ирландских оскорблений «Informer’s blood!» («кровь доносчика», подразумевается: «В тебе течёт кровь доносчика!»).
В монгольском употреблении «кровь» также является одним из самых заметных ругательств во всей национальной культуре. По всей видимости, это сокращённое «Кашляй кровью!», то есть что-то вроде злопожелания «Чтоб тебе кровью кашлять!».
В определенном родстве с такими инвективами находятся грузинские и армянские «Чтоб твою кровь выпили!», «Чтоб остановилась твоя кровь!», армянское «Арнататах линес!» – «Чтоб тебе кровью истечь!» и др. типа – «Я выпью твою кровь!». Сравним армянский комплимент «Человек со сладкой кровью!», то есть симпатичный и душевный.
Но особенно большую известность и распространение даже за пределами своей национальной культуры приобрело инвективное английское прилагательное «bloody» и восклицания типа «Му blood!», «By the blood of Christ!» и так далее Сравнительно недавно в британском варианте «bloody» играло ту же роль, что современное американское «fucking», то есть могло сопровождать практически любое существительное во имя придания всему сочетанию табуированного характера.
Показательна в этом смысле нашумевшая история с употреблением слова «bloody» с театральной сцены знаменитой английской актрисой в пьесе столь же именитого драматурга Д. Б. Шоу «Пигмалион», где Элиза Дулитл восклицает: «Not bloody likely!» – что, вероятно, по крепости приблизительно соответствовало современному русскому «Ни хуя подобного!»
Особенно любопытно, что это слово было прочитано будущими зрителями в тексте пьесы, но не вызвало такого ажиотажа, как в момент «озвучания» его актрисой. Вот как писала об этом газета «Daily Sketch» в апреле 1914 г.:
Сегодня состоится представление «Пигмалиона», в котором г-жа Патрик Кемпбелл, по-видимому, произведёт такую театральную сенсацию, какой у нас не было уже много лет. Сенсацию произведёт одно слово в новой пьесе Шоу. Г-н Шоу включил в пьесу одно запрещённое слово. Неужели г-жа Патрик Кемпбелл его произнесёт? Вмешался ли уже цензор, или это слово распространится повсеместно? Если он его не запретил, может произойти все, что угодно! <…> Это слово, которое «Дейли Скетч», вне всякого сомнения, не может напечатать, сегодня будет произнесено со сцены.
По свидетельству очевидцев, актриса таки произнесла напряженно ожидаемое слово, после чего аудитория разразилась шумом и хохотом. По-видимому, этот эпизод в немалой степени содействовал уменьшению «взрывчатой силы» «bloody» в британском обществе. В результате через определённое время некоторые режиссеры даже заменяли эту реплику Элизы на более грубые варианты, например, трудно переводимое «Move your bloomin’ arse!».
В то время как инвективное использование «fucking» относительно понятно, такое же использование на первый взгляд довольно «невинного» слова bloody вызывает вопросы.
Объяснений популярности и особенно резкой грубости «bloody» существует несколько. Одно из предположений состоит в том, что это – редуцированная форма от устаревшей божбы «By our Lady!» (приблизительно «Клянусь Пресвятой Девой!»). Противники этого утверждения справедливо отмечают, что ни в какую эпоху не было возможно употребление инвективы типа «Shut your by-our-Lady mouth!» (приблизительно «Заткнись!»), то есть полное сочетание «By our Lady!» не могло стоять на том месте, где стоит современное «bloody».
Впрочем, все-таки нельзя исключить, что в то время, когда эта инвектива выглядела иначе, она и употреблялась не так, как теперь. Использование сокращённой формы вполне могло привести к изменению её места в предложении.
Тем не менее такое объяснение происхождения исследуемой инвективы вряд ли следует признать справедливым по соображениям, которые будут изложены ниже.
Некоторые авторы отмечают, что исчезновение или сокращение популярной божбы именами святых в Англии было связано с Реформацией и именем короля Генриха VIII. В то же время известно, что сам Генрих и его наследники, королева Елизавета часто прибегали к богохульству, в том числе – с упоминанием крови: «God’s blood!» («Клянусь кровью Господа!»). Доказать, что современное bloody происходит от этой инвективы, так же трудно, как и в предыдущем случае.
Среди сходных предположений – происхождение от сокращения «’s blood!», возводимого к «Christ’s blood!»
Отмечаются попытки возвести «bloody» к кельтскому, немецкому и даже русскому первоисточнику (в последнем случае – к сходному по звучанию «блядь»).
Ни одна из этих попыток не кажется убедительной ни с лингвистической, ни с психологической точек зрения, так как здесь не предлагается никакого объяснения невероятной шокирующей силе инвективы.
Более достоверной кажется связь «bloody» с существительным «blood», однако рядом исследователей предполагается, что и здесь связь не прямая. Например, «bloody» возводится к «bloods» – «золотая молодежь аристократического происхождения». Предполагается связь между распущенным поведением этой молодежи и негативным значением прилагательного. Это объяснение всё же не позволяет понять, почему сейчас, когда «bloods» в прежнем значении больше не употребляется, прилагательное «bloody» сохраняет шокирующее впечатление, притом несоизмеримое с впечатлением от «bloods» в XVII в.
Для лучшего понимания проблемы полезно подробнее проследить историю «ухудшения» значения прилагательного «bloody». По-видимому, в XVIII–XIX вв. оно вовсе не имело резко отрицательных, тем более инвективных созначений, но могло употребляться в качестве несильного эмоционального усилителя. Во второй половине XVIII в. оно имело широкое хождение в кругах буржуазии и вообще в образованной английской среде. Д. Свифт пишет своей знакомой: «It was bloody hot walking today» (Что-то вроде «Гулять сегодня было чертовски жарко»).
Но постепенно «bloody» меняет «социальную ориентацию» и приобретает огромную популярность в малообразованных слоях, что, по всей вероятности, и явилось одной из главных причин падения его статуса. Слóва «bloody» стали избегать средние и высшие классы, на него накладывалось одно из самых жёстких табу.
Особенно прочным это табу было в викторианскую эпоху, известную своим пуританским отношением к вопросам буржуазной морали.
В первой половине нашего столетия положение начинает меняться в сторону смягчения шокирующей силы этого слова. Однако до наступления этого периода сравнительной реабилитации «bloody» оно в резко непристойном значении успело распространиться по территории всей Британской империи, особенно в Австралии и Новой Зеландии.
В США же оно никогда не приобретало чрезмерно сниженного значения. Можно считать, что в настоящее время bloody переживает в США процесс междометизации, хотя табу-сема там, безусловно, сохраняется.
Сравним в этой связи приводимый автором нашумевшей книги “The American Language” Х. А. Менкеном разговор двух американских рабочих у избирательного плаката. На вопрос одного из них, что означает лозунг «One man, one vote», другой «разъясняет»: «Это означает “One bloody man, one bloody vote”». (В русском варианте эти два лозунга могли бы выглядеть как «Один человек – один голос» и «Один ёбаный человек – один ёбаный голос».) Как указывает X. А. Менкен, два бессмысленных слова, добавленных к лозунгу, помогли понять сказанное.
Впрочем, несмотря на то, что в британских справочниках неоднократно отмечается бóльшая грубость «bloody» в Англии, нежели в США, не подлежит сомнению, что и в Англии это слово посегодня пользуется успехом во всех слоях общества. По мнению председателя Британского совета по телевидению лорда Р. Могга, «bloody» сильно ослабело после Первой мировой войны и теперь вызывает протесты лишь небольшого числа телезрителей: из 56 опрошенных в процессе исследования этого вопроса в 1991 году 47 сочли это слово приемлемым в телепередачах.
Итак, можно констатировать, что названные выше объяснения исследуемой инвективы мало помогают понять суть дела. Во-первых, они, эти объяснения, не обладают силой обобщения: то, что еще как-то объясняет происхождение «bloody», не может объяснить происхождения подобного же бранного слова во французском или немецком языке в том же значении. Возникновение же аналогичных инвектив в разных национальных культурах по совершенно разным причинам чрезвычайно маловероятно. Во-вторых, ни одно из предложенных выше объяснений не проливает свет на резкое «ухудшение» значения, на возникновение табу на эти слова.
Поэтому более целесообразно присмотреться к буквальному значению соответствующих слов, то есть попытаться понять смысл инвективы, исходя из значения «кровь». Стоит вспомнить, что понятие крови всегда было и остается одним из самых священных понятий всех народов мира (сравним красный цвет на знамени многих стран, выражения типа «проливать кровь», «платить кровью», «кровь за кровь» и так далее).
В свое время понятие крови подвергалось жёсткому табу, ибо местонахождение души полагалось в крови, с истечением крови «душа отлетала от тела» и тому подобное Сравним прямые свидетельства Библии:
Ибо душа всякого тела есть кровь его
Только строго наблюдай, чтобы не есть крови, потому что кровь есть душа
Таким образом, вполне основательно предположить, что первоначально bloody могло означать просто «покрытый кровью», «окровавленный», откуда пошло значение «насильственный», а уже от него – общее отрицательное переносное значение. Так, уже в XVII в. английский драматург Шадвелл упоминал «The bloody hands of critics», где «bloody» могло означать сразу «обагрённые кровью [писателей] руки критиков» и «эти чёртовы руки критиков». Значение «обагрённые кровью» время от времени оживлялось в силу национальной специфики исторического развития; в США перед Войной за независимость колонисты считали, что английские солдаты получили своё прозвище «bloody backs» (буквально «окровавленные спины») из-за постоянных порок, которым подвергались. Хотя, конечно, ничто не мешает считать, что в данном случае «bloody» вполне могло восприниматься колонистами и как презрительное наименование своих врагов, т. е. как, в лучшем случае, «чёртовы спины».