***
- Подходим к машине. Я сажусь за руль, и если вдруг нет ключей, ты должен обшарить водителя. Но ключи должны торчать в зажигании.
Толик судорожно кивнул.
Ключи должны быть в зажигании.
Но сначала надо спуститься по лестнице.
- А если она внизу? Грохнем ее? Извини, я туплю.
- Ничего, - Айзек сплюнул на ступеньки. Он шел первым, не касаясь изрезанных шрамами, давно не крашенных перил. Толик плелся следом, с тесаком. Стальной, с самодельной ручкой - работа Фазы. Он любил возиться с ножами, даже небольшую коллекцию клинков держал, а еще шарил в компьютерах.
Айзек в качестве оружия взял ту самую трубу.
Снизу грохот, звенит разбитое стекло. Толик протолкнул по горлу ком. Айзек даже не замедлил шаг, продолжает спускаться.
Четвертый этаж. Дверь квартиры нараспашку, изнутри несется грохот, чавканье, урчание. Плеск, и снова «БТУМ!».
Айзек заглянул в прихожую, подергал носом. Толик тут же потянул его за футболку:
- Спускаемся!..
Айзек тихонько прикрыл дверь. Замок щелкнул. Айзек проверил ручку, подергал.
- Так будет спокойнее.
Прошли третий этаж... поворот, площадка...
Метнулась тень навстречу, с угрожающим шипением. Айзек подпрыгнул, держась рукой за перила, и впечатал подошву в лицо твари. Взметнулась юбка, девка - та самая, из песочницы, - полетела спиной по лестнице, кувырнулась назад, через голову.
И осталась лежать рядом со стеной, прямо под неаккуратно намалеванной цифрой «2».
Неестественно откинута голова. Скрюченные пальцы скребут грязь на полу.
Толик тяжело дышал, хватая воздух. Сердце выражало беспокойство. Еще бы, после холестериновых диет, выпивки и снопов «травки» - вдруг такой забег.
Рукоять выскальзывает из ладони, Толик подавил желание рвануть назад по лестнице, а еще вдруг почувствовал возбуждение, при виде раскинутых в разные стороны ножек, точеных и стройных. И полоска синих трусиков...
- Подбери слюни, - фыркнул Айзек. Подошел к телке, потыкал носком ботинка в бок. - Можешь ее добить.
- Я... я...
- Перережь ей горло.
- Айзек, а вдруг... Вдруг это какая-то ошибка? Ой, ну то есть - вдруг это не по-настоящему? Может...
- У тебя есть другие объяснения?
Опять тот самый, фирменный взгляд. У Толика задрожали губы. Он сбежал по ступенькам, колыхая пузом, присел.
Ударить ножом? Безумие... Иногда он поколачивал своих баб, чтоб знали место.
Некоторые сами просили быть с ними «пожощще». Стонали, шлюшки. А вот так пронзить лезвием, бездыханное (уже мертвое она мертвая) тело...
Топ-топ. Внизу шорканье, шаги.
Топ-топ.
- Если ты не возьмешь себя в руки, - тихо проговорил Айзек, - они нас порвут. Это уже не телки, понимаешь? Идут снизу, - совсем уж шепот. Толик не мигая, глядел на Айзека. Покивал, сжал ножик.
- Я... Все нормально. Понял тебя, понял.
- Дай бог, - Айзек положил трубу на плечо, как заправский бейсболист.
Толик не думал, что внизу их ТАК много. Подъезд забит ВЕСЬ.
- Они и пошустрей кажись, нежели наши обдолбанные сучки, - оскалил зубы Айзек. - Замечаешь?
Толик хотел сказать «тихо», но одна баба, с тускло-рыжими косичками, уже зыркнула в их сторону. Вытерла рот от крови и пошла вверх по лестнице, оставляя на стене отпечатки ладони.
Первый же удар трубы раскроил рыжей висок. Пробоина в черепе с чавканьем выплюнула трубу, из дыры поползла губчатая дрянь - кто бы мог подумать, что сложнейшими процессами в организме руководит пористая, неказистая на вид, масса.
Толика вновь начало воротить, но он сдержал позывы. И чтоб подтвердить, что он все отлично понял, протиснулся между окном (прожженный подоконник, банка из-под «Нескафе» набитая окурками) и Айзеком и ударил рыжую ножом в живот.
Возню услышали и другие. Они оторвались от черно-бордовой массы, лоснящейся жиром и соками и поперли наверх.
- Извини, рыжуля, - сказал Айзек и спихнул безвольное тело навстречу товаркам.
Опять звон стекла. Следом - скрежет перетираемого крошева. На лестничный пролет ворвался свежий ветерок, но его веселье наткнулось на смрад и тут же потускнело.
- Через окно, - услышал Толик команду. И снова хруст.
А твари кишат внизу, как черти в преисподней, и вот уже еще одна, и нужно бить, бить ножом.
Чавк! Теплая кровь попала в ноздри. Соленая. Толик провел ладонью по лицу. Ветер гуляет в волосах. Голос у Айзека приглушенный, Толик не знает почему, он должен выйти... вместе с ним, но слишком... слишком узко!
- Помоги! - Толик кричит, и собственный голос кажется ненастоящим и чужим. Толик машет ножом, а женщины напирают. Никогда всех не убить. Они там нескончаемые.
Айзек уже там, на козырьке и надо лезть за ним, быстро!
Но быстро у Толика не получается. Он уже обессилел, сердце в груди стучит неровно, с перебоями. Как будто чужая рука забралась в грудь, и сжимает мотор как «лизуна», давит, поигрывает.
За пыльным стеклом шевелятся губы. Айзек что-то говорит и его глаза излучают привычное спокойствие. Толик ползет, ползет в окно. Да, ему в последнее время совсем уж трудно выдерживать концерты, он бы сам с удовольствием сидел за ударной установкой, чем скакал с гитарой, но не настолько он толстый!
Осколки прорвали футболку, впились в кожу. Толик оперся о подоконник, мелкое крошево грызет ладонь. Еще одна баба... Он сможет, протиснуться, еще немного, и вот Айзек тянет руку, тянет...
Айзек огляделся по сторонам. Вроде чисто. Кажется, большая часть тварей в подъезде. Он успеет добежать до «Лендкрузера», а что дальше?
На стекло брызнула кровь. Толик закричал, Айзек отпустил конвульсивно задергавшуюся руку, и на автомате обтер ладонь о штаны.
Сбросил трубу вниз. Она глухо ударилась в землю возле тополя. Айзек повис на козырьке и легко спрыгнул на тротуар. Огляделся.
Вроде никого. Опять везет?
А вот Толику нет. Он сам виноват: разожрался в последнее время. Леность и чревоугодие - большие грехи, а ведь сказано, что воздастся каждому по делам его...
В самом деле, начался апокалипсис или второе пришествие?
Сам Айзек тоже был греховен. Каждая клеточка его тела была заполнена не эктоплазмой, а гордыней, но, без нее он бы не стал рок-музыкантом.
Хотя какая теперь разница?
Осознание этого факта просочилось откуда-то извне, как и тексты почти всех песен. Айзек плохо помнил, как создавал их. Погружаешься в транс и находишься среди обрывков фраз, воспоминаний, и рука сама бродит по листку, выплескивает на бумагу чернь подсознания.
Он подхватил трубу и побежал к джипу. Хозяином оказался мужчина, в беленькой отутюженной шотландке (предплечья заросли волосами) и почти идеально начищенных ботинках - Айзек разве что отражение свое в них не увидел.
Вместо лица объеденная маска, фарш.
Айзек задержал взгляд, с трудом оторвался и заглянул в салон.
Ключей нет.
Присел рядом с трупом. Пошарил рукой в правом кармане, вытащил бумажник, туго набитый кредитками. Налички немного, пара тысяч и красная «пятерка», наверно, на бензин и мелкие расходы.
Но и в левом кармане нет брелка.
Айзек подавил холодок в груди. Он не может пролететь сейчас, когда так везло все утро. Он караулил этот джип несколько часов, продумывал и прикидывал. Пробрался через толпу сумасшедших женщин, потеряв... друга? Скажем, Толика.
Если на то пошло, то барабанщика-Фазу Айзек уважал больше - за характер. Они знали друг друга с детства. А к Толику питал в основном снисходительную брезгливость.
Из подъезда выходят, и с другой стороны дома.
Как муравьи на сахар.
Может, их заставляет убивать мужчин именно специфический запах?
Не глядя на подбирающихся со всех сторон баб, Айзек нырнул в салон. Трубу не забыл, кинул на пассажирское сидение. Вся в подтеках и сгустках, она смотрелась дико в новеньком салоне, на идеально черной коже.
Где-то должна быть барсетка. Деловые мужчины, одетые с иголочки, не таскают ключи от машины в кармане.
Ближе и ближе.
Завыла где-то далеко сирена. Айзек наклонился, пошарил возле педалей, ни черта не видать.
Барсетки нигде нет.
Нужно бежать. Ноги пронзают иголки, мышцы противно подрагивают. Айзек глядел через тонированное стекло. Блондинка с плохими зубами. Черноволосая телочка в полупрозрачной блузке, в юбке и босиком, видно где-то потеряла свои лодочки на шпильках. Толстуха в халате. Ветер развевает полы, видны обвислые блинчики грудей.
Бабы, женщины, тетки...
Вон девчонка лет пятнадцати. В этом же подъезде и живет. Она как-то раз приходила послушать, просила билеты в клуб, щебетала там что-то. Такая, готовенькая. Видно, что уже активно порхает по «впискам». Сейчас лицо вытянуто и сосредоточено, а губы вымазаны чем-то вишневым, но точно не помадой.
Они только что разорвали Толика. Айзек представил, как в него впиваются зубы, ногти и аккуратно прикрыл дверь. Хлопнула слишком громко. Может, они все-таки его не замечают?
Где-то должна быть кнопка блокировки... Панель, так, бортовоый компьютер... климат-контроль, подогрев сидений.
На лобовуху что-то брызнуло. Айзек сглотнул ком. Дворники со скрипом заелозили по стеклу. Не то, не то!
Уже шарят по капоту, ковыляют вокруг тачки. Кнопка!
Есть. Щелчок и Айзек заперт. Джип разве что не бронированный. Бедняга хозяин, такой танк имел, а умер одним из первых...
Айзек откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. Ему снова нужно подумать, что делать теперь. Твари на вид безумные, но они его не видят, и благослови Господь того, кто изобрел тонировочную пленку.
Картина: хозяин джипа (который сейчас валяется под колесами) садится, хочет завести двигатель... от подъезда к «лендроверу» спешит жена. Мужчина удивленно поднимает брови: «Забыл что-то? Может, документ какой...Или с дочкой что случилось...».
Он выходит из джипа, и жена рассказывает, ЧТО случилось. Точнее, показывает.
Они скребутся в стекла.
Сколько пройдет времени, прежде чем кто-то из тварей додумается поднять камень и разбить стекло?