В кроличью нору этики и религии
Глава 9Ложки не существует. Зеркало буддизмаМайкл Брэнниган
«Судьба, похоже, не лишена иронии», – замечает Морфеус. История тоже. Примечательно, что Будда назвал своего сына Рахулой, что означает «оковы» или «препятствие». Принц Сиддхартха Гаутама, впоследствии взявший имя Будда – «пробудившийся», в возрасте 29 лет решил отказаться от комфортного образа жизни, чтобы искать ответ на вопрос, который не давал покоя: что не так с нашим миром? Рахула, достигнув просветления и постигнув истину, стал его учеником. В классическом буддистском тексте под названием «Мадджхиманикая» описывается, как «пробужденный» дает наставления своему сыну, «окованному», используя как метафору зеркало.
– Что приходит тебе на ум, Рахула? В чем назначение зеркала?
– Чтобы отражать объекты, господин.
– Совершая любой поступок телом ли, речью ли, разумом ли, ты всегда должен пристально наблюдать за отражением, Рахула[40].
Отражение
Будда вкладывает в свои слова о зеркале двойной смысл. Начнем с того, что назначение зеркала – просто отражать. Оно воплощает собой ясность и незамутненность, и по этой причине служит излюбленной метафорой сознания в даосских и буддистских учениях, особенно в дзен-буддизме. Эти учения призывают нас сохранять ясный, «зеркально чистый» разум, не загроможденный, свободный и, следовательно, пустой. Как само зеркало, зеркально чистый разум просто отражает то, что перед ним, не осуждая и не привязываясь к этим образам.
В «Матрице» часто используются зеркала и отражения. Пока шеф отчитывает Нео за опоздание, мойщики окон стирают со стекол мыльные разводы, напоминающие матричный код. В солнечных очках агента Смита размыто отражаются две сущности Нео – он сам и Томас Андерсон, – но в зеркальных очках Морфеуса изображение более четкое. Кстати, эти очки Морфеус носит в Матрице и в симуляторе Матрицы, но не в реальном мире. Крышка у коробочки с двумя таблетками, которую Морфеус вертит в руках, прежде чем открыть, тоже зеркальная.
Самое эффектное столкновение с зеркалом в фильме происходит после того, как Нео выбирает красную таблетку. Жидкое зеркало, до которого дотрагивается завороженный герой, начинает растекаться по его телу, и перед спуском «в кроличью нору» в поисках правды Нео в буквальном смысле сам становится зеркалом. Выброшенный обратно в Матрицу, в свою капсулу с жижей, он оказывается абсолютно нагим. Слово «истина» по-гречески ἀλήθεια, своими корнями соотносится со словом «нагота» (англ. nakedness – Прим. ред.), откуда и пошло выражение «голая правда». За «зеркальным перерождением» Нео ожидает его первое просветление: мир, который он считал реальным, оказался запрограммированной иллюзией, «царством грез, держащим людей в узде».
С более глубоким смыслом зеркальная метафора используется в комнате ожидания в квартире Пифии. Маленький мальчик, облаченный в буддистское одеяние и сидящий в позе лотоса, силой мысли сгибает ложки. Когда мальчик подносит ложку к лицу Нео, тот видит в ней свое отражение. Так мальчик делится с Нео ясностью и мудростью, заключенной в трех словах: «Ложки не существует».
Отсылка к буддизму здесь налицо – а конкретно, к одной известной дзен-буддистской притче. Три монаха наблюдали за флагом, развевающимся на ветру. Один говорил о том, как движется флаг. Второй отвечал, что движется на флаг, а ветер. Третий монах упрекнул их обоих и сказал, что не движутся ни флаг, ни ветер – только разум. Мысль понятна: ложка не гнется, потому что ее нет. Есть только разум.
Раз ложки не существует, зеркальное отражение – это еще и напоминание, что мы не должны придавать большого значения отраженным изображениям. Образ – это всего лишь образ, и ничего более. Если нет ложки, нет и зеркала, поэтому мир, отраженный в нем, – всего лишь иллюзия. Тому, что мир иллюзорен, учит нас и Будда. Сейчас последователи буддизма пытаются понять, что же собой представляет эта иллюзия. Означает ли все это, что мира, с которым мы сталкиваемся каждый день, на самом деле не существует? Весь смысл «Матрицы» завязан на этой метафизической проблеме.
С другой стороны, многие буддисты, особенно следующие традициям Махаяны, уверены, что проблема иллюзорности мира возникает из-за наших представлений о нем. Реальный мир существует, но наше восприятие реальности далеко от самой реальности. Отражение в зеркале – не предмет, стоящий перед зеркалом, фото Эйфелевой башни – не сама Эйфелева башня. Как говорят дзен-буддисты, палец, указывающий на Луну, – это не Луна. Самая большая наша ошибка в том, что мы принимаем за реальность ее отражение – так работает наш мозг. Именно от этого эпистемологического заблуждения нас пытаются уберечь буддийские ученые[41]. Чтобы не стать жертвой иллюзии, нужно освободить разум.
В первую очередь нужно отказаться от веры в существование независимого и незыблемого «я». Наше отражение в зеркале ничего не говорит о том, кто мы есть на самом деле. Это и пытается донести до нас буддизм – как не существует ложки, не существует и никакого «я». Как не существует ложки, не существует и Нео. Для буддистов нет независимой отдельности личности. Этот догмат носит название «анатман», в переводе буквально «не-я». Получается, мы неправильно пользуемся зеркалом, только усиливая иллюзию существования «я», и это «я» становится для нас столь первостепенным и всепоглощающим, что отсутствие зеркала может нервировать и даже причинять боль. В нашем искусственном мире не обойтись без зеркал, создающих иллюзию самости и отделенности.
Давайте вернемся к притче про Будду и его сына и рассмотрим второй смысл, который Будда вкладывал в метафору зеркала. Зеркало это – также символ саморефлексии, изучения, обдумывания. Любому поступку, объясняет Будда, должно предшествовать тщательное размышление. У каждого поступка есть последствия, и нужно осознавать их до совершения действия:
«Если, Рахула, обдумывая какое-либо возможное деяние, ты поймешь, что оно может навредить тебе самому или людям вокруг, что ты недостаточно умен для его свершения, и что его результат – страдание, то сие деяние не должно быть совершено».
В этих словах затронута и одна из самых важных, но не самых очевидных идей буддизма – пратитьясамутпада, или теория причинности, которая утверждает, что все существующие вещи тесно взаимосвязаны друг с другом. Следовательно, ничто не может считаться независимым и обособленным. Отсюда вытекает вывод о том, что ничто не постоянно, потому что, согласно основополагающей буддистской доктрине анитье, мир находится в постоянном движении. Не существует независимого и постоянного «я», но мы отчаянно продолжаем цепляться за концепцию самости, что приводит к страданиям – дуккхе (переводится как «нестерпимость»). Так мы упомянули все три буддистские характеристики бытия: анитья (все изменчиво), анатман («я» не существует), дуккха (страдание универсально). В общем и целом главное, что Будда пытается донести до сына – все взаимосвязано, поэтому наши действия имеют обширное влияние, и нужно помнить об этом, прежде что-либо сделать.
Неотражение
Однако у такого вида рефлексии есть две стороны. С одной стороны, глубокие размышления и сомнения необходимы. Нео всегда ставил под сомнение происходящее вокруг и подозревал, что что-то не так. Он спрашивает Чоя, было ли у того когда-нибудь чувство неуверенности в том, спит он или бодрствует. Тринити разделяет его опасения: «Я знаю, почему ты не спишь ночами, проводя все время за компьютером. Ты пытаешься отыскать его. Я знаю, потому что сама прошла через все это». Перед тем как достать из Нео жучка, она напоминает: «Ты знаешь эту дорогу. Ты знаешь, куда она ведет – совсем не туда, где ты хочешь оказаться». При первой встрече Морфеус говорит Нео: «Ты выглядишь как человек, который ничему не удивляется, потому что надеется скоро проснуться. Ты всю жизнь чувствовал, что с миром что-то не так. Ты не мог объяснить, что это, но это как заноза в мозге, сводящая тебя с ума».
Буддисты, в свою очередь, не устают напоминать, что такие «занозы», сбивая нас с толку, порождает тот же разум. Разум может стать злейшим врагом. Вспомним спарринг-поединок (или «кумите» на японском) между Нео и Морфеусом – наглядную демонстрацию того, что в боевых искусствах разум играет главенствующую роль. Несмотря на новообретенное мастерство Нео, в начале Морфеус одерживает победу – и не из-за того, что он быстрее или опытнее Нео. Стоит помнить, что поединок происходит в симуляции Матрицы, где эти вещи не важны. «Думаешь, дело в мышцах или в скорости реакции?», «Думаешь, что сейчас дышишь воздухом?» – задает вопросы Морфеус. В этой ситуации разум Нео – его главный соперник.
Все сводится к освобождению разума. Освободить разум – значит не давать ему задерживаться на чем-либо. Именитый дзенский монах Такуан Сохо (1573–1645) называл несвободный разум «замершим». Сохо был наставником двух самых титулованных японских фехтовальщиков, Миямото Мусаси и Ягю Мунэнори. В своем «Тайном писании о непоколебимой мудрости» (Фудоти симмё року) он предостерегает Ягю, что промедление разума может обернуться катастрофой:
«Над вашей головой занесен меч. Если вы хоть на мгновение задумаетесь о поражении, ваш разум замрет в этом моменте, движения замедлятся, и вы будете убиты. Промедление – это смерть»[42].
Разум стопорится, когда думает вместо того, чтобы знать. Когда он пытается что-то сделать вместо того, чтобы сделать. Морфеус так и говорит Нео: «Прекрати пытаться ударить меня, ударь!». Разум стопорится, когда действует в разладе с телом. В боевых искусствах освобождение ума означает сближение с противником. Потому что противника не существует, как не существует ложки.
Встреча Нео с Пифией показывает, что Нео не готов освободить свой разум. Несмотря на новые навыки и духовное наставничество, он все еще боится своей истинной природы и полон сомнений. Пифия не отрицает, что Нео – Избранный, Нео сам делает такой вывод. Пифия в этой ситуации – зеркало, отражающее состояние сомневающегося «замершего» разума Нео.
Освобожденный разум – тот, что не замирает и не останавливается. Чтобы освободить разум, нужно достичь состояния «не-разума», которое в дзен-буддизме именуется мусином. Не-разум не размышляет. Будда призывает нас к размышлениям, но в то же время учит быть свободными от них. Именно не-размышление является ключом к освобождению разума. Оно наступает, когда мы выходим за границы рационализации и рефлексии, когда осознаем, что анализ и логика всегда неизбежно утыкаются в тупик.
Нео выходит из тупика, когда впервые испытывает состояние не-размышления. Когда Нео «умирает», Тринити отбрасывает прочь свои страхи и признается ему в любви, что возвращает Нео к жизни. Страх Тринити признаться в своих чувствах был подпитан ее рациональностью. Отпустив его, она дала Нео повод поверить в собственную избранность и избавиться от сомнений. Это яркий пример пратитья-самутпады – взаимосвязи, которая строится на спасительной и искупительной силе любви. Вера Тринити в себя заставляет и Нео поверить в себя. Их новые взгляды лишены страхов и сомнений, возникших в результате размышлений. Мы освобождаем разум, отпустив его. Если верить буддистскому зеркалу, самая главная Матрица – наш собственный разум. Разум порабощает нас, когда мы привязываемся к иллюзиям, когда верим, что мир, который мы видим, о котором думаем, является реальным.
У зеркала есть две стороны – отражающая и неотражающая. «Матрица» подчеркивает это бесконечными буддистскими аллюзиями: освобождение разума, иллюзорное восприятие мира, граница между сном и реальностью, разница между реальным опытом и грезами, необходимость в постоянном получении новых знаний и навыков, неустанная бдительность.
Первая встреча Морфеуса и Нео – симфоническая увертюра всей «Матрицы». В ней затрагиваются все основные темы фильма, а главное – упоминается тезис о том, что мир, каким его знает человечество, – тюрьма для разума. Заметьте, Морфеус говорит о «тюрьме для разума», а не «тюрьме разума», что вселяет надежду. Освободиться из «тюрьмы разума» намного сложнее, а из «тюрьмы для разума» – вполне возможно: посредством освобождения разума.
Так мы приходим к Четырем благородным истинам буддизма, с особенным вниманием к зачастую недооцененной Третьей истине. Первая истина о дуккхе гласит, что вся жизнь пронизана страданием. Вторая истина заключается в том, что все страдания происходят из-за танхи – желания, жажды, привязанности. Чаще всего источником жажды является разум, а привязывается человек к ощущению постоянства и к самости. Третья истина утверждает, что мы можем освободиться от страданий, и эта надежда оправдана логически. Поскольку источник страданий находится внутри нас, то и освобождение зависит от нас. Именно Третью истину имеет в виду Морфеус, говоря о тюрьме для разума. Четвертая же истина говорит о следовании трудному Срединному (или Восьмеричному) пути, который освободит нас от страданий. Секрет Срединного пути заключается в освобождении разума.
Можно ли назвать «Матрицу» буддистским фильмом?
Несмотря на множество отсылок к буддизму, по крайней мере четыре составляющие «Матрицы» идут вразрез с буддийскими учениями. Во-первых, зороастризм и дуализм: очевидная борьба добра со злом. Морфеус напрямую называет врагами систему и всех, кто невольно или по собственному желанию находится в ней. Эта категоричность явно противоречит высшим буддистским добродетелям каруне (сострадание) и метте (добросердечность). Эти добродетели распространяются на всех живых существ и предполагают, что мы должны одинаково, без дискриминации, относиться как к друзьям, так и к врагам, что, несомненно, является одной из самых сложных задач буддистской морали.
Нео просит дать им «оружие, много оружия», после чего они с Тринити расстреливают кучу охранников, пытаясь спасти Морфеуса. Конечно, эти сцены в фильме вставлены для привлечения широкой аудитории и коммерческого успеха. Но в итоге мы видим на экране чрезмерную жестокость, которая противоречит ахимсе, буддийскому учению о ненасилии – и это второй пункт.
Бодхисаттва в буддизме – существо, достигшее просветления и решившее направлять на путь истинный других. Обет Бодхисаттвы спасти всех существ, устранить все страдания – в этом и заключается суть буддистской этики. Выдающийся индийский мыслитель VIII века Шантидэва описывал бодхисаттву как того, кто «не отступит от просветления из-за испорченных поколений людей и не поколеблется в своей решимости спасти мир из-за их жалких склок»[43].
Вместе с тем эти сцены насилия можно рассматривать как метафору, символизирующую схватку с собственными демонами, которые оборачиваются Тремя ядами: неведением (моха), жадностью (рага) и ненавистью (двеша). Манджушри, духовный отец бодхисаттв, к примеру, изображается с мечом в руке, чтобы отсекать эти яды.
В-третьих, в фильме подчас используются достаточно вульгарные выражения, что нарушает буддийское учение о праведной речи. Праведная речь – одна из ступеней Восьмеричного пути, который необходимо пройти, чтобы освободиться от страданий. Средний палец агенту Смиту, возможно, заслужит пару бонусных очков у массовой аудитории, но такие дешевые уловки обесценивают более серьезное наполнение фильма.
На подобные нюансы можно закрыть глаза, вспомнив присущую буддизму адаптивность к окружающей среде. Именно благодаря ей китайский буддизм так отличается от первоначального индийского. В смысле адаптивности можно выделить даже такие ответвления, как японский буддизм и американский буддизм. Учитывая тягу американской культуры к физическому насилию, этот пункт можно списать на особенности американского буддизма, но я с этим не согласен. Независимо от того, как различные культуры адаптировали буддизм под свои нужды, он остается буддизмом только в меру соответствия первоисточнику. Буддизм по сути своей всегда будет против насилия и преднамеренного применения ненужной жестокости – и за освобождение от страданий.
Наконец, фильм ожидаемо должен создать впечатление, что люди – особенные существа, в корне отличающиеся от искусственного интеллекта и «разумных программ». Мы находим утешение в своем превосходстве над машинами. Но выделяемся ли мы среди всех живых организмов? Буддизм учит, что все живые существа заслуживают уважения и обладают природой Будды. То, что в фильме агенты описываются как «разумные программы», поднимает интересный вопрос о различиях между понятиями «существа» и «программы». Но буддистское зеркало не делает различия между людьми и любыми другими разумными существами.
«Матрица» – не на 100 % буддистский фильм, но он таким и не задумывался. Создатели «Матрицы» талантливо сочетают философские и религиозные элементы западных и восточных культур, метафоры и христианские мотивы, платонизм, буддизм, и помещают все это в контекст современного развития технологий. Безусловно, это классика научной фантастики. Сочетание проработанного сценария с высококачественным захватывающим визуальным рядом гениально работает на передачу глубокой, но зачастую неуловимой буддистской идеи освобождения. «Матрица» заставляет нас размышлять (и не размышлять) о том, где же мы обычно живем – в своей голове. Взглянув в зеркало в следующий раз, мы зададимся вопросом: кого или что мы наблюдаем?