Школьная сестра милосердия, а с ней ещё пятеро учителей, двое мужчин и три женщины, влетели в класс и заговорили наперебой.
– Наконец-то её кто-то нокаутировал! – сияя, крикнул один из учителей. – Поздравляю, поздравляю, мисс Ласкин!
А сестра милосердия кричала:
– Кто, кто на неё воду вылил?
– Это я, – гордо объявил Найджел.
– Молодец, – похвалил другой учитель. – Может, ещё подбавить?
Но сестра распорядилась:
– Прекратите. Надо отнести её в лазарет!
И вот пятеро учителей вместе с сестрой, кряхтя и постанывая, кое-как подняли гигантшу и, спотыкаясь и пыхтя, выволокли её из класса.
Тогда мисс Ласкин сказала ребятам:
– А сейчас вы лучше пойдите-ка поиграйте во дворе до следующего урока.
Она повернулась, подошла к доске и старательно стёрла всё, что там было написано.
Дети гуськом потянулись из класса. Матильда пошла вслед за ними, но, проходя мимо мисс Ласкин, замешкалась. Её сияющие глаза, встретились с глазами учительницы, и мисс Ласкин бросилась к Матильде, крепко-крепко обняла крошечную девочку и расцеловала.
Новый дом
В тот же день по городку расползлись слухи о том, что директриса, оправившись от обморока, вышла из школьного здания боевым шагом, но с перекошенным, бледным лицом.
На следующее утро она в школу не явилась. Во время большой перемены мистер Трилби, помощник директора, позвонил ей домой – спросить, не заболела ли она. Никто не взял трубку.
После уроков мистер Трилби решил как следует во всём разобраться и пошёл к дому, где жила мисс Таррамбах, – он стоял на самом краю городка, в леске за холмами, прелестный небольшой домик из красного кирпича, известный в округе как Красный дом.
Мистер Трилби позвонил в дверь. Никакого ответа.
Он громко постучал. Никакого ответа.
Он закричал во всё горло:
– Есть кто-нибудь?
Никакого ответа.
Мистер Трилби толкнул дверь и, к своему удивлению, обнаружил, что она не заперта. Тогда он вошёл.
В доме стояла мёртвая тишина, не было души, но вся мебель, все предметы были на своих местах.
Мистер Трилби поднялся по лестнице в хозяйскую спальню. Здесь тоже с виду всё было в порядке – но так казалось только до тех пор, пока мистер Трилби не стал открывать один за другим все шкафы и выдвигать все ящички. Ни одежды, ни белья, ни обуви – ничего. В шкафах и ящичках было совершенно пусто.
«Смылась», – сказал сам себе мистер Трилби и отправился извещать членов правления школы о том, что директриса, по всей видимости, исчезла.
На другое утро мисс Ласкин получила по почте письмо из местной адвокатской конторы с известием о том, что завещание покойного мистера Ласкина вдруг нашлось самым таинственным и непостижимым образом. Причём, согласно этому завещанию, сразу же после кончины отца мисс Ласкин на самом деле стала законной, полноправной владелицей недвижимости на краю городка, известной как Красный дом, которым до последнего времени распоряжалась мисс Агата Таррамбах. Кроме того, все сбережения мистера Ласкина, к счастью, до сих пор хранящиеся в банке, согласно последней воле покойного целиком и полностью переходят к его дочери. В конце письма указывалось, что, если мисс Ласкин сможет в ближайшее время зайти в контору, недвижимость и деньги будут безотлагательно переведены на её имя.
Так мисс Ласкин и сделала, и уже через две недели она перебралась в Красный дом, где прошли её ранние годы и где, к счастью, по-прежнему стояла с детства знакомая мебель и висели знакомые картины. С тех пор Матильда каждый день после уроков была желанным гостем в Красном доме, и между учительницей и маленькой девочкой крепла самая настоящая дружба.
А в школе меж тем тоже произошли значительные преобразования. Как-только стало окончательно ясно, что мисс Таррамбах навсегда исчезла со сцены, вместо неё директором был назначен достойнейший мистер Трилби. И Матильду сразу же, в срочном порядке, перевели в старший класс, где мисс Плимсол очень скоро убедилась в том, что рассказы мисс Ласкин о неслыханных способностях Матильды ничуточки не грешат против истины.
Как-то вечерком, несколько недель спустя, мисс Ласкин с Матильдой, по обыкновению, чаёвничали в Красном доме, и вдруг Матильда сказала:
– Со мной случилась странная вещь, мисс Ласкин.
– А ну, расскажи, – попросила мисс Ласкин.
– Сегодня утром, – начала Матильда, – я решила что-нибудь подвигать глазами, просто так, шутки ради, и ничего у меня не получилось. Даже жарко глазам не стало, – прибавила она. – Сила ушла. По-моему, я окончательно её утратила.
Мисс Ласкин аккуратно намазала кусок чёрного хлеба маслом, потом подбавила клубничного варенья.
– Я так и думала, что произойдёт нечто подобное, – сказала она.
– Думали? А почему? – удивилась Матильда.
– Ну-смотри, – сказала мисс Ласкин, – это всего лишь догадка. Но вот как я рассуждаю. Пока ты была в моем классе, делать тебе было ну абсолютно нечего, вообще не к чему себя приложить. Твой удивительный ум просто маялся от безделья. Он кипел и бурлил, как безумный, у тебя в голове. Могучая энергия, запертая там, внутри, не находила выхода, вот ты и выпускала эту энергию из глаз и передвигала предметы. Теперь всё изменилось. Теперь ты в старшем классе, тебе приходится соревноваться с детьми, которые более чем вдвое тебя старше, так что все твои силы там же, в классе, и тратятся. Твой мозг впервые занят, он работает, трудится, а что может быть лучше? Это всего лишь теория, правда, и, возможно, глупая, но мне лично кажется, что она недалека от истины.
– А я даже рада, что так получилось, – сказала Матильда. – Ну что тут хорошего – всю жизнь творить чудеса?
– Ты и так достаточно сделала, – сказала мисс Ласкин. – До сих пор просто поверить не могу, что ты всё так замечательно для меня устроила.
Матильда, уютно примостившись на высоком стуле у кухонного стола, медленно жевала свой хлеб с вареньем. Как прекрасны были эти чаепития у мисс Ласкин! Наконец-то Матильда наслаждалась жизнью, и всё было так хорошо, и они с мисс Ласкин разговаривали более или менее на равных.
– А вот вы знали, например, – спросила вдруг Матильда, – что сердце мыши отбивает шестьсот пятьдесят ударов в минуту?
– Не знала, – улыбнулась мисс Ласкин. – Поразительно, просто восхитительно. А где ты это вычитала?
– В библиотеке, в одной книжке, – сказала Матильда. – То есть оно бьётся настолько быстро, что невозможно расслышать отдельные удары. Получается, наверно, просто такой гул.
– Да, наверно, – согласилась мисс Ласкин.
– А с какой, по-вашему, скоростью бьётся сердце ежа?
– Ну, скажи, – и мисс Ласкин снова улыбнулась.
– Не так быстро, как у мыши. Всего-навсего триста ударов в минуту. Но всё равно вы ни за что бы не подумали, что у такого неторопливого существа так быстро бьётся сердце, ведь правда, мисс Ласкин?
– Конечно, не подумала бы, – подтвердила мисс Ласкин. – Ещё про кого-нибудь расскажи.
– А вот у лошади, – сказала Матильда, – оно жутко медленное. Всего сорок ударов в минуту.
«Эту девочку, – думала мисс Ласкин, – всё на свете интересует. Рядом с ней невозможно соскучиться. До чего же мне всё это нравится!»
В тот вечер они, как всегда, пару часов просидели на кухне вдвоём, беседуя между собой, а потом, в шесть примерно, Матильда сказала: «До завтра» – и отправилась восвояси домой, куда от Красного дома было рукой подать – всего-то минут восемь ходу. Дойдя до своих ворот, девочка увидела большой чёрный мерседес, припаркованный снаружи. Она почти не обратила внимания на этот мерседес. Мало ли какие чудные машины то и дело стоят под окнами у папы. Но, войдя в дом, она обнаружила невиданный хаос и кавардак. Мама с братцем бешено носились по комнатам и запихивали в чемоданы всё, что попадалось им на глаза.
– Да что тут у вас творится? – крикнула Матильда. – В чем дело, папа?
– Мы сматываем удочки, – ответил мистер Мухомор, не поднимая на неё глаз. – Через полчаса нам кровь из носу надо быть в аэропорту, так что собирайся давай, да поживей. Твой брат наверху, в полной готовности. Пошевеливайся, дочка! Мы улетаем.
– Улетаем? – крикнула Матильда. – Но куда?
– В Испанию, – был ответ. – Там климат получше, чем в этой паршивой стране.
– В Испанию?! – крикнула Матильда. – Но я не хочу в Испанию! Мне и здесь хорошо! И я люблю свою школу!
– Делай, что тебе велено, и не вякай, – отрезал отец. – И без тебя голова пухнет!
– Но, папочка… – начала Матильда.
– Умолкни! – завопил папаша. – Через полчаса мы трогаемся. Не хватало мне только из-за тебя на самолёт опоздать!
– Но мы надолго уезжаем, папа? – крикнула Матильда. – Скажи, когда мы вернёмся?
– Мы не вернёмся! – рявкнул отец. – И на этом точка! Отстань! Мне некогда!
Матильда от него отвернулась и вышла в открытую дверь. И припустила со всех ног. Она побежала прямо к дому мисс Ласкин и добралась туда меньше чем за четыре минуты. Она полетела по дорожке к крыльцу и тут увидела мисс Ласкин. Та стояла в садике, среди розовых кустов, и что-то делала ножницами. Мисс Ласкин услышала топоток Матильды по гравию и сразу распрямилась, отвернувшись от своих роз.
– Что? Что случилось? – крикнула она девочке. – Да что с тобой такое?
Матильда стояла перед ней, запыхавшись, вся красная.
– Они уезжают! – крикнула она. – Они все там с ума посходили, что ли, складывают чемоданы и улетают в Испанию! Через полчаса!
– Кто – они? – спросила мисс Ласкин тихо.
– Мама, папа и братец Майкл, и они говорят, что я тоже должна с ними ехать!
– То есть в отпуск? – спросила мисс Ласкин.
– Насовсем! – крикнула Матильда. – Папа сказал, мы никогда не вернёмся!
Несколько секунд мисс Ласкин стояла молча. Потом она сказала:
– Вообще говоря, я не очень удивлена.
– Значит, вы знали, что они уезжают? – прокричала Матильда. – Так почему же вы мне не сказали?
– Нет, детка, – сказала мисс Ласкин. – Вовсе я не знала, что они уезжают. И тем не менее твоя новость меня не очень удивляет.