Уже в XVI веке в городах Европы цены жестко контролировала власть, и на это из казны выделялись соответствующие масштабам проблемы средства. В XVI веке в каждом крупном городе была Хлебная палата, которая контролировала движение зерна и муки. Дож Венеции ежедневно получал доклад о запасах зерна в городе. Если их оставалось лишь на 8 месяцев, выполнялась экстренная программа по закупке зерна за любую цену (или даже пиратскому захвату на море любого иностранного корабля с зерном – с оплатой груза). Историк пишет: «Как только возникает малейшая угроза снабжению Венеции, ни один корабль, груженный хлебом, не может чувствовать себя в безопасности в Адриатическом море». Если нехватка зерна становится угрожающей, под звуки труб объявляется запрет на вывоз хлеба, в городе производятся обыски и учитывается все зерно; из города изгоняются чужеземцы, университет закрывается, и студенты разъезжаются по домам. Если купцы запаздывали с поставками, вводился уравнительный минимум. В Венеции около собора Св. Марка каждый горожанин по хлебным карточкам получал в день два каравая хлеба.
Историк Ф. Бродель пишет о контроле за ценами в XVI веке: «Все это было чрезвычайно обременительно, но ни один город не мог избежать подобных тяжелых расходов. В Венеции огромные потери списывались со счетов хлебной палаты, которая должна была, с одной стороны, поощрять крупными выплатами купцов, а с другой – продавать приобретенные таким образом хлеб и муку ниже себестоимости» [175, с. 452].
Кратко опишем общие (структурные) признаки военного коммунизма, которые с той или иной конкретно-исторической спецификой проявились во всех известных в истории периодах этого типа. Ярким примером служит военный коммунизм во время Великой Французской революции. В широких масштабах, как единая и всесторонне рассмотренная государственная программа, он был применен в 1793–1794 гг. во Франции. Этот опыт был хорошо изучен, из него был сделан ряд важных выводов для экономической теории. Он был известен и большевикам. Позднее, в 1928 г., был даже издан перевод книги ведущего историка Французской революции А. Матьеза «Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора» – скрупулезное описание французской «продразверстки» [181].
Вот главные ее уроки. Чрезвычайные продовольственные меры во Франции были введены сторонниками экономического либерализма, принципиальными противниками любого государственного регулирования рынка. Значит, дело не в доктринах и не в теориях. Меры были исключительно жесткими. Первым законом предписывалось реквизировать у земледельца лишь излишек урожая. Крестьянину оставляли «семейный запас» (достаточный для пропитания семьи в течение года) и семена для посева.
Позднее Конвент специальным декретом отменил семейный запас, и Продовольственная комиссия «превратила все продовольственные запасы республики в общую собственность». Проводились обыски домов и квартир, изымалось почти все продовольствие. Единой для всей страны нормы оставляемого жителям хлеба установлено не было, но она везде была очень мала. Например, в округе Шомон она составляла 1 пуд, то есть 16 кг на жителя, излишек он должен был сдать на военный склад в течение 5 дней. Реквизиции проводились национальной гвардией и часто сопровождались боями. Были введены хлебные карточки и смертная казнь за спекуляцию. По словам А. Матьеза, результат был таков: «правительство Робеспьера спасло рабочую Францию от голода».
Возможно, в этих крайних ситуациях начинают действовать инстинктивные механизмы, присущие человеку как биологическому виду. Вероятно, выбор делается на уровне культуры, историческая память подсказывает, что общества, отказавшиеся в такие периоды от солидарного распределения хлеба и тягот, просто погибли. Во всяком случае, военный коммунизм как особый уклад хозяйства не имеет ничего общего с коммунистическим учением, тем более с марксизмом. Сами слова «военный коммунизм» просто означают, что в период тяжелой разрухи общество (социум) обращается в общину (коммуну) – как воины.
Во время перестройки ряд авторов, которые бодро порочили советский строй, утверждали, что военный коммунизм в России был попыткой ускоренного построения социализма. Если это говорилось искренне, то они не поняли важного общего явления мировой истории. В России в тот момент взгляды т. н. «максималистов», считающих, что военный коммунизм станет трамплином в социализм, были небольшой группой в среде большевиков. Но в обыденных представлениях, в массах военный коммунизм был не политикой, на время он стал образом жизни, это был чрезвычайный период жизни общества в целом. Он не мог не оказать влияния на последующий период и на какое-то время стал частью той «матрицы», на которой воспроизводился советский строй.
Серьезный анализ всей проблемы военного коммунизма в связи его с капитализмом и социализмом дан в книге видного теоретика РСДРП(б) А.А. Богданова «Вопросы социализма», вышедшей в 1918 г. Он показывает, что военный коммунизм есть следствие регресса производительных сил и социального организма. В мирное время он представлен в армии как обширной авторитарной потребительской коммуне. Однако во время большой войны происходит распространение потребительского коммунизма из армии на все общество. Богданов дает именно структурный анализ явления, взяв как объект даже не Россию, а более чистый случай – Германию. Из этого анализа вытекает важное положение: структура военного коммунизма, возникнув в чрезвычайных условиях, после исчезновения породивших ее условий (окончания войны) сама собой не распадается. Выход из военного коммунизма – особая и сложная задача. В России, как писал Богданов, решить ее будет особенно непросто, поскольку в системе государства очень большую роль играют Советы солдатских депутатов, проникнутые мышлением военного коммунизма. В этом видели угрозы и царское, и Временное правительства, это было одно из препятствий для реализации ими военного коммунизма.
Соглашаясь с марксистом и экономистом В. Базаровым в том, что военный коммунизм – «ублюдочный» хозяйственный уклад, Богданов показывает, что социализм не входит в число его «родителей». Это – порождение потребительского коммунизма как чрезвычайного режима, не имеющего никакой генетической связи с социализмом как прежде всего новым типом сотрудничества в производстве. Богданов указывает и на большую проблему, которая возникает в сфере идеологии: «Военный коммунизм есть все же коммунизм; и его резкое противоречие с обычными формами индивидуального присвоения создает ту атмосферу миража, в которой смутные прообразы социализма принимаются за его осуществление».
К сожалению, уровень рассмотрения проблемы военного коммунизма в России был намного ниже в 1990-е годы, чем в 1918 г. Ниже был и уровень ответственности: ни один автор, критикующий политику военного коммунизма, не сказал, каким образом следовало обеспечить горожан минимумом хлеба, не прибегая к такой мере.
Тяжелым, но предельно показательным экзаменом для двух типов хозяйства – трудового крестьянского и частного – стала Первая мировая война. К концу 1916 г. село в разных местах потеряло от трети до половины рабочей силы. Как же ответило на эти трудности хозяйство – крестьянское и буржуазное? По всей России к 1915 г. посевная площадь крестьян под хлеба выросла на 20 %, а в частновладельческих хозяйствах уменьшилась на 50 %. В 1916 г. у частников вообще осталась лишь четверть тех посевов, что были до войны. В трудных условиях крестьянское хозяйство оказалось несравненно более жизнеспособным.
А вот вывод раздела «Сельское хозяйство» справочного труда «Народное хозяйство в 1916 г.»: «Во всей продовольственной вакханалии за военный период всего больше вытерпел крестьянин. Он сдавал по твердым ценам. Кулак еще умел обходить твердые цены. Землевладельцы же неуклонно выдерживали до хороших вольных цен. Вольные же цены в 3 раза превышали твердые в 1916 г. осенью». Таким образом, общинный крестьянин, трудом стариков и женщин увеличив посевы хлеба для России, еще и сдавал хлеб втрое дешевле, чем буржуазия.
Вот красноречивое расхождение между общинными крестьянами и помещиками. В 1915 г. правительство, чтобы смягчить нехватку рабочей силы, стало распределять по хозяйствам военнопленных (всего 266 тысяч) за небольшую плату. Их охотно брали кулаки и помещики. А крестьяне отказывались, как они говорили, «пользоваться дешевым подневольным трудом военнопленных». В центре России в среднем на 1000 работников у крестьян работало 3 военнопленных, а у частных владельцев – 270!
Большая, мировая война вынудила мобилизовать огромную армию. Впервые в России была собрана армия такого размера и такого типа – в начале 1917 г. в армии и на флоте состояло 11 млн человек. Классовый состав был примерно таков: 60–66 % – крестьяне, 16–20 % – пролетарии (из них 3,5–6 % фабрично-заводских рабочих), около 15 % – из средних городских слоев. Армия стала небывалым для России форумом социального общения, тем более не поддающегося политической цензуре. Долгая и тяжелая война соединила всю эту огромную массу людей в сплоченную организацию, причем организацию коммунистического типа.
Богданов, изучая впоследствии само явление военного коммунизма, большое внимание уделил влиянию этого уравнительного уклада воинской общины, какой является армия, на ход русской революции. Это влияние было большим, и оно к тому же наложилось на общинный крестьянский коммунизм основной массы военнослужащих. Поэтому именно солдаты после Февральской революции стали главной социальной силой, породившей Советы. Солдаты составляли и очень большую часть политических активистов – в тот момент они составляли более половины партии эсеров, треть партии большевиков и около одной пятой меньшевиков. Как могли армия и крестьянство относиться к продразверстке под руководством монархии и помещиков? Такого отношения, как Французская революция, ни монархия, ни Временное правительство не получили.
Известно, что государство царской России было добито нехваткой хлеба в городах в начале 1917 г. Предотвратить этот исход царское правительство пыталось теми же методами, что и во Франции. Когда в 1915 г. был нарушен нормальный товарооборот и, несмотря на высокий урожай, «хлеб не пошел на рынок», были установлены твердые цены и начались реквизиции. Они ударили только по крестьянам. 23 сентября 1916 г. правительство объявило продразверстку и ввело ее с 2 декабря. К 31 декабря она должна была быть доведена до каждого двора. Назначенное количество подлежащего сдаче хлеба составляло 772 млн пудов. Как видим, не имеющие отношения к коммунизму министры царского правительства идут на меру, присущую