Потом объект прорычал что-то на языке, непонятном людям; звуки волнами откатывались от стен. Тил Лоэсп сыпал проклятиями, заткнув, как и все остальные, уши руками – сила звука была невыносима. Некоторые не выдержали и упали на колени. Только гордость помешала тилу Лоэспу сделать то же самое. Пока отзвуки грохота замирали, окты, казалось, одновременно вздрогнули и зашевелились. Камера стала полниться сухими шепчущими звуками – словно загорались маленькие прутики. Они прекратились, когда темно-серый объект, повисший в центре камеры, снова загрохотал – на этот раз по-сарлски.
– Спасибо за помощь, – прогремел он. – А сейчас у меня много дел. Прощения не будет.
Вокруг формы образовался тонкий сферический пузырь – достаточно большой, чтобы поглотить ее целиком. Пузырь потемнел, почернел, потом стал серебристым. На глазах тила Лоэспа и других людей вокруг него возник еще один – между стенками пузырей было метра два. В пространстве между сферами возникла световая вспышка, краткая, но ослепительно-яркая, после чего наружная оболочка почернела. Из черной сферы донеслось нарастающее гудение, которое перешло в зубодробительный, глазовыдавливающий, костесокрушающий гул, заполнивший всю камеру. Окты попадали на спины и покатились по полу, явно раздавленные этим звуковым штормом. Люди снова заткнули уши. Почти все отвернулись, спотыкаясь, натыкаясь на соседей, пытаясь бежать от этого уничтожающего, рвущего плоть звука.
Те, кто не в силах был отвернуться (в том числе Поатас, упавший на колени и выронивший трость), остались завороженно смотреть на невыносимо гудящую черную сферу. Они стали – ненадолго – единственными свидетелями того, как крохотные отверстия разорвали ее поверхность и из них вырвались тонкие ослепительные лучи.
После этого наружная сфера исчезла.
Термоядерный шар вырвался на свободу. Могучая волна радиации широкого спектра мгновенно затопила камеру.
Взрыв света и жара сжег всех, не разбирая, кто окт, кто человек, уничтожил их вместе с внутренней облицовкой камеры и расширил ее, как сокрушительной силы граната, а все, что осталось от здания и площади наверху, обрушилось на мерцающие обломки.
Первые волны радиации (гамма-излучение, нейтроны и мощнейший электромагнитный импульс) уже давно сошли на нет, уничтожив все на своем пути.
Серебристая сфера, совершенно неповрежденная, медленно и спокойно поднялась из дымящихся обломков. Она проплыла сквозь километровую дыру в площади и свернула в сторону, сбросив с себя защитную пленку и слегка изменив форму, так что стала, скорее, овоидом. Ускоряясь, она понеслась прочь от бездны в сторону того, что люди называли уступом Водопада.
27. Ядро
Они стояли на краю огромного кратера. Сквозь лицевой щиток шлема было видно ярко, как днем. Фербин на несколько мгновений отключил искусственную составляющую видимости, чтобы понять, как все выглядит на самом деле. Мрачные, холодные, серые, черные, синие и темно-бурые тона – цвета смерти и разложения. Вскоре ожидался восход гелиодинамика, но здесь, в глубине пропасти, еще долго будет царить темнота, а до таяния льда, которое восстановит Водопад, времени оставалось еще больше.
Сквозь щиток можно было наблюдать слабое инфракрасное свечение во внутренностях кратера. Из темных глубин медленно поднимался пар, а на поверхности холодный, пронзительный ветер рвал его в клочья, мигом рассеивая. Анаплиан и Хиппинс проверяли показания счетчиков и датчиков.
– Что-то вроде маленького ядерного взрыва, – сказала Джан Серий.
Теперь они общались без прикосновений, решив, что нужды в радиомолчании больше нет. Но скафандры все равно выбрали самый безопасный из режимов связи – с помощью узконаправленных лучей невидимого когерентного света.
– Взрыв небольшой, но сильное электромагнитное излучение и нейтроны, – отметил аватоид корабля. – И гамма.
– Наверное, их просто зажарило, – тихо сказала Джан Серий, становясь на колени у обрыва. Она прикоснулась к отполированному камню, ощущая через материал скафандра его зернистую гладкость.
– Неудивительно, что здесь никого нет, – заметил Хиппинс.
Пролетая над городом от окраин к центру, они видели несколько человеческих тел и множество мертвых лиджей и каудов, но ничего и никого движущегося – вся жизнь, казалось, замерзла вместе с водами Сульпитина.
Но почему никто ничего не делает? – спросил Хиппинс у Анаплиан через кружево. Никакой помощи, никакого медицинского персонала?
Эти люди ничего не знают о лучевой болезни, ответила она. Все, кто не погиб во время взрыва, бежали оттуда, полагая, что худшее позади и теперь будет лучше, а потом умерли в муках на глазах тех, к кому пришли. Не слишком ободряющее зрелище. Возможно, послали нескольких воздушных разведчиков, но те увидели лишь мертвецов и умирающих. В основном мертвецов.
А окты и аултридии тем временем сражаются друг с другом, транслировал Хиппинс. И нечто очень действенное вмешивается в работу систем всех уровней, от первого до последнего.
Когда они приземлились, автономник Турында Ксасс отлетел от них, а теперь вернулся.
– За одним из водопадных уступов в вертикальной ледяной глыбе присутствует какое-то техническое средство, – сообщил он. – Вероятно, октское. Довольно большое. Обследовать?
Анаплиан кивнула:
– Пожалуйста.
Маленький аппарат метнулся в сторону и исчез в одной из дыр в площади.
Анаплиан встала и оглядела Хиппинса, Фербина и Холса:
– Давайте посмотрим, что делается в Колонии.
Они остановились лишь раз – чтобы обследовать одно из множества тел, лежавших на присыпанном снежком льду речного рукава. Джан Серий подошла к телу, приподняла его над крупитчатой белой поверхностью, осмотрела.
– Радиация, – сказала она.
Фербин и Холс переглянулись. Холс пожал плечами, потом решил спросить у скафандра. Тот начал быстро нашептывать ему сведения об источниках и последствиях разного вида излучений – электромагнитного, гравитационного, излучения частиц, – потом перешел к воздействию ионизирующей радиации на живые организмы и острой стадии лучевой болезни у гуманоидов, особенно у стоящих близко к сарлам.
Джан Серий отцепила одну из трубочек на правой ноге скафандра – темную, во всю длину бедра и чуть тоньше ее запястья. Затем она положила приспособление на замерзшую поверхность реки и стала наблюдать. Устройство быстро погружалось в лед, растапливая его; поднялся пар. Оно сперва двигалось по-змеиному, извиваясь, а потом проскользнуло через отверстие, проделанное им во льду. Отверстие почти сразу же начало замерзать.
– Что это было? – спросил Холс.
Анаплиан отделила от скафандра еще одно устройство – небольшое, размером с пуговицу, – и подбросила его вверх, как монетку. Маленький кружок полетел вертикально вверх и не вернулся.
Она пожала плечами:
– Страховка.
Живых в Колонии было мало – разве что один на сотню мертвецов, – и они погибали в мучениях. Здесь не пели птицы, мастерские замерли, молчали двигатели. Лишь тихие стоны умирающих нарушали тишину.
Анаплиан и Хиппинс приказали всем четырем скафандрам изготовить крохотные приспособления, чтобы делать инъекции еще живым, просто прикасаясь к их шее. Скафандры отрастили для этого маленькие шипы на концах самых длинных пальцев.
– Этих людей можно вылечить, сестра? – спросил Фербин, глядя на несчастного, который едва шевелился среди собственной блевотины, крови и экскрементов.
Мужчина пытался что-то сказать, но выходило лишь бульканье. Его волосы вылезали клочьями всякий раз, когда он стукался головой о замерзшую грязь на немощеной дороге. Тонкие струйки алой крови текли изо рта, носа, ушей и глаз.
– Нанорги решат, – сухо проговорила Джан Серий, наклоняясь, чтобы сделать инъекцию. – Тех, кого инъектилы не спасут, они хотя бы избавят от мучений.
– Для большинства уже слишком поздно, – сказал Холс, оглядываясь. – Это все радиация, да?
– Да, – подтвердил Хиппинс.
– Кроме тех, что погибли от пуль, – уточнила Джан Серий, выпрямляясь.
Мужчина обмяк и задышал свободнее. Джан Серий посмотрела на мертвых солдат, сжимавших ружья, на искалеченные трупы двух лиджей и раздавленные тела наездников под ними.
– Сначала здесь было сражение, – сказала она.
Несколько дымков, замеченных ими ранее, оказались не признаками жизни, а догорающими пожарами – мастерские, кузни, паровые двигатели умерли, как и люди. На главной железнодорожной станции Колонии не осталось ни одного локомотива – лишь несколько вагонов. Вокруг лежали сотни тел.
Четверка разбилась на две группы. Джан Серий и Холс проверили вагоны архипонтина и штабной лагерь, но нашли только мертвые тела, из которых не опознали ни одного.
Потом их вызвал Хиппинс из санитарного поезда.
– Простите, что я стрелял! Скажите ему, что мне очень жаль, пожалуйста, скажите. Мне ужасно жаль.
– Сынок, это ты в меня стрелял, но смотри – я жив-здоров. Просто упал от удивления. Только и всего. Успокойся.
Холс приподнял голову молодого человека и попытался посадить его, чтобы тот спиной опирался о стену. У парня тоже выпадали волосы. В конце концов пришлось пристроить его в уголке, чтобы он не валился на бок.
– Так это я в вас стрелял, сударь?
– В меня, приятель, в меня, – сказал ему Холс. – Хорошо, что броня на мне почище всяких доспехов. Как тебя зовут, сынок?
– Негюст Пуибив, сударь, к вашим услугам. Простите, что стрелял в вас.
– Хубрис Холс. Нет вреда – нет и обиды, сынок.
– Они забрали у нас все лекарства, сударь. Думали, что это их спасет или хотя бы боль облегчит. Я отдал все, что мог, но они мне не поверили, сударь. Никак не хотели отставать. Я пытался защитить молодого господина, сударь.
– Какого еще молодого господина, молодой Негюст? – спросил Холс и, нахмурившись, посмотрел на маленький шип, высунувшийся из пальца на правой руке скафандра.
– Орамена, сударь. Принца-регента.