Хирлис постучал по прозрачному материалу, по ту сторону которого шла война.
– Мы – это информация, господа, как и все живые существа. Но нам еще повезло – мы закодированы в самой материи, а не циркулируем в абстрактной системе как сочетания частиц или стоячие волны вероятности.
Холс поразмыслил над услышанным.
– Конечно, сударь, ваш бог вполне может оказаться скотиной, – сказал он. – Ну, или эти иллюзионисты.
– Возможно, – сказал Хирлис. Улыбка сошла с его лица. – Те, кто над нами и за нами, вполне могут оказаться олицетворением зла. Но такой взгляд – на грани отчаяния.
– И как все это связано с моей просьбой? – спросил Фербин.
Ноги у него налились тяжестью, и он уже начал уставать от этих бессмысленных с виду спекуляций, опасно близких к философии – предмету, с которым он соприкоснулся лишь мимолетно, усилиями нескольких отчаявшихся преподавателей. Впрочем, несмотря на мимолетность, у него сложилось стойкое впечатление: суть сей науки сводится к попыткам доказать, что единица равна нулю, белое – это черное, а образованные люди могут говорить через задницу.
– За мной наблюдают, – сказал Хирлис. – Могут наблюдать и за вашим жилищем здесь. Не исключено, что такие же крохотные машины шпионят и за вашим народом. Смерть вашего отца, принц, возможно, видело больше глаз, чем вы думаете. А то, что увидено однажды, можно увидеть и дважды. Только первичную реальность нельзя воспроизвести в полной мере, а все, что передается, может быть записано и обычно записывается.
Фербин уставился на него.
– Записывается? – в ужасе переспросил он. – Смерть моего отца записывали?
– Это вероятно, но не более того.
– Но кто?
– Окты, нарисцины, мортанвельды… Та же Культура. Кто угодно при наличии нужных средств, а это как минимум несколько десятков цивилизаций-эволютов.
– Это делают такие же невидимые наблюдатели, к которым вы иногда обращаетесь, сударь? – спросил Холс.
– Приборы, очень похожие на них, – ответил Хирлис.
– Их невозможно увидеть, – презрительно сказал Фербин. – А также услышать, потрогать, понюхать, лизнуть, обнаружить. Иными словами, они – сплошная выдумка.
– Ах, принц, иногда невидимо малые вещи сильно влияют на нас. – Хирлис задумчиво улыбнулся. – Я давал советы правителям, и мои самые серьезные услуги в военной области не имели отношения к стратегии, тактике или производству оружия. Я всего лишь сообщал информацию или убеждал принять микробную теорию распространения болезней. Вера в то, что мы окружены микроскопическими существами, которые сильно и непосредственно влияют на судьбы отдельных людей, а через них – на целые народы, стала первым шагом к власти для многих великих правителей. Я потерял счет войнам, которые на моих глазах выигрывали медики и инженеры, а не военные. Такие вредоносные существа, невидимые для человека, существуют, принц. Как и другие вещи, что созданы с помощью технологий, недоступных вашему воображению. – Фербин открыл рот, собираясь возразить, но Хирлис продолжил: – Впрочем, ваша вера утверждает то же самое, принц. Разве вы не верите, что МирБог видит все? Как, по-вашему, ему это удается?
Фербин, сбитый с толку, чувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
– Но это же бог! – громко возразил он.
– Если вы относитесь к нему так, то он таков, – рассудительно сказал Хирлис. – Однако он, бесспорно, принадлежит к давно пришедшему в упадок виду с ясно выраженной галактической генеалогией и эволюционной линией. Это еще одно материальное существо, принц. Оттого, что ваш народ решил называть его богом, оно не становится всемогущим и всевидящим – даже в пределах Сурсамена – или хотя бы здравомыслящим. – Фербин хотел заговорить, но Хирлис поднял руку. – Никто не знает, почему ксинтии обитают в ядрах пустотелов, принц. Одни утверждают, что их отправили туда в наказание или с целью изоляции, потому что они подхватили некую заразную болезнь или сошли с ума. Другие – что отдельные ксинтии попросту очарованы пустотелами. Третьи же считают, что каждый из них пытается защитить выбранный им пустотел, хотя непонятно от кого. А истина – в том, что тягучие аэронавты сами по себе не слишком могущественны и, похоже, презирают высокотехнологичное оружие, которое может увеличить их мощь. Все это мало похоже на бога, принц.
– Мы утверждаем, что это наш бог, сударь, – ледяным тоном сказал Фербин. – А не какой-то мифический Всеобщий Творец.
И принц, ища поддержки или хотя бы участия, взглянул на Холса. Тот не желал участвовать в каких-либо теологических спорах. Посмотрев на Фербина с серьезным видом, он кивнул, надеясь, что этого будет достаточно.
Хирлис только улыбнулся.
– Итак, по-вашему, мы не можем полностью уединиться? – спросил Фербин, чувствуя досаду и раздражение.
– Кто знает? – Хирлис пожал плечами. – Не исключено, что за вами не наблюдает никто, включая вашего бога. Но если кто-то все же наблюдает и вы убедите его поделиться записями, у вас появится оружие против тила Лоэспа.
– Но, сударь, – вмешался Холс, – если есть такие удивительные устройства, разве нельзя подделать всё и вся?
– Есть. Но люди неплохо научились отличать подделки от подлинников. А люди, не знающие, что подделать можно всё, обычно очень впечатляются. Показанная в нужный момент запись, если она существует, может сильнейшим образом потрясти тила Лоэспа или его сообщников. И они поведут себя так, что человек непредвзятый не усомнится в их вине.
– А как можно узнать, существует ли такая запись? – спросил Фербин. Все это по-прежнему представлялось ему надуманным и неестественным.
– Ну, это очень просто – нужно только знать, у кого спрашивать, – сказал Хирлис. Он стоял у наклоненных вниз окон; что-то белое мелькнуло вдалеке в темной долине и на миг осветило одну сторону его лица; часть вспышки перешла в ровный, постепенно желтеющий свет. – Найдите кого-нибудь в Культуре, кто сочувствует вам, и спросите у него. Ясно, что, скорее всего, это будет ваша сестра. А поскольку она в Особых Обстоятельствах, то с большой долей вероятности сможет узнать правду, даже если та скрыта и даже если запись сделана не самой Культурой. Ищите свою сестру, принц. Ответ может быть у нее.
– Раз вы отказываете мне в помощи, у меня нет другого выбора, сударь.
Хирлис пожал плечами.
– Ну, родственники должны держаться вместе, – как бы между делом заметил он.
Еще одна вспышка осветила его лицо. Вдалеке в ночное небо с неодолимой неторопливостью поднялось, мерцая желтым, громадное цилиндрическое облако, оставив за собой оранжево-красный столб. Сияние от него залило далекие холмы и горы, окрасив их в кровавый цвет.
– Вы могли сообщить нам это в своих покоях, – заявил Фербин. – Зачем было тащить нас к этим несчастным, показывать это варварство, а не сказать все за обедом?
– Чтобы должным образом наблюдать, принц, – сказал Хирлис и кивнул вниз. – Мы смотрим на все это, и, возможно, кто-то в свой черед смотрит на нас. Вполне вероятно, что все видимое нами сейчас происходит только для того, чтобы за этим можно было наблюдать.
– И что это значит, сударь? – спросил Холс, видя, что Фербин молчит.
К тому же, судя по виду Хирлиса, он больше ничего не собирался говорить, а лишь безучастно смотрел на красные, подсвеченные снизу облака, на темную, всю в воронках поверхность планеты, пронзаемую искрами света. Услышав слова Холса, Хирлис повернулся к нему:
– Это значит, что все это столкновение, вся эта война – сфабрикованы. Лишь для того, чтобы доставить зрительное удовольствие нарисцинам, всегда считавшим ведение войны одним из утонченнейших и благороднейших искусств. Их место среди эволютов галактического сообщества, как это ни прискорбно для них, не позволяет им самим участвовать в реальных конфликтах. Но у них есть позволение, средства и воля, чтобы заставить других – цивилизации-клиенты – воевать между собой по их просьбе. Вот этот конфликт, участием в котором я горжусь, – одна из искусственных ссор, раздутых и подогреваемых для нарисцинов и нарисцинами с одной целью: наблюдать за зрелищем и получать удовольствие.
Фербин презрительно фыркнул. На лице у Холса застыло скептическое выражение.
– Это и в самом деле так, сударь? – спросил он. – Я хочу сказать, все стороны признают, что так и есть?
Хирлис улыбнулся. От далекого рева и грохота летательный аппарат содрогнулся, словно на ветру.
– Ну, вы найдете много внешне убедительных поводов, различных casus belli. Существуют более-менее общепринятые оправдания. Все выстроено так, чтобы обеспечить предлог и не дать, например, Культуре вмешаться и остановить эту забаву. Но все это фасад, маскировка, обман. Как оно на самом деле, я растолковал. Можете мне верить.
– И вы горды участвовать в том, что сами же называете пародией, показной войной, бесчестным и жестоким спектаклем для разложившейся, бесчувственной иноземной державы? – сказал Фербин, пытаясь вложить в свою интонацию как можно больше презрения, что ему отчасти и удалось.
– Да, принц, – рассудительно отозвался Хирлис. – Я делаю все, что в моих силах, дабы эта война в своей бесчеловечности стала как можно человечнее. И я всегда знаю, что, каким бы дурным все это ни было, уже одна чрезмерная свирепость этой бойни гарантирует, что мы не находимся в сконструированной и наблюдаемой вселенной. А значит, мы избежали унизительной и омерзительной судьбы тех, кто существует внутри искусственной реальности.
Фербин несколько мгновений смотрел на него.
– Это нелепо, – сказал он наконец.
– И тем не менее, – небрежно откликнулся Хирлис, вытягивая руки и крутя, словно от усталости, головой. – Ну что, возвращаемся?
Нарисцинский корабль «Да будет крепость», видавший виды звездный крейсер класса «Комета», стартовал из глубокого ущелья, где, словно разжиженная тень, плыли ядовитые пары черной воды. Аппарат поднялся над краем трещины в более светлый воздух, беззвучно двигаясь над лиловыми песками под слоем ватных серых туч. Набрав скорость, он устремился в темные небеса и через несколько минут уже был в космосе. Корабль вез несколько миллионов человеческих душ, записанных в наноматрицы, и двух людей мужского пола. Сила тяжести здесь была нормальной нарисцинской, а потому куда более приемлемой для этих пассажиров.