Добавим к этому, что такая трактовка «bad» разделяется сегодня и белым населением. Белый американец может восхищённо воскликнуть о понравившемуся ему событии: «That was bad!» (Правда, при этом «bad» следует растянуть: baaad!). Точно так же русский может с таким же восхищением отозваться об искусном спортсмене или артисте: «Мошенник!» или даже «Сука!» Существенная разница в том, что в американском случае перед нами официально, словарно зарегистрированное значение слова.
Тем не менее, можно ли сказать, что в подобных случаях отрицательное значение полностью меняется на положительное? Сравните два примера.
Из А. Островского:
Мамаева. Вы – герой! Вы – герой! Ваше имя будет записано в историю. Придите в мои объятья! (Обнимает его).
Из Н. Гоголя:
«Вишь, какой батько! – подумал про себя старший сын, Остап, – всё, старый собака, знает, да ещё и прикидывается!
Как видим, оба эти обращения выражают примерно одну и ту же эмоцию – восхищение, однако делают они это совершенно по-разному. В случае «героя» всё проще: «герой» – это человек, совершивший что-то очень хорошее. Со «старым собакой» дело обстоит иначе. Обращение «Собака!» имеет, как правило, бранную функцию, а восхищенное «Старый собака!» имеет сниженную просторечную окраску, то есть сохраняет оба знака – положительный и отрицательный. Остап, конечно, отцом восхищается, но отмечает и его хитрость, желание притвориться невеждой.
Вот пример с противоположной направленностью, то есть когда слово вроде бы ласкательное, а на деле звучит угрожающе.
Из М. Горького:
«Ах ты, рябой чёрт! А?.. Погоди, я тебе покажу, кто я такая! […] Это, миленький мой, игрушечки!
Ещё сложнее примеры подобные вот этому, из Д. Гранина:
– Не слишком ли вы упрощаете службу, дуся? – Вот, видели. – Николай Никитич с силой одёрнул мундир. – Несмотря на предупреждения что позволяет себе. Не беспокойся, Анисимов, мы с тобой встретимся, ой как встретимся!
За последние часы Анисимов допёк начальника милиции всем – своими фразочками, стихами и особенно идиотским этим словечком – дуся. Развязные манеры этого парня ликвидировали всякое сочувствие. Нахальная манера говорить нараспев. Масляный блеск его длинных волос, медные браслеты. Словечки ядовитые – и придраться нельзя, и в протокол занести неудобно.
Трудное положение милиционера понять легко: вне ситуации словечко «дуся» воспринимается с подозрением, но не более того: вы можете считать его «идиотским» или «ядовитым», но «…и придраться нельзя, и в протокол занести неудобно», ибо невозможно одновременно занести в протокол ситуацию, в которой говорящий это слово употребил.
В подобных случаях известный лингвист В. И. Шаховский предлагает говорить о «наведённых семах», то есть оттенках смысла, появляющихся в определённом контексте. В диснеевском фильме «Аладдин» влюблённая принцесса в ответ на всевозможные обвинения в адрес любимого восторженно произносит только его имя: «Аладдин!», то есть «наводит» положительный оттенок смысла на имя, которое не вызвало бы особой эмоции у другой, незаинтересованной девушки.
Задачи
Выше уже отмечались самые разнообразные функции инвективы. Но их гораздо больше. Попробуем составить их список. Но будем при этом помнить, что он, во-первых, всё равно будет неполным, а во-вторых, часть этих функций можно объединить, просто в таком виде он представляется удобным для изложения в популярном очерке.
1. Самая основная функция инвективы, от которой производны все остальные – это инвектива как средство выражения земного начала, противопоставленного возвышенному, священному. Об этой функции достаточно говорилось выше.
2. Инвектива как возможность получения психологического облегчения («Выругался – и полегчало!»).
3. Инвектива как средство понижения социального статуса адресата, помещение его на самой низкой ступени положения в обществе. Вот несколько таких примеров.
а) Можно просто сопоставить имя вашего оппонента с непристойным словом: «сраный», «ёбаный», английский «bloody», итальянский «maledetto», немецкий «verdammter» и так далее.
б) Можно использовать метафору, перенести на человека название животного: русский «Козёл!», французский «Cochon!» (свинья), японский «Чикусоо!» (скотина), азербайджанский. «Ешак!».
в) Можно обвинить в нарушении общественного запрета: греческий «Пусти!» (гомосексуал), болгарский «Курва!», турецкий«Boinuzlu!» (рогоносец) и др.
г) Можно воспользоваться сниженным словарём, использовав грубый вариант слова: русское «харя» и др.
д) Наиболее экзотический способ выражения своего пренебрежения адресатом принадлежит индейцам племени мохави. У них заклятых враг белых присваивает самому себе (!) кличку «гнусный белый», а мужчина, поссорившийся с женщиной, объявляет, что его отныне зовут «Вульва, чёрная, как уголь» (мохави уверены, что от длительного употребления определенные органы темнеют). Узнав об этом, его противница требует, чтобы теперь её, в свою очередь, называли «Чёрные яйца». Напрашивается аналогия с русским анекдотом, в котором рассерженный продавец, не желая терпеть капризы покупателя, но не смеющий и нагрубить, говорит: «Слушайте, встаньте вы на моё место, и тогда пошёл я к ебене матери!»
Все остальные функции так или иначе вытекают из первых трёх и в большинстве случаев соприсутствуют с остальными.
4. Парадоксальным образом статус адресата можно понизить с противоположной целью – установления дружественного контакта между людьми одного социального положения. Обыкновенно это жизнерадостные обращения типа «Привет, падла, что-то тебя давно не было видно!». Принцип стратегии говорящих в данном случае ясен: оба человека равны, если любой из них может понизить статус другого и тем самым уравнять их отношения. Обязательное условие здесь: говорящий ожидает, что слушающий не обидится и, в свою очередь, имеет право ответить подобным же образом.
С некоторыми оговорками сюда же можно отнести шутки и анекдоты, содержащие обильную непристойную лексику. В одном американском научно-фантастическом рассказе встречаются земляне и инопланетяне, которым предстоит выяснить намерения друг друга. Землянин возвращается с инопланетного корабля и сообщает:
Мы хорошо поладили. Я убедился, что люди и инопланетяне просто обязаны подружиться, если у них есть хоть малейший шанс. Видите ли, сэр, мы с ними потратили эти два часа, рассказывая друг другу похабные анекдоты…
5. От этой функции несколько отличаются инвективы как средство дружеского подтрунивания или подбадривания. У В. Высоцкого:
Мне инструктор помог – и коленом пинок —
Перейти этой слабости грань.
За обычное наше «Смелее, сынок!»
Принял я его сонную брань.
Разница здесь с предыдущим случаем в том, что отношения несимметричны: ответить матом инструктору ученик никак не может. Но брань тут – «сонная», то есть незлая.
6. Инвектива как средство ритуальной дуэли. Два оппонента могут осыпать друг друга оскорблениями, иногда очень сильными и обидными, исключительно с целью демонстрирования своего бранного мастерства. Подобный пример уже приводился на стр., но там он носил более или менее случайный характер. Приведём ещё более наглядный пример, отмечаемый этнографами у гренландских эскимосов, гималайских шерпов и др. На этот раз речь идёт о дуэльной перебранке двух молодых индийцев времён колониальной Индии:
По мере того, как длилась эта схватка, зрители приходили во всё большее возбуждение и с энтузиазмом аплодировали очередной струе грязных оскорблений. Противники прошлись по всей родословной друг друга, поколение за поколением, и каждый раз находили всё более и более отвратительные подробности, пока, наконец, дворник не был признан победителем. Он проследил родословную своего соперника на протяжении последних двух тысяч лет и представил убедительные доказательства того, что одна из его прямых родственниц по женской линии годами сожительствовала = уже когда овдовела – с полудохлой бычьей лягушкой и этим превзошла свою мать, которая сочеталась законным браком со вполне здоровым хряком и спала с ним. Потерпевший позорное поражение противник понуро выбрался из круга…
В английской культуре существует специальный термин «flyting», под которым понимается перебранка как «дуэль» и одновременно – как средство «завести» разъярённого противника.
Последние годы можно наблюдать возрождение этого жанра в ряде европейских культур. В России это так называемые баттлы (очевидно, от английский «battle»), когда в присутствии группы болельщиков два представителя молодёжной культуры по очереди осыпают друг друга оскоблениями, не стесняясь в выражениях. Жюри объявляет победителя. Широкое развитие Интернета делает такие дуэли достоянием сотен тысяч молодых людей.
7. Это случай, напоминающий 5, но всё же отличный от него. Два человека могут относиться к третьему как к «козлу отпущения», то есть поносить его с обеих сторон и таким образом прийти к желаемому согласию. Речь идёт, таким образом, о том, чтобы «дружить против кого-либо». Прямая брань тут не обязательна, но весьма уместна.
8. Ещё одна родственная предыдущим группа, брань как своеобразный пароль, по которому говорящие узнают «своих».
Соответствующие примеры из газеты «Неделя» и из рассказа В. Крупина уже приводились на стр.
В этой функции употребляются инвективы в составе воровских жаргонов, всевозможных так называемых «блатных музык».
Немного об этой «музыке». Иногда считают, что этим «музыкам» присущ тайный характер. Дескать, ею пользуются с тем, чтобы непосвящённым было непонятно, о чём речь. Это заблуждение: любой уголовный следователь прекрасно владеет всей этой «феней», а «феня» продолжает функционировать. Очевидно, цель у неё другая, которую выразил Р. Киплинг словами своего Маугли, ими он объявлял обитателям джунглей, что он им друг: «Мы одной крови, вы – и я!»