— Вот и «Феррато», — проговорил доктор, указывая на яхту, слегка покачивающуюся на волнах. — Вы не забудете, конечно, господин губернатор, что обещали позавтракать в воскресенье утром на борту моего судна?
— И вы тоже не должны забывать, доктор Антекирт, что обедаете у меня в то же воскресенье!
— Я не премину воспользоваться вашим любезным приглашением!
Они дружески расстались, но губернатор оставался на пристани до тех пор, пока вельбот доктора не вышел из гавани в море.
Вернувшись на яхту, Петер спросил доктора, все ли получилось так, как он хотел.
— Да!… — ответил доктор Антекирт. — В воскресенье вечером Карпена будет на борту «Феррато» с разрешения самого губернатора Сеуты!
В восемь часов вечера паровая яхта снялась с якоря и взяла курс на север. Вскоре гора Эль-Хорра, господствующая в этом месте над марокканским побережьем, исчезла в ночном тумане.
Глава вторая
ЭКСПЕРИМЕНТ ДОКТОРА
Путешественник, который сойдёт на берег в Гибралтаре, ни за что не догадается, в каком пункте земного шара он находится, если только он не знал заранее, куда направляется привёзший его корабль.
Он увидит прежде всего пристань и множество причалов, потом крепостную стену с бастионом и ничем не примечательными воротами, дальше неправильной формы площадь, зажатую между высокими казармами, которые уступами поднимаются по склону холма, и начало длинной, узкой, извилистой улицы, носящей название Мэйн-стрит.
На этой улице, мостовая которой остаётся сырой в любую погоду, царит неизменное оживление: носильщики, контрабандисты, чистильщики сапог, продавцы сигар и спичек толпятся здесь среди повозок, телег и тележек, гружённых овощами и фруктами, взад и вперёд снуют мальтийцы, марокканцы, испанцы, итальянцы, арабы, французы, португальцы, немцы. В этом космополитическом смешении народов можно встретить даже граждан Соединённого королевства, представленных по большей части пехотинцами в красных мундирах и артиллеристами в голубых куртках и крохотных плоских шапочках, которые каким-то чудом держатся на одном ухе.
Новоприбывший находится, однако, в Гибралтаре, на Мэйн-стрит, пересекающей весь город от Морских ворот до ворот Аламеды. Отсюда дорога ведёт к мысу Европа, в четырёх с лишним километрах от города, минуя нарядные виллы, склады со снарядами, артиллерийские батареи различных образцов и систем и проходя под сенью высоких деревьев, среди растительности всех поясов земного шара. Эти четыре километра приблизительно и составляют длину гибралтарского утёса, похожего на безголового дромадера, который лежит, скорчившись, на песках Сан-Рока, а хвост опустил в Средиземное море.
Огромный утёс, высотой в четыреста двадцать пять метров, отвесно обрывается в сторону Испании и грозит ей своими пушками — «зубами старухи», как говорят испанцы. В крепости более семисот артиллерийских орудий, жерла которых выглядывают из бесчисленных бойниц. Двадцать тысяч жителей Гибралтара и шесть тысяч солдат его гарнизона обосновались на нижних уступах горы, омываемой водами залива, но на вершине древнего Кальпе все ещё живут подлинные хозяева этой земли — знаменитые бесхвостые обезьяны «monos» из семейства четвероруких, издревле населяющие юг Испании. С вершины утёса, господствующего над проливом, виден весь марокканский берег. Средиземное море с одной стороны. Атлантический океан — с другой, а в английскую подзорную трубу можно обозревать горизонт на протяжении добрых двухсот километров, исследуя малейшие извилины побережья, что, впрочем, гарнизон и делает.
Если бы, по счастливой случайности. «Феррато» прибыл на гибралтарский рейд дня на два раньше, если бы между восходом и заходом солнца доктор Антекирт с Петером Батори высадились на маленькой пристани и, выйдя через Морские ворота на Мэйн-стрит, добрались до ворот Аламеды, а затем до великолепного парка, раскинувшегося слева по склонам холма, то весьма вероятно, события, рассказанные в этой книге, приняли бы иной оборот и развязка, пожалуй, наступила бы быстрее.
В самом деле, девятнадцатого сентября, во второй половине дня, на одной из высоких деревянных скамеек английского парка, в тени прекрасных деревьев, сидели спиною к батареям рейда два человека и разговаривали, стараясь, чтобы никто их не слышал. Это были Саркани и Намир.
Читателям уже известно, что Саркани должен был встретиться с Намир в Сицилии в тот день, когда предпринято было нападение на «Каса Инглеза», закончившееся смертью Зироне. Предупреждённый вовремя Саркани изменил план действий, и доктор напрасно прождал его целую неделю в Катании. А Намир, получившая приказание немедленно покинуть Сицилию, вернулась в Тетуан, где она тогда жила. Из Тетуана она и приехала в Гибралтар — место встречи, назначенное Саркани. Он же прибыл туда накануне и рассчитывал уехать на следующий день.
Намир, суровая сообщница Саркани, была предана ему душой и телом. Она воспитала его, как мать, в дуарах Триполитании и не покидала, даже когда он был маклером в Триполи и поддерживал тайные связи со страшной сектой сенуситов, грозившей захватить Антекирту, как об этом было сказано выше.
Намир, сосредоточившая на Саркани все свои чувства и помыслы, была привязана к нему гораздо сильнее, чем когда-то Зироне — друг, деливший с ним горести и радости. По одному знаку Саркани она совершила бы преступление и не колеблясь пошла бы на верную смерть. Итак, Саркани мог вполне положиться на Намир, и теперь он вызвал свою наперсницу в Гибралтар, чтобы поговорить с ней о Карпене, который после ареста стал для него очень опасен.
Это была их первая и единственная встреча со времени приезда Саркани в Гибралтар, разговор вёлся на арабском языке.
Прежде всего Саркани задал Намир вопрос, который оба сообщника, очевидно, считали наиболее важным, ибо от него зависело их будущее:
— Где Сава?
— Она в Тетуане, в надёжном месте, — ответила Намир, — на этот счёт ты можешь быть вполне спокоен!
— Ну, а в те дни, когда ты уезжаешь?…
— Когда я уезжаю, в доме остаётся преданная мне старая еврейка и сторожит её днём и ночью! Этот дом — настоящая тюрьма, туда никто не проникнет! К тому же Сава не знает, что она в Тетуане, не знает, кто я, и даже не подозревает, что находится в твоей власти!
— Ты по-прежнему говоришь с ней о замужестве?
— Да, Саркани, — ответила Намир. — Я вое время приучаю её к мысли, что она должна стать твоей женой, так оно и будет!
— Это необходимо, Намир, совершенно необходимо, тем более что от состояния Торонталя остались лишь крохи!… Что поделать, бедняге Силасу сильно не везёт в игре!
— Ты не нуждаешься в нём, Саркани: скоро ты станешь много богаче, чем прежде!
— Знаю, Намир, но свадьба должна состояться не позже известного срока, и этот срок уже приближается! Нужно, чтобы Сава добровольно согласилась стать моей женой, иначе…
— Я заставлю её подчиниться, — воскликнула Намир. — Да, я вырву у неё согласие!… Можешь положиться на меня, Саркани!
При этих словах на лице марокканки появилось решительное и свирепое выражение.
— Прекрасно, Намир! — ответил Саркани. — Продолжай хорошенько её стеречь! Скоро я приеду к вам!
— Не думаешь ли ты, что нам лучше покинуть Тетуан? — спросила марокканка.
— Нет, к чему это? Ведь там никто не знает Савы, да и знать не может! А если что-нибудь изменится, я тотчас же извещу тебя.
— Ну, а теперь скажи, Саркани, — спросила Намир, — зачем ты вызвал меня в Гибралтар?
— Видишь ли, есть вещи, о которых не стоит писать, и мне лучик переговорить с тобой с глазу на глаз.
— Говори, Саркани, я готова исполнить любое твоё приказание.
— Выслушай же, как обстоят мои дела, — продолжал Саркани. — Госпожа Батори исчезла, её сын умер! Итак, из всей этой семьи мне больше некого опасаться! Госпожа Торонталь умерла, а Сава теперь в моей власти! С этой стороны мне тоже ничто не грозит! Но есть другие люди, которым известны мои тайны: один из них Силас Торонталь, мой сообщник, всецело подчинился моему влиянию, а другой, Зироне, погиб в Сицилии. Ни тот, ни другой не станет, да и не может свидетельствовать против меня!
— Чего же ты боишься в таком случае? — спросила Намир.
— Я боюсь вмешательства только двух людей. Одному из них отчасти известно моё прошлое, ну а другой, по-видимому, интересуется моими делами больше, чем следует.
— Первый — Карпена?… — задала вопрос Памир.
— Да, — ответил Саркани, — а второй — доктор Антекирт. Его связи с семейством Батори в Рагузе мне всегда казались весьма подозрительными. Впрочем, я узнал от Бенито, трактирщика из Санта-Гротта, что Антекирт, этот богач-миллионер, подстроил западню Зироне с помощью некоего Пескадора, находящегося у него в услужении. Если он так поступил, то, конечно, лишь для того, чтобы похитить Зироне — меня-то он не захватит, руки коротки! — и вырвать у него нашу тайну!
— Это ясно, как день, — ответила Намир. — Вот почему тебе следует особенно остерегаться доктора Антекирта…
— И надо по возможности знать, что он делает, а главное, где находится.
— Это не так-то легко, Саркани, — возразила Намир. — Мне говорили в Рагузе, что доктор Антекирт нынче в одном конце Средиземного моря, а завтра в другом!
— Да, этот человек кажется прямо вездесущим! — воскликнул Саркани. — Но я не позволю ему вмешиваться в мою игру и сумею с ним разделаться, даже если мне придётся отправиться за ним на остров Антекирта…
— После свадьбы, — ответила Намир, — тебе нечего будет опасаться ни его, ни других!
— Безусловно… но покамест…
— А покамест надо быть начеку! К тому же у нас есть одно важное преимущество: мы всегда можем узнать, где находится доктор Антекирт, а он ничего не знает о нас! Поговорим теперь о Карпене. Почему ты боишься этого человека, Саркани?
— Карпена осведомлён о моих отношениях с Зироне! За последние годы испанец участвовал во многих набегах, к которым и я приложил руку, он может донести…
— Пусть так, но Карпена теперь в Сеуте, он осуждён на вечную каторгу!