Матильда ничего не сказала. Она чувствовала, как напряжение в комнате всё нарастает и нарастает.
– Ты настолько умнее, чем все твои ровесники, – продолжала мисс Ласкин, – что я просто теряюсь. С виду ты самый обычный ребёнок, но ты не просто ребёнок, нет, потому что мыслишь и рассуждаешь совсем как взрослая. Так что мы, наверно, можем назвать тебя взрослым ребёнком, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
И опять Матильда ничего не ответила. Ждала, что же будет дальше.
– До сих пор, – продолжала мисс Ласкин, – я и представить себе не могла, что возьму и начну с кем-то обсуждать моё положение. Ведь это стыдно. И у меня не хватает смелости. Смелость из меня ещё в ранней юности всю повышибли. Но сейчас вдруг мне безумно захотелось с кем-нибудь поделиться. Ты, конечно, маленькая, ты крошечная девочка, я понимаю, но в тебе есть волшебная сила, Матильда. Я же это видела собственными глазами.
Матильда навострила уши, она вся обратилась в слух. Этот голос взывал о помощи. Явно. Что же дальше будет?
И вот голос снова заговорил.
– Выпьешь ещё чайку? – сказал голос. – Ещё чуть-чуть, кажется, осталось.
Матильда кивнула.
Мисс Ласкин разлила остаток чая по обеим кружкам и подбавила молока. Снова села, обхватила свою кружку ладонями и стала потягивать чай.
Долго-долго они обе молчали, а потом мисс Ласкин спросила:
– Можно я тебе расскажу свою историю?
– Ну конечно – сказала Матильда.
– Мне двадцать три года, – начала мисс Ласкин. – И когда я родилась, мой отец был доктором в этом городке. У нас был милый старый дом, просторный, из красного кирпича. Он упрятан в лесу, за холмами. Ты его никогда, наверно, не видела.
Матильда молча кивнула.
– Там я и родилась, – продолжала мисс Ласкин. – И скоро произошла первая трагедия. Мама умерла, когда мне было два года. Отец, доктор, был с утра до вечера занят работой, и ему понадобился кто-нибудь, чтоб вести хозяйство и приглядывать за мной. И он пригласил незамужнюю мамину сестру, мою тётку, жить с нами вместе. Она согласилась и переехала к нам.
Матильда жадно слушала.
– А сколько лет было этой вашей тёте, когда она к вам переехала? – спросила она.
– Не так уж много, – сказала мисс Ласкин. – Под тридцать или, может, слегка за тридцать. Но я с самого начала её возненавидела. Я ужасно скучала по маме. А тётка была злющая. Отец ничего не знал, он пропадал на работе, а когда приходил домой, она мигом прикидывалась доброй и ласковой.
Мисс Ласкин помолчала, отхлебнула чаю.
– Сама не знаю, зачем я тебе всё это рассказываю, – смущённо сказала она.
– Говорите, – попросила Матильда. – Ну пожалуйста, говорите.
– Ну вот, – продолжала мисс Ласкин. – И тут произошла вторая трагедия. Когда мне было пять лет, отец умер, совершенно внезапно. Вчера ещё был здоров, а сегодня умер. И осталась я одна со своей тёткой. Она сделалась моей официальной опекуншей. Получила надо мной все родительские права. И каким-то образом стала вдобавок фактической владелицей нашего дома.
– А от чего умер ваш папа? – спросила Матильда.
– Интересно, что ты об этом спрашиваешь, – удивилась мисс Ласкин. – Я была слишком маленькая, когда он умер, и никаких вопросов, естественно, у меня не возникло, но попозже я поняла, что смерть его была окружена весьма таинственными обстоятельствами.
– Но хоть известно, как он умер? – спросила Матильда.
– Ну, не совсем, – как-то неуверенно выговорила мисс Ласкин. – Понимаешь, никто не верил, что он мог учинить такое. В высшей степени спокойный, трезвый, рассудительный человек.
– Учинить что? – насторожилась Матильда.
– Покончить с собой.
Матильда опешила.
– И он покончил? – еле выговорила она.
– Так это выглядело, – сказала мисс Ласкин. – Но кто знает? – И она пожала плечами, отвернулась и стала смотреть в мутное маленькое окно.
– Я знаю, о чём вы думаете, – почти прошептала Матильда. – Вы думаете, что эта ваша тётка его убила, подстроив, чтобы всё выглядело так, как будто бы он покончил с собой.
– Ничего я не думаю, – медленно проговорила мисс Ласкин. – Никто никогда ничего такого не должен думать, если нет доказательств.
В комнате стало очень тихо. Матильда заметила: руки, сжимающие кружку, едва заметно дрожат.
– А что потом? – спросила она. – Вот вы остались с тёткой вдвоём, и что? Она хорошо с вами обращалась?
– Хорошо обращалась? – вскрикнула мисс Ласкин. – Да это был сам дьявол во плоти. Как-только не стало отца, она совсем распоясалась. Моя жизнь превратилась в сущий ад.
– И что она вам сделала? – спросила Матильда.
– Даже не хочется вспоминать, – сказала мисс Ласкин. – Слишком страшно. В конце концов она до того застращала меня, что я вся тряслась, стоило ей войти в комнату. Понимаешь, я же никогда не обладала таким исключительно сильным характером, как у тебя. Я всегда была робкая, застенчивая.
– А других родственников у вас не было? – поинтересовалась Матильда. – Дяди, тёти, бабушки – куда же они все подевались?
– Если они даже и были, я никого не знала. Все либо умерли, либо уехали в Австралию. У меня и сейчас никого нет.
– И вы росли в том доме, одна со своей тёткой, – сказала Матильда. – Но вы же, наверно, потом в школу пошли.
– Разумеется, – подтвердила мисс Ласкин. – Я пошла в ту самую школу, в какую ты ходишь сейчас. Но жила я дома. – Мисс Ласкин помолчала, глядя в пустую кружку. – Я вот всё пытаюсь тебе объяснить, что с годами это чудище, моя тётка, так меня запугала и поработила, что, когда она мне отдавала приказ, не важно какой, я мгновенно повиновалась. Так бывает, знаешь. А когда мне исполнилось девять лет, я буквально стала её рабой. Я делала всю работу по дому. Стелила ей постель. На неё стирала и гладила. Вся стряпня была на мне. Я всё научилась делать.
– Но ведь можно было, наверно, кому-то пожаловаться?
– Кому? – вздохнула мисс Ласкин. – Да к тому же я слишком была запугана, никому не рискнула бы жаловаться. Говорю же тебе – я стала её рабой.
– Она вас била?
– Не будем вдаваться в подробности, – сказала мисс Ласкин.
– Какой ужас, – шепнула Матильда. – Вы, наверно, почти всё время плакали?
– Только когда оставалась одна, – вздохнула мисс Ласкин. – При ней – какое там плакать. Я жила в постоянном страхе.
– Ну, а что было, когда вы закончили школу? – спросила Матильда.
– Я хорошо училась, – ответила мисс Ласкин. – Я без особого труда могла поступить в университет. Но об этом не могло быть и речи.
– Но почему, мисс Ласкин?
– Потому что я была обязана батрачить дома.
– Но как вы стали учительницей? – спросила Матильда.
– В Ридинге есть колледж для подготовки учителей, – сказала мисс Ласкин. – Отсюда всего сорок минут на автобусе. И мне разрешили туда ездить при условии, что каждый вечер, не задерживаясь, я буду возвращаться домой, чтоб стирать, гладить, подметать и стряпать ужин.
– И сколько вам тогда было лет? – спросила Матильда.
– Когда поступила в колледж, мне было восемнадцать, – ответила мисс Ласкин.
– Но вы же могли собрать вещи и уйти, – предположила Матильда.
– Сперва надо было на работу поступить. И не забудь, к тому времени тётка уже так подмяла меня под себя, что я и шагу ступить не смела. Ты себе даже не представляешь, каково это – быть полностью под пятой у такой сильной личности. Превращаешься в тряпку, в полную размазню. Вот и всё. Вот и вся история моей грустной жизни. И хватит. Я тебе достаточно наговорила.
– Нет, дальше расскажите, пожалуйста, – взмолилась Матильда. – Это же ещё не всё. Как вам удалось всё-таки от неё отделаться и переселиться в этот смешной домик?
– О, это целая история, – сказала мисс Ласкин. – До сих пор горжусь.
– Расскажите, – попросила Матильда.
– Ну ладно, – согласилась мисс Ласкин. – Когда я получила работу учительницы, тётка мне объявила, что я задолжала ей кучу денег.
Я спросила, каким образом. Она сказала: «Потому что все эти годы я тебя поила-кормила и покупала тебе одежду и обувь!» И оказывается, там набежали уже целые тысячи и, чтобы вернуть долг, я должна в ближайшие десять лет отдавать ей всё своё жалованье. «А я, – она говорит, – буду тебе еженедельно выдавать фунт на расходы. И больше ни шиша, с тебя хватит». Она даже в школе договорилась, чтобы моё жалованье перечисляли прямо на её банковский счёт. И дала мне подписать бумагу.
– Ой, зачем же вы подписали? – вскрикнула Матильда. – Ведь только заработок и давал вам возможность обрести свободу.
– Ах, знаю, знаю, – вздохнула мисс Ласкин. – Но я же почти всю свою жизнь была её рабой и не могла ей перечить – не хватало пороху, смелости не хватало. Я всё ещё панически её боялась. Она ещё могла причинить мне ужасную боль.
– Да, но как же вы всё-таки ухитрились сбежать? – спросила Матильда.
– Ах! – и тут мисс Ласкин в первый раз улыбнулась. – Это произошло два года назад. Величайшая моя победа.
– Расскажите, пожалуйста, – попросила Матильда.
– Я, бывало, очень рано просыпалась и уходила гулять, пока тётка ещё спала, – рассказала мисс Ласкин. – И вот однажды бродила я по округе и набрела на этот крошечный домик. Смотрю – внутри никого. Разузнала, кто хозяин. Оказалось – один фермер. Я – к нему. Фермеры тоже встают очень рано. Вижу, он как раз коров доит. Спрашиваю, не сдаст ли он мне свой домишко. Он сперва и слушать не хотел. «Там невозможно жить! – говорит. – Никаких же удобств, ни водопровода, ничего!»
– Я всё равно хочу там пожить, – отвечаю. – Я романтик. Ваш домик невероятно мне приглянулся. Пожалуйста, сдайте мне его.
– Вот ненормальная, – он говорит. – Но раз уж вы так настаиваете, живите себе ради бога. А платить мне будете десять пенсов в неделю.
– Вот вам плата за месяц вперёд, – говорю. И даю ему сорок пенсов. – Огромное вам спасибо.
– Вот здорово! – крикнула Матильда. – Одним махом вы получили собственный дом! Но как же вы набрались храбрости, как решились сообщить об этом тётке?