… – Холс произнес это так, будто Фербин пытается морочить ему голову, плетет чушь, в которую и ребенок не поверит.
– Эти явления способствуют накапливанию земли, – продолжил Фербин. – Да, и горы плавают, могут расти, тянуться вверх. Целые земли сталкиваются друг с другом, и тогда поднимаются горы. Там говорили что-то еще, но я пропустил начало урока, и все это звучало слишком уж неправдоподобно.
– Думаю, они просто морочили вам голову, ваше высочество. Пытались понять, насколько вы доверчивы.
В голосе Холса прозвучала нотка обиды.
– Признаюсь, я тоже об этом подумал. – Фербин, невидимый в темноте, пожал плечами. – Хотя, может, я чего-то не понял, Хубрис. Честно скажу, я бы не стал принимать это на веру.
– Постараюсь не принимать, ваше высочество.
– Так или иначе, им не нужны силсовые дожди.
– Если эти россказни – правда хоть на одну десятую, то я считаю, что мы живем просто в благословенных краях.
– И я тоже.
Силс перестраивал землю. Насколько понимал Фербин, крохотные обитатели морей и океанов прихватывали частичку ила, а потом производили газ, который поднимал эти организмы на поверхность. Оттуда они поднимались в воздух и складывались в тучу, а та плыла над землей, сбрасывая свое содержимое в виде грязного, липкого дождя. Силсовые тучи были явлением, к счастью, относительно редким – большая туча могла стать для фермы, деревни или даже округа столь же губительной, как небольшое наводнение. Урожай исчезал под слоем грязи, деревья ломались или превращались в голые стволы, плоские крыши проваливались, луга затоплялись, дороги размывались, реки запруживались и вскоре разливались, что приводило к настоящим наводнениям.
Грязевой дождь капал на Фербина с Холсом даже сквозь кроны деревьев, пробиваясь сквозь отяжелевшие, промокшие ветки. Со всех сторон периодически раздавались громкие завывания силсовой бури, и каждое сопровождалось порывистым, ломким треском, после чего следовал жуткий звук удара.
– Если услышите что-нибудь в этом роде над нами, ваше высочество, – сказал Холс, – то лучше бегите со всех ног.
– Можешь не сомневаться – побегу, – сказал Фербин, пытаясь защитить глаза от песчанистой дряни, падавшей сверху; силс страшно вонял выгребной ямой. – Хотя прямо сейчас я бы нашел в смерти некоторую прелесть.
Наконец туча прошла, небо просветлело, и на вершине холма засвистел сильный ветер. Хлюпая по жиже, ставшей вдвойне предательской, они двинулись к вершине. Новый слой силсовой слякоти, покрывавший и без того неустойчивую почву, лип к их ногам и к ногам каудов, которые выказывали явное неудовольствие всем этим. От грязи исходила навозная вонь. Фербин и Холс старались побыстрее соскрести эту дрянь с кожи, пока она не затвердела.
– Эх, неплохо бы сейчас принять душ или попасть под хороший, чистый дождичек, правда, ваше высочество?
– А как насчет того пруда наверху? – спросил Фербин.
– Неплохая идея, ваше высочество.
Холс повел кауда к мелкому, но теперь заполненному до краев пруду близ вершины. Кауды ржали и сопротивлялись, но в конце концов их заставили войти в пруд: вода доходила им до брюха.
Фербин и Холс почистили животных и себя, как могли. Кауды по-прежнему были недовольны. Скользя, чуть не падая, они все же взмыли в воздух, едва-едва поднявшись над деревьями. Принц и слуга полетели навстречу надвигающимся сумеркам.
Они продолжали лететь в медленно сгущавшейся тьме. Кауды ржали теперь почти постоянно и пытались то и дело спуститься, откликаясь на удары вожжами очень неохотно, с ворчанием. Где-то внизу, вероятно, располагались фермы, деревни и городки, но отсюда, сверху, не замечалось ни малейших признаков жизни. Ветер дул в левый бок, пытаясь сбить их с курса и снести к башням, которые должны были все время оставаться справа. Тучи образовали новый рваный слой полукилометром выше. Фербин и Холс держались под ними, зная, что заблудиться ночью в туче очень опасно, а порой и гибельно.