– Вот и ладненько, – сказал мистер Мухомор. – А теперь подсчитай, сколько я заработал на каждой машине, и потом сложи свои результаты. И тогда ты, конечно, сможешь мне сказать, сколько всего деньжат огрёб за сегодняшний день твой мозговитый отец.
– Это ж сколько всего складывать! – вздохнул Майкл.
– Подсчёты непростые, не спорю, но когда у тебя такой крупный бизнес, приходится поднатореть в арифметике. У меня буквально компьютер в голове. Я тебе за десять минут всё это подсчитаю.
– Неужели в уме, папочка? – сын вытаращил глаза.
– Ну, не то чтобы совсем. Этого тебе никто не сможет. Но всё равно я считаю очень быстро. Когда кончишь подсчёты, сообщи мне, сколько всего денег я выручил за сегодняшний день.
Матильда сказала тихо:
– Ты выручил четыре тысячи пятьсот три фунта пятьдесят пенсов, папа.
– Не твоё собачье дело! – цыкнул на неё мистер Мухомор. – Мы с твоим братом заняты финансами, а ты не суйся.
– Но, папа…
– Умолкни, – рявкнул мистер Мухомор. – Нечего тут гаданья разводить и умницу из себя строить.
– Да ты только посмотри в свой ответ, папа, – сказала Матильда ласково. – Если ты верно считал, у тебя должно было получиться четыре тысячи пятьсот три фунта пятьдесят пенсов. У тебя ведь столько получилось, папа?
Отец заглянул в бумажку, которую держал в руке. Он застыл. Он ничего не говорил. Все молчали. Потом он рыкнул:
– А ну-ка повтори!
– Четыре тысячи пятьсот три фунта пятьдесят пенсов, – повторила Матильда.
Все молчали. Отец покраснел как рак.
– Это правильный ответ, я уверена, – сказала Матильда.
– Ах ты… ах ты, мошенница ты маленькая! – вдруг взревел отец, тыча в неё пальцем. – Ты подсмотрела в мою бумажку! Прочитала, что я написал!
– Я же в другом углу комнаты сижу, папочка, – сказала Матильда. – Ну что я могла разглядеть?
– Не морочь мне голову! – орал отец. – Ну конечно, ты подсмотрела! Как же иначе? Никто не может раз-два – и сосчитать такое в уме, а девчонка особенно! Вы мошенница, мадам, вот вы кто! Мошенница и врунья!
И тут явилась мама с большим подносом, на котором стояли четыре тарелки с ужином. На сей раз это была рыба с жареным картофелем, которую миссис Мухомор приобретала в лавке «Фиш энд чипс», возвращаясь домой после игры в бинго. Игра в бинго так изнуряла её морально и физически, что на какую-то там стряпню уже не оставалось абсолютно никаких сил. И, если это не был «обед перед теликом», это была рыба с жареным картофелем.
– Ты чего это такой красный, Гарри? – спросила она, опуская поднос на журнальный столик.
– Твоя дочь мошенница и врунья, – сказал мистер Мухомор, беря тарелку с рыбой и ставя к себе на колени. – Включай телевизор и хватит болтать.
Платиновый блондин
Матильда не сомневалась, что эта последняя гнусность отца заслуживает строжайшего наказания, и, пока девочка сидела и жевала жуткую жареную рыбу с жуткой жареной картошкой, не глядя в телевизор и стараясь его не слышать, она перебирала в уме различные комбинации. Когда пришло время спать, всё было окончательно решено.
На другое утро она встала чуть свет, пошла в ванную и заперла за собой дверь. Как мы с вами уже знаем, волосы у миссис Мухомор были платиново-блондинистые и серебристо мерцали – примерно как колготки у цирковой эквилибристки. Главная окраска производилась в парикмахерской, два раза в год, но каждый месяц миссис Мухомор её освежала, прополаскивая волосы в тазике, куда подбавлялось что-то такое из флакона с надписью «Платиновый блонд, сверхстойкая краска для волос». То же средство использовалось для смазки неприятно-тёмных волосков, нагло вылезавших возле корней. Флакончик с надписью «ПЛАТИНОВЫЙ БЛОНД, СВЕРХСТОЙКАЯ КРАСКА ДЛЯ ВОЛОС» хранился в шкафчике над ванной, а на этикетке были и такие слова, уже помельче: «Осторожно – перекись! Держать подальше от детей!» Матильда уже раз сто в восторге их перечитывала.
У мистера Мухомора были густые чёрные волосы, он разделял их на прямой пробор и исключительно ими гордился.
– Сильные, здоровые волосы, – любил он повторять, – верный залог сильных, здоровых мозгов.
– Как у Шекспира, – однажды заметила ему на это дочка.
– Как у кого-кого?
– У Шекспира, папа.
– Мозговитый был, э?
– О, ещё какой, папочка.
– И волосы имел шикарные?
– Он был лысый, папочка.
Тут отец огрызнулся:
– Умолкни, если по-человечески разговаривать не умеешь.
Так или иначе, мистер Мухомор поддерживал красоту своих волос – или так ему казалось, – каждое утро щедро втирая в них жидкость под названием «ФИАЛКОВОЕ МАСЛО. ЛОСЬОН ДЛЯ ВОЛОС». Бутылочка с этой пахучей фиолетовой жидкостью всегда стояла в ванной, на полке над раковиной, рядом с зубными щётками всего семейства, и каждое утро, покончив с бритьём, мистер Мухомор яростно втирал в собственный скальп фиалковое масло. Массаж волос и кожи головы всегда сопровождался громким мужественным фырканьем, сопеньем, пыхтеньем и возгласами: «Эх, хор-р-р-рошо пошла-а! Да! Вещь! Втираем прямо в корешки!» – и всё это Матильда отчётливо слышала у себя в комнате через коридор от ванной.
И вот, в утреннем уединении ванной комнаты, Матильда отвинтила крышечку папиного фиалкового масла и вылила в раковину три четверти драгоценного состава. Потом долила бутылочку маминым «ПЛАТИНОВЫМ БЛОНДОМ, СВЕРХСТОЙКОЙ КРАСКОЙ ДЛЯ ВОЛОС». Матильда благоразумно оставила в папиной бутылке достаточно лосьона, так что после хорошей встряски вид у жидкости был ещё вполне фиолетовый. А потом она поставила бутылочку обратно на полку, а мамин блонд не забыла упрятать в шкаф. Пока всё шло хорошо.
За завтраком Матильда тихо сидела за столом в столовой и ела свои кукурузные хлопья. Брат сидел напротив неё, спиной к двери, и жадно лопал толстые ломти хлеба, густо смазывая их смесью кокосового масла с клубничным вареньем. Мамы не было видно – она стояла на кухне у плиты и готовила завтрак мистеру Мухомору, поджаривая на сковородке, как всегда, три яйца, плюс три ломтика хлеба, плюс три сосиски, плюс три кусочка бекона и несколько помидоров.
Мистер Мухомор шумно ввалился в столовую. Тихо входить в комнату он совершенно не умел, особенно во время завтрака. Он всегда сопровождал своё явление шумом и грохотом, чтобы оно было сразу всеми замечено. Он всем своим видом говорил: «А вот и я! Собственной персоной! Великий человек, хозяин дома, кормилец! Благодаря которому вы все тут как сыр в масле катаетесь! Встречайте! Выказывайте своё полное почтение!»
Сейчас он вошёл, огрел сына кулаком по спине и крикнул:
– Ну-с, мой мальчик, твой отец готов к новым подвигам в гараже на ниве выращивания деньжат! Есть у меня кое-какие милашечки, которые я намерен сегодня втюхать раззявам-покупателям! Мой завтрак где?
– Сейчас-сейчас, золотце! – крикнула миссис Мухомор из кухни.
Матильда уткнулась носом в свои хлопья. Она боялась поднять глаза. Во-первых, она-точно не знала, что ей сейчас предстоит увидеть. А во-вторых, не была уверена, что, увидев именно то, на что рассчитывала, она сумеет удержаться от смеха. Майкл смотрел прямо перед собой, в окно, за обе щёки уплетая хлеб с кокосовым маслом и клубничным вареньем.
Папа как раз обходил стол, чтобы усесться в его главе, когда мама принеслась из кухни с большущей тарелкой, на которой красовалась яичница, плюс бекон, плюс сосиски и помидоры. Мама подняла взгляд. Увидела мужа. Остановилась как вкопанная. И испустила такой пронзительный, такой истошный вопль, что и сама как будто взвилась в воздух, а тарелка с треском и грохотом рухнула на пол. Все вскочили, включая и мистера Мухомора.
– Чёрт побери, да что с тобой, женщина? – загремел он. – Смотри, во что ты ковёр превратила!
– Твои волосы! – вопила мама, тыча в мужа дрожащим пальцем. – Посмотри на свои волосы! Что ты сделал со своими волосами?
– Господи помилуй! Да чем тебе мои волосы не угодили? – недоумевал муж.
– Папа! Папа! Что ты сделал со своими волосами? – кричал сын.
В столовой прелестно разыгрывалась, как по нотам, великолепная, шумная массовая сцена.
Матильда ни звука не произнесла. Она просто сидела и наслаждалась дивным эффектом своих действий. Прекрасные чёрные волосы мистера Мухомора стали теперь грязно-серебристыми и мерцали точь-в-точь как колготки эквилибристки, правда, не стиранные весь цирковой сезон.
– Ты… ты… ты покрасился! – взвизгнула мама. – Зачем? С чего тебе взбрело это в голову, идиот? Вид абсолютно жуткий! Людей пугать! Курам на смех! Ты выглядишь как псих!
– Какого чёрта ты тут разоралась? – взревел папа, хватаясь за волосы. – Да не красил я их! С чего ты взяла, что я их покрасил? Что с ними такое? Или это дурацкая шутка? – Лицо у него позеленело и стало похоже на кислое яблоко.
– Нет, знаешь, ты их всё же покрасил, папа, – сказал Майкл. – Они совсем как у мамы стали, только гораздо грязней на вид.
– Ну, ясное дело, он покрасился! – кричала мама. – Не могут волосы сами собой взять и переменить цвет! И зачем, зачем тебе это понадобилось? Красавчиком стать удумал? А стал похож на чью-то прабабушку, окончательно выжившую из ума!
– Дайте мне зеркало! – взвизгнул папа. – Что вы все стоите и орёте на меня? Дайте мне зеркало!
Мамина сумочка лежала на стуле у противоположного конца стола. Она открыла сумочку и вынула пудреницу – там было зеркальце, вделанное изнутри в крышку. Мама щёлкнула этой крышкой и протянула мужу открытую пудреницу. Он взял её и поднёс к лицу, щедро осыпая пудрой свой роскошный, твидовый, неподражаемо клетчатый пиджак.
– Ой, да осторожно ты! – крикнула мама. – Ну-смотри, что ты наделал! Это же моя самая лучшая, дорогущая пудра от Элизабет Арден!
– О боже! – вопил папа, глядясь в зеркальце. – Что со мной?! Отвратный вид! Я на тебя стал похож, окончательно выжившую из ума! Как я в таком состоянии покажусь в гараже, как я смогу теперь кому-то машины впаривать?! Как? Как это случилось? – Он обводил взглядом присутствующих: сначала посмотрел на маму, потом на Майкла, потом на Матильду. – Как это вообще могло случиться?