Сейчас этот сон сбывался. Матильда смотрела вниз, на оставшуюся далеко внизу землю – зеленые пятна деревьев, крошечные, казавшиеся на такой высоте игрушечными, золотые фонтаны, на широкую бирюзовую полоску залива, простирающуюся до самого горизонта. Облака были совсем близко, казалось, что они живые, тяжело переваливающеися слоны небесного мира, неспешно бредущие куда-то вдаль, за море…
Вся корзина воздушного щара, в котором стояла Матильда, была покрыта покрыта гирляндами живых цветов. Сквозь рыхлые облака в причудливых кольцах и завитушках проскальзывал тонкий и острый лучик солнца, фонтаны внизу казались золотыми монетками, рассыпанными великаном, дворцовый комплекс – фарфоровым кукольным домиком.
Николай держал ее за руку. И они плыли по небу на хитроумном воздушном судне – великолепном воздушном шаре, украшенном изображением мифического двуглавого орла…
Шар плавно приземлился на площадку среди фонтанов. Все еще держась за руки, Матильда и Николай шагали, – опьяненные таким количеством воздуха и простора, ощущением неуязвимости выпавшего на их долю счастья.
Государыня Мария Федоровна смотрела на них, стоя на балконе. Губы ее образовали сурово сжатую линию. Матильда и Николай не замечали присутствия его матери – Матильда ничего не видела и не чувствовала, кроме слишком большого счастья, а он ничего не видел, кроме нее.
Матильда лежала на широкой постели в покоях Николая, широко раскинув руки и глядя на высокий потолок.
Николай шуршал бумагой в соседней комнате.
– Это не подарок. Давай будем считать это, допустим, обязательным условием, чтобы иметь соответствующий случаю внешний вид. Я тебя пригласил, а значит, моя обязанность обеспечить тебя всем необходимым, – донесся до нее его голос.
Матильда кивнула, улыбаясь в потолок. Спохватилась (Николай же ее не видит!), и приподнялась на локтях: «Да». Затем добавила шепотом, так, чтобы он не услышал:
– «Да, любимый».
Николай появился на пороге с огромной картонной коробкой – ею, укрытой тонкой оберточной бумагой, он и шуршал.
– Ники! – в дверь раздался негромкий, но настойчивый и твердый стук.
– Ники, ты там? Ты одет?
Не дожидаясь ответа Мария Федоровна вошла в спальню: – Ники, гости уже собрались и ожидают тебя, и папа’ – о…
Матильда накрылась одеялом с головой и застыла. Николай продолжал молча стоять с коробкой в руках.
– Да, матушка, я, я почти уже готов, – он начал фразу на полном дыхании, но к ее окончанию воздух у него будто бы кончился и «готов» прозвучало неуверенно и как-то немного задушено.
Мария Федоровна кивнула, продолжая ввинчиваться взглядом в Николая. Он поспешил укрыться в комнате, все еще держа в руках коробку.
Мария Федоровна пару мгновений помолчала, потом произнесла с плохо скрываемым раздражением, обращаясь в сторону кровати:
– Я смею надеяться, что мой сын, наконец, получил от вас все, чего хотел, и впредь мы встретимся с вами только на сцене.
Не дожидаясь ответа, она закрыла за собой тяжелые двери.
Николай откинул покрывало и посмотрел на Матильду. Ее волосы растрепались, щеки пылали. Она улыбалась, но глаза смотрели тревожно.
Он расправил на кровати великолепное золотое платье, содержимое злополучной коробки, задевая колено Матильды.
– Пойдемте. Я представлю вас отцу, – сказал он.
– Ты с ума сошел? – прошептала Матильда.
– Ты пойдешь со мной, – неожиданно жестко перебил ее Николай.
За те два года, что Матильда не видела Государя вблизи, он постарел и будто бы осунулся. Больно было видеть его таким. Государь сидел в инвалидном кресле, окруженный гостями. Мария Федоровна стояла за ним, положив руки на спинку кресла, в глазах ее явственно читалось бешенство. Матильда держалась чуть позади Николая, чувствуя себя неловко. Когда они вошли в зал, повисла тишина, и в этой тишине Николай через весь зал проследовал к отцу, Матильда следовала за ним.
– Ну что же, поздравим Наследника, господа? – прогремел все еще твердый и властный голос Императора.
– Многие лета, Ваше Императорское Величество! Многие лета!
Николай поклонился отцу, затем залу, и поблагодарил за поздравления.
– Что же такого пожелать тебе, а, Ники? – с теплотой в голосе произнес Александр.
Николай смущенно молчал, и его отец сам ответил на свой вопрос, продолжая мысль: «Пожелаю тебе сын, твердости и силы. Потому как Россию нужно крепко держать в своих руках, держать вот так», – он попытался сцепить руки, но лицо его скривилось от боли. Со стоном он опустил руки на колени, Николай бросился к отцу:
– Папа, что с вами?
– Не бойся, сын, сегодня я не умру, – за шутливым тоном скрывалось подлинное усилие и страдание. – А кто это с тобой?
– Отец, это княгиня Красинская.
Матильда поклонилась.
Она боялась взглянуть на Марию Федоровну, взгляд ее упал на стоящего рядом князя Андрея. Они не виделись давно, только мельком во время спектаклей, и он никогда не приходил к ней с Николаем. На его губах была грустная полулыбка, глаза смотрели проницательно и печально. Матильда отвернулась.
– Подойдите, сударыня, – приказал Император. Матильда повиновалась.
– А, мы встречались с вами раньше, княгиня.
– Да, Ваше Императорское Величество, мы… мы встречались. Я имела честь говорить с Вами во время выпуска из балетного училища и…
Государь Александр жестом приказал Матильде склониться над его креслом и прошептал на ухо, схватив ее за руку своей ослабевшей рукой – тем не менее, он сжал пальцы Матильды со всей силой, на которую был способен.
– Это только с виду он такой взрослый, мой Ники. А на самом деле мальчишка. Ничего я не успел для него сделать, сделай же ты, девочка. Береги его. Люби его, как себя.
Матильда молча кивнула. В глазах ее стояли слезы, она боялась дышать, чтобы совсем не расплакаться.
После он, сославшись на усталость, велел гостям продолжать празднество и покинул зал. Мария Федоровна толкала кресло.
Матильда смотрела на свою руку – там, где ее запястье перехватили пальцы Императора, остались красные пятна. Она подняла взгляд на Николая, посмотрела в его глаза и улыбнулась.
Береги его. Люби его так, как любишь себя.
Глава 9. Польская панночка
Отъезд Николая в Данию был назначен на девятое мая. Таким образом, им предстояло разлучиться на целых два месяца. Истинная цель поездки была ей неизвестна, она знала только, что на этот раз Николай отправляется в Данию с отцом (Наследник сильно беспокоился из-за ухудшающегося здоровья Государя и того, как повлияет на его самочувствие эта поездка.) Но ощущение смутной тревоги и того, что Николай о чем-то умалчивает и недоговаривает чего-то, что его беспокоило, не покидало Матильду.
– Что у тебя на душе? – в который раз за вечер спрашивала она.
Николай был так подавлен предстоящей разлукой, что, в конце концов, ей пришлось его утешать. Она говорила ровным и спокойным голосом, тихо и уверенно рассказывая ему о том, как много всего ждет их впереди, как быстро пролетят эти два летних месяца, и о том, что по возвращении его будет ждать второе счастливое лето.
– Второе? – переспросил Николай.
– Да, Ники, второе. Первое было, когда я тебя уже любила, только мы тогда были еще с тобой незнакомы. Мой первый сезон на сцене, твои визиты из полка в театр Петергофа. Я уже тогда была счастлива, только об этом еще не знала.
Николай улыбнулся.
– Помнишь, мы читали твои дневники, помнишь, как ты писал о том лете. Взять хотя бы тот случай, когда ты говорил с Кшесинской-младшей через окошко уборной первого этажа, а потом тебе было обидно, что тебе не дают покоя воспоминания об этой встрече…
Голос Матильды был мягкий, убеждающий, похожий на колыбельную, призванную унять страх.
– А потом, когда тебе станет без меня тягостно и грустно, ты можешь просто закрыть глаза – закроешь и увидишь меня. – Она улыбнулась, держа его ладонь в своих узких маленьких ладошках.
– Кстати, о дневниках, – неуверенно начал он. И снова замолчал.
– Да, да, ты можешь вести их в поездке. А потом мы прочтем их вместе, и вместе посмеемся, и вместе погорюем. Я тоже буду вести дневник, чтобы все, что есть в этом мире моего – стало и твоим тоже…
– Маля! О дневниках. Помнишь, мы читали как-то, еще зимой. Мои записи об Аликс… Я хочу сказать, о принцессе Алисе Генесской?
Внутри у Матильды все оборвалось.
– Да, Ники. Я помню…
– Мама полагает, что принцесса Аликс отличная партия, для меня. Отец не разделяет ее мнения, Аликс ему не нравится.
– А тебе?
– Мне – тоже! Конечно, мы давно знакомы, и я питаю к ней совершенно особенные чувства, но…
– Но?
– Но честно признаться, из всех тех, кого пророчат мне в невесты, она, наверное, наиболее подходящая. Только это все вздор, Маля, и ничего из этой затеи не выйдет, я тебя уверяю! Взять хотя бы то, что Аликс иной со мною веры и ни за что не согласится ее переменить, а это, естественно, одно из главных условий для, для…
– Для брака?
– Да.
Они незаметно поменялись ролями – теперь Николай убежденно и страстно подбадривал притихшую и вмиг замкнувшуюся в себе Матильду: «Ты посети хотя бы пару раз состязания в Михайловском манеже, пока меня не будет. Сходи туда с Волковым, или – с Андреем, я ему отдельно об этом скажу. А Галицин и Котляревский – помнишь их, ты их еще Пикой и Пепой в шутку прозвала – они будут доставлять тебе цветы от меня на каждое твое выступление, которое мне, к сожалению, придется пропустить…»
В тот вечер Матильда так и не смогла заснуть. Она не знала, что ждет его, – а значит, и ее – впереди, а неведение, незнание – всегда мучительно ужасно. Она вглядывалась в зыбкую по-летнему уже эфемерную темноту комнаты сухими горячими глазами, внимательно и напряженно вслушиваясь в те процессы, которые происходили у нее внутри. Ожидание, тревога и обманчиво-безразличная пустота, – казалось, только это осталось во всем ее существе.