Справедливости ради отметим, что русский ареал в данном отношении – отнюдь не исключение. Имеются многочисленные свидетельства, что, например, элита британского общества тоже не брезгует соответствующим словарным запасом. Со времён короля Генриха VIII в Великобритании утвердилось выражение «Ругаться, как лорд».
Впрочем, лорды здесь не едины. Знаменитый филолог Анна Вежбицка справедливо отмечает, что в английской культуре бранные выражения вполне допустимы и рассматриваются обществом всего лишь как проявление этакой мужественности. От англичан не отстают американцы, ирландцы и австралийцы. При этом не отмечается особых различий в плане образования или социального положения.
Другое дело, что речь здесь главным образом идёт не столько о выражении гнева, сколько о дружеском общении. Профессор Т. В. Ларина подчёркивает, что такая тенденция стала заметнее в самое последнее время. Англоязычные народы всё охотнее пользуются даже такими ещё недавно абсолютно недопустимыми словечками, как «fuck» и его производные.
Примеры из книги Т. В. Лариной «Категория вежливости и стиль коммуникации» (автор каждый раз указывает, что говорящие – вполне интеллигентные образованные люди, в том числе женщины:
Let me make you a coffee, for fuck’s sake!
‘Brilliant’ he said to my breasts. ‘Absolutely fucking brilliant.’
You, my darling, are an absolute fucking brilliant.
What the fuck is wrong with you?
How’s life, little bastard?
What the bloody hell are you talking about?
You look shit, my friend.
Перевести все эти фразы буквально абсолютно невозможно: в русскоязычном «приличном обществе» женщина пока ещё не может сказать что-нибудь вроде: «Давай я тебе приготовлю кофе, мать твою ети!» В большинстве случаев «fucking», «hell» и др. – простые эмоциональные усилители типа русских «чертовски (красивый)», «чёрт побери!» и прочие. «Bastard» (ублюдок, выблядок) – доброжелательное обращение.
Правда, и русский может выдать какое-нибудь дружелюбное «Привет, ёбаный-в-рот, ты где это пропадал?», но услышать такое в обществе, принадлежащем к среднему классу, пока маловероятно.
Сочетанием «непарламентские выражения» обычно характеризуют грубую брань, но практика показывает, что самые что ни на есть подлинные «парламентские выражения» также могут не отличаться особой деликатностью. В своей монографии немецкий исследователь Ф. Кинер приводит данные протоколов парламентских слушаний во Франции. За один только год (лето 1949 – лето 1950 гг.) зафиксировано, что коммунисты обзывали своих противников 110 раз канальями, 205 раз свиньями и скотами, 180 раз ослами, 270 раз фашистами и 80 раз провокаторами. Социалисты 50 раз отзывались о своих врагах как о грабителях трупов, 50 раз как о пожирателях икры. Народная католическая партия и некоторые партии поменьше не стеснялись в употреблении таких выражений, как «Поросёнок!» (120 раз), «Бестолочь!» (65 раз), «Шарлатан!» (20 раз), «Провокатор!» (90 раз), «Неумёха!» (12 раз).
Небольшая выдержка из дилога двух парламентариев британской палаты представителей 1975 года:
Dr. R.t. Gun (Labor). Why don’t you shut up, you great poofter?
Mr. J. W. Boutchier (Liberal). Come round here, you little wop, and I’ll fix you up.
В приблизительном русском переводе этот диалог мог бы звучать так:
Д-р Р. Т. Ган (лейборист): Почему ты не заткнёшься, сутенёр ты поганый?
Г-н Дж. У. Бурчиер (либерал): Иди сюда, ублюдок, и я врежу тебе.
Газетное сообщение: наследный принц Чарльз, выступая перед австралийскими школьниками, выронил листок с записанной речью и в сердцах воскликнул: «Oh God, my bloody bit of paper!» Дословный перевод здесь невозможен, потому что «God!» («Боже!») в английской практике – богохульство, а «bloody» и вовсе непереводимо; вероятно, по-русски более или менее адекватно всё это можно было бы передать как «Ах ты, блядь! Ёбаный листок!»
Правда или нет, но газета утверждает, что в листке, вызвавшем такую реакцию принца, было якобы аписано: «Сквернословие – привычка презренная и глупая».
Депутаты Государственной Думы России признают, что в кулуарных обсуждениях они вполне в состоянии посоревноваться с их зарубежными коллегами. Газета «Известия» в 1995 году писала:
Крепчает парламентский язык. […] Ю. Д. Черниченко поведал, что мат стал официальным парламентским языком дискуссий в Думе и высших эшелонов власти. Как французский – у былой аристократии. Это новояз новой политэлиты. По словам депутата, не употребляют только Э. Памфилова и Е Гайдар. За что и погорели.
В монументальном исследовании «Этика политического успеха» читаем:
И всё же можно говорить о предпочтении или непредпочтении общения с помощью инвективной лексики в различных социальных группах. Особенно заметна разница в употреблении инвектив в зависимости от конфессиональной принадлежности. По некоторым наблюдениям, католики-мужчины обращаются к инвективе чаще, чем протестанты, православные в Хорватии и Боснии – чаще, чем католики, христиане – чаще, чем мусульмане, причём эти последние прибегают к инвективном плане к именам Иисуса, Божией Матери, католическим постам, Папе Римскому, кресту и тому подобное, но никогда не поносят свои собственные святыни.
Стоит упомянуть об анализе инвективных предпочтений умственно отсталых людей. Такое исследование было проведено в США. Выяснилось, что умственно отсталые считают наиболее грубыми инвективы, связанные с интеллектом, характером и национальной принадлежностью или внешностью оппонента.
Устами младенца
Исследователи называют самые разные цифры носителей русской культуры, активно использующих инвективную лексику, которую некоторые из них называют «ненормативной» или «нестандартной». В большинстве случаев речь идёт о более чем 70 процентах населения. Если принять эту цифру, придётся согласиться, что такие термины неудачны, ибо получится, что «нормативных» и «стандартных» граждан меньше, что абсурдно по определению.
Не вызывает сомнения существование своеобразных детских инвектив. Инвективы сопровождают человека практически «с младых ногтей». Характерные инвективные возгласы встречаются у детей чуть ли не с первых попыток заговорить. Большей частью дети выражают своё неудовольствие словесно. С возрастом инвективные возможности увеличиваются, появляются самые разнообразные саркастические замечания, обзывания, дразнение, невыгодные сравнения, сплетни, клеветнические заявления и другие способы выражения неприязни.
Стратегия инвективного общения взрослых обнаруживает удивительное сходство с детскими дразнилками. Среди функций дразнилок – несколько полностью совпадающих со словесной агрессией взрослых.
Т. Джей подсчитал, как часто пользуются бранным словарём американские дети с 1 года до 12 лет. До одного года дети просто повторяют услышанные ими слова (например, «fuck»). В первые два года жизни соответствующий словарь вырастает до двух-трёх слов, к школьному возрасту их становится около двадцати. К подростковому возрасту таких слов примерно 30, затем это количество резко возрастает и достигает пика. Однако после этого всё зависит от социальных условий. Для сравнения: публично звучащий инвективный словарь взрослого американца может колебаться от 20 до 60 слов.
Во многих культурах дети всё чаще просто усваивают взрослый инвективный репертуар, причём непристойность инвективы порой не приходит детям в голову, они просто считают инвективу нормальным средством выражения своих эмоций. Пример из книги писателя В. Крупина:
Жена его положила сына в хомут, а я, кажется, пятилетний, пришёл с мороза погреться и вытереть сопли, увидел такое дело и, считая нормой русского языка все матерные слова, восхищённо сказал: «Ну, Анна, в такую мать, ты и придумала!»
Надо сказать, что во многих странах и культурах взрослые относятся к сквернословию детей без излишней драматизации. Известный американский психотерапевт, автор книги по семейному воспитанию H. Ginott, почти полвека тому назад предлагал матерям следующим образом реагировать на использование бранной лексики в их присутствии:
Такие слова мне очень не нравятся, но я знаю, что мальчики ими пользуются. Мне бы не хотелось их слышать. Прибереги их для раздевалки в спортзале. В нашем доме они запрещены.
Обратите внимание: абсолютного запрета на соответствующую лексику здесь нет, её использование всего лишь территориально ограничивается.
Исследователи детского фольклора отмечают как прямые заимствования инвективной лексики взрослых, так и более или менее «самодеятельное» творчество. Примеры из статьи о детской бранной лексике филолога О. Ю. Трыковой:
Дразнилки:
Борис – на яйцах повис; Света – звезда минета; Янка – лесбиянка; Максим, Максим, у тебя из жопы дым.
Загадки с подвохом:
Между ног дрягается, на «х» называется (Хобот у слона);
Красная головка работает ловко (Дятел)
Молчанка (проигрывает тот, кто заговорит первым):
Кто родился в жопе негра – отзовись!
Считалка:
Пида – раз,
Пидар – два,
Пидар – три,
Пидарасом будешь ты!
Частушка, явно заимствованная у взрослых. Алёша П. 14 лет:
Раньше были времена,
А теперь мгновенья.
Раньше поднимался хуй,
А теперь давленье.
Современного читателя может удивить, что сравнительно недавно деревенские жители специально учили детей матерной лексике. Специалисты объясняют это древней традицией, идущей от времён, когда мат ещё сохранял священный смысл. Помимо мата, для того, чтобы уберечь ребёнка от злых демонов, ему в колыбельных песнях желали смерти и присваивали «плохие имена» вроде Негодяй, Дурак, Косой, Рябой, Хворощ, Беда, Смерть, Могила или Некрас.