Фербин поднял глаза. Гондола двигалась среди нижних прядей бесконечной золотисто-белой массы.
– А эта штуковина – всего лишь облако, да? – спросил он.
– Да, ваше высочество. Хотя она плотнее облаков, к которым мы привыкли. И это облако, как я слышал, разумно.
Фербин поразмыслил над этим. Вообще-то, его никогда не готовили к самостоятельному мышлению, и он был не очень высокого мнения о философствовании, но за последние несколько дней, после всех происшествий, обнаружил, что такое времяпрепровождение имеет свои плюсы.
– Значит, мы не отданы на волю ветров?
Холс посмотрел на него с удивлением:
– Знаете, ваше высочество, я тоже об этом думал! Но похоже, кумулоформы могут с большой точностью контролировать свою высоту, а поскольку на этом уровне направление ветра зависит от высоты, они ориентируются не хуже птиц. Для этого им надо всего лишь выбрать правильную высоту над землей, точнее, над морем.
Фербин ощупал простое одеяние, что было на нем:
– А документы от Селтиса все еще при нас?
– Здесь, ваше высочество. – Холс вытащил бумаги из кармана.
Уставший Фербин рухнул на кровать.
– А вода тут есть? Умираю – пить хочу.
– Думаю, если вы воспользуетесь этой трубкой, то получите искомое, ваше высочество.
Фербин взял висящую прозрачную трубку, вставил в рот, затянул в себя воздух, почувствовал во рту освежающий вкус воды, потом снова лег и посмотрел на Холса:
– Значит, Хубрис Холс, ты по-прежнему со мной.
– Несомненно, ваше высочество.
– И ты не вернулся, хотя теперь-то мы определенно покинули королевство моего отца.
– Я решил, что так будет лучше, ваше высочество. Мне показалось, что тот господин на лидже, что пытался задержать нас на башне, вовсе не был склонен вдаваться в детали и устанавливать невиновность того, кто является всего лишь преданным слугой. Мне пришло в голову, что нынешнему режиму вы больше всего будете полезны мертвым, если вы понимаете, о чем я. А раз вас уже провозгласили таковым, возможно, будут предприняты попытки, чтобы это неверное утверждение сделать правдивым, пусть и задним числом, если вы улавливаете мою мысль. То, что вы живы, противоречит официальной версии, и мне представляется, что знание сего факта подобно заразной болезни, к тому же неизлечимой, если на то пошло. – Пока Фербин пытался отыскать смысл этой витиеватой речи, Холс нахмурился, откашлялся и поплотнее завернулся в свою одежду. – И еще мне пришло в голову, ваше высочество, что вы в известной мере спасли мою жизнь на башне, когда этот коротышка, что прилетел на лидже, вознамерился, как мне показалось, ее отобрать.
– Спас? – переспросил Фербин. Наверное, так и было, подумал он. Никогда прежде он не спасал ничьей жизни. Было приятно осознавать, что теперь это произошло.
– Хотя, с другой стороны, ваше высочество, в этом опасном для жизни положении я оказался прежде всего потому, что держался за вас, – продолжил Холс, заметив выражение мечтательного самодовольства на бледном, чуть заросшем щетиной лице принца.
– Истинно, истинно, – сказал Фербин и снова задумался. – Боюсь, тебе придется на время расстаться с теми, кого ты любишь, дорогой Холс.
– Еще и трех недель не прошло, ваше высочество. Вполне возможно, им придется сколько-то пожить без меня. В любом случае мне полезнее быть подальше от дома, пока эта буря не утихнет, ваше высочество. И еще: если чиновники дворца в таких вопросах действуют со своей обычной скоростью, жалованье мне будут выплачивать никак не меньше долгого года, а то и больше.
– И твоя жена сможет его получать?
– Она его всегда и получала, ваше высочество. Чтобы защитить его и меня от близкого знакомства с теми удовольствиями, которые могут встретиться человеку в питейных заведениях, курильнях, букмекерских конторах и так далее.
Фербин улыбнулся:
– Но ты ведь будешь тосковать по ней и по детишкам? У тебя их трое, верно?
– Четверо, если быть точным, ваше высочество.
– Ты их обязательно увидишь, мой добрый Холс, – сказал Фербин, чувствуя, как слезы почему-то накатывают на глаза. Он снова улыбнулся Холсу и протянул руку. Холс недоуменно взирал на нее. – Мой добрый слуга, возьми мою руку. Мы теперь не столько господин и слуга, сколько друзья, и, когда я вернусь, чтобы предъявить свои законные права, ты получишь богатое вознаграждение.
Холс неловко взял руку принца:
– Вы так добры, ваше высочество. Эх, откровенно говоря, я бы сейчас выпил чего-нибудь покрепче, чем вода из трубочки, и выкурил листик. Но неплохо, если есть к чему стремиться.
Фербин почувствовал, как глаза сами по себе закрываются.
– Мне нужно поспать еще, – сказал он и отключился почти до того, как произнес последнее слово.
Кумулоформа по имени Расширенная версия пять; Зурд подплыла к тени башни Вау-йей, двухкилометровой в поперечнике, и стала удлиняться. Получилось нитевидное облако – оно тянулось до вершины куда менее крупной, но все же внушительной башни, выраставшей из океана метров на пятьдесят. Водная стихия, заполонившая почти весь уровень, омывала башню, волны поднимались и падали, словно билось громадное сердце. Гелиостатик стоял низко над горизонтом; в облаках и волнах отражался бесконечный красно-золотой рассвет/закат.
В воздухе стоял едкий запах. Круглая площадка на вершине башни была увита водорослями и усеяна рыбьими костями, убеленными солнцем. Фербин и Холс вышли из отверстия, которое открылось в боковине нижнего из пузырей-комнат, где они обитали несколько последних дней. В центре площадки возвышался цилиндр вроде того, в котором они нашли спасение на Восьмом. Фербин повернулся и сказал облаку:
– Прощайте и спасибо.
В ответ раздалось то же самое шепчущее многоголосие:
– До свидания.
Потом облако будто сгустилось и двинулось прочь, громадные вздымающиеся крылья из облачного вещества принялись ловить ветер на краях башенной тени – и наконец понесли это странное, гигантское, но в то же время бестелесное существо вверх и в сторону. Фербин с Холсом стояли, глядя, как удаляется кумулоформа. Но вот из открытой двери цилиндра послышался звон.
– Не пропустить бы нашу карету, – сказал Холс.
Они вошли в кабину, которая спустила их к основанию расположенной поблизости сквозной башни. В дальнем конце просторного зала, сверкавшего разнообразными дверьми, ожидал лифт. Видимая им часть помещения представляла собой сферу диаметром метров двадцать, с прозрачной крышей. Двери были закрыты. На экране появился окт и сообщил, что документы в порядке, – Фербину даже не понадобилось вытаскивать бумаги и размахивать ими перед экраном.
Фербин и Холс посмотрели вверх сквозь крышу на бескрайнюю черноту, усеянную крохотными огнями, пересеченную светлыми балками и трубками – сложной сетью спиралей, что обвивалась вокруг бесконечного на вид пространства и пронзала его.
Холс присвистнул.
– В прошлый раз я этого не заметил.
Лифт, ускоряясь, медленно двинулся вверх, в темноту. Вокруг них плыли огни. Вскоре у обоих началось головокружение, так что пришлось отвернуться. Они нашли сухое место на влажном полу и сели там, время от времени переговариваясь и часто поглядывая наверх. Так продолжалось около часа. Потом лифт начал замедляться и наконец остановился, затем, подергиваясь, стал протискиваться через ряд гигантских дверей (отходящих, откатывающихся, раздвигающихся во всех направлениях от центра) на следующий уровень колоссального цилиндра. Там он снова набрал скорость, бесшумно вонзаясь в освещенную впереди себя темноту и мерцающее переплетение труб.
Фербин с Холсом вытянули ноги. Принц подвигал раненым плечом – онемение еще не прошло. Холс спросил пятно экрана на стене, слышит ли оно его, и был вознагражден содержательной речью на причудливой разновидности сарлского. Только задав несколько вопросов, он понял, что это запись. Теперь они двигались в темноте по Третьему уровню. Никакой земли, только голь, только основа. И никакой воды, или атмосферы, или хотя бы внутренних звезд. Следующий уровень тоже был вакуумным, но уже со звездами, а еще там обитали баскеры – они, видимо, просто нежились в пространстве, поглощая солнечный свет на манер деревьев. Последний уровень перед поверхностью тоже был вакуумным и представлял собой ясли для семяпарусников – ни о яслях, ни о семяпарусниках Фербин с Холсом ничего не знали.
Лифт снова замедлился – и больше уже не разгонялся. Последние немногочисленные огни исчезли за бортом кабины. Толчки, хлопки, шипение сообщили об окончании пути, и дверь отъехала в сторону. Они двинулись по широкому, высокому, но очень простому коридору и вошли в круглую кабинку лифта в дальнем конце. Та двинулась еле-еле, сделала несколько остановок, поднялась и остановилась. Холс с принцем прошли по еще одному широкому и высокому коридору, выложенному чем-то вроде тонких плит из песчаника и освещенному изнутри. Они миновали целую анфиладу дверей, закрывавшихся сразу после прохода.
– Прямо-таки страсть к дверям, – заметил Холс.
Между двумя рядами дверей их ждал окт внутри сверкающей мембраны.
– Приветствую вас, – сказал он и протянул одну конечность, держа в ней издававший гудки маленький прибор, потом другую. – Премного просить документ. Распоряжением башнемастера башни Вау-йей Тагратарка.
Фербин выпрямился:
– Нам бы хотелось увидеть великого замерина.
– Документ, выданный окт, принадлежать окт. Подлежать сдаче по прибытии на поверхность.
– Так это Поверхность? – спросил Фербин, оглядываясь. – Что-то непохоже.
– Поверхность! – воскликнул окт.
– Проводите нас к великому замерину. – Фербин похлопал себя по карману с бумагами. – И тогда вы получите ваши документы.
Окт, казалось, задумался.
– Следовать, – сказал он, резко повернувшись и направляясь к дверям впереди. Те сразу же начали открываться.
Они оказались в просторной комнате. На дальнем конце ее было большое эллиптическое окно, выходившее на обширные сады, широкие озера и далекие, скалистые, удивительно крутые горы. Живые существа, машины и странные создания, которые могли быть и теми и другими, двигались по бескрайней эспланаде. От этой мешанины красок и звуков голова шла кругом.