– Ладно, пойдем обедать. – Сергей Афанасьевич обнял Черняева за плечо и увлек его в сторону двери.
Обедали они молча на третьем этаже в столовой для руководящего состава.
Уже заканчивая обед, директор департамента спросил:
– Когда планируется отъезд?
– Сейчас подготовят записку на имя директора с просьбой откомандировать меня в распоряжение СВР, затем три месяца подготовка, и где-то в августе полетим в Дубай.
– Понятно. Раз отправляют на подготовку – значит, мы с тобой до твоего возвращения из командировки больше не увидимся – знаю я их правила.
– Да, скорее всего, контакты сократят до минимума.
– Хорошо. Какие будут просьбы?
– В таких случаях просьба всегда одна, ты знаешь. Позаботьтесь о жене. Она со своей пенсией при нынешней жизни не выживет.
– Ну вот, теперь вижу нормального человека без излишнего оптимизма. Не беспокойся – твою пенсию она будет получать пожизненно. А пенсия у тебя будет хорошая, об этом я позабочусь.
– Спасибо, товарищ! – Черняев рассмеялся. – Ну как с таким начальником не быть оптимистом!
– Ладно, раз такое дело и я тебя долго не увижу, пойдем поднимемся ко мне, выпьем по пятьдесят грамм, не по-русски это – в такой путь отпускать тебя трезвым.
Они поднялись в кабинет директора департамента, и Сергей Афанасьевич, переключив телефоны на помощников, попросил их не беспокоить докладами в течение получаса. Открыв небольшой бар, встроенный в стандартную панельную стенку, молча пальцем, как бы пересчитывая бутылки, показал на содержимое. Выбрать было из чего, но Черняев, ухмыльнувшись, показал на бутылку водки.
– Если провожать по-русски, то водкой.
– Согласен. – Сергей Афанасьевич достал бутылку водки, две рюмки и из холодильника баночку корнишонов. Разлил водку по рюмкам и выложил маленькие огурчики в небольшую тарелочку.
– Ну что, «турыст», давай выпьем за удачную поездку. Не хулигань там… Да, не забудь магнитик привезти.
Выпили, посидели молча, каждый думая о своем. Разлили по второй.
– Не переживай, все будет хорошо, привезу я тебе магнитик. Считай, что ты послал меня в командировку проверить исполнение твоего приказа – обычная рутина. – Черняев решил успокоить своего друга. Да, уже просто друга, с которым столько лет были где-то рядом, выполняя работу каждый на своем участке, особо не распространяясь о своих успехах, соблюдая строгие правила конспирации, принятые в этом строгом учреждении. И вот они прошли свой путь от младших оперов до сегодняшних высот, и надо было думать о том, как красиво уйти со службы, оставив о себе память у молодого поколения оперативного состава, у которого эта «точка невозврата» еще в далеком будущем.
– Да, – вздохнул Сергей Афанасьевич, – не думал, что буду тебя провожать в такую командировку. Но ты сам решил… Женя, а ты иногда вспоминаешь девяносто первый год?
– Что значит «вспоминаешь»? Я его и не забываю. Год нашего позора. Мне потом многие в глаза говорили, что это мы виноваты в распаде Советского Союза. Виноваты своим бездействием… А что мы могли? Как и все военные люди, мы могли действовать только по приказу. Да даже если бы был приказ, как идти против своего народа? А ты же помнишь, как на площади снимали памятник Дзержинскому? Эти молодые энтузиасты на площади были абсолютно уверены, что они ведут страну к светлому будущему, где все люди в христианском братском порыве будут жить в мире и в созидательном порыве построят царствие небесное равенства и справедливости. Вот только разгонят этот ненавистный КГБ, и врата земного рая раскроются сами собой… Интересно, сейчас эти люди, которые тогда снимали памятник Дзержинскому, чувствуют себя счастливыми?
– Кто-то, наверно, счастлив… Помнишь, тогда, когда мы поздно вечером стояли у окна на восьмом этаже и смотрели сверху на всю эту вакханалию с памятником, ты сказал, что не хочешь больше защищать этот народ и рисковать своей жизнью ради них в горячих точках?
– Ну, знаешь, тогда было такое настроение… Да и чего не скажешь в сердцах, особенно когда знаешь, что их упреки тебе несправедливы. Да и потом, они ведь не знали всех тайных пружин, с помощью которых ими управляют и направляют их позитивную энергию на подлые дела. Им ведь долгие годы пальцем показывали на Лубянку как на башню Саурона…
– Кого?
– Да это из Толкиена, из его фэнтези «Властелин колец»… Там есть персонаж – Саурон, враг всех свободных народов Средиземья. Так вот его башня – это аллегория всех темных сил.
– А, ну да, я сразу не врубился. Давай выпьем и за этих людей, как бы высокопарно это ни звучало. Может быть, они хоть сейчас понимают значение нашей с тобой работы. И простим им прошлые заблуждения.
– Давай. Только у кого-то это были заблуждения, а у кого-то осознанная позиция. Александр Николаевич Яковлев со товарищи в свою бытность много сделали, чтобы родное Отечество было для некоторых хуже Мордора.
– Не любишь ты Яковлева…
– Я Родину люблю, она у меня одна. Какая ни есть. Другой не будет.
– Ладно, давай по третьей. За нас и за всех офицеров, оставшихся верными своему долгу и присяге. Стоя.
Перед тем как распрощаться, Сергей Афанасьевич попросил отработанные материалы сдать в секретариат, текучку передать Фролову.
– Кабинет твой мы за тобой и оставим, можешь не беспокоиться. Цветы только с подоконника кому-нибудь передай, а то засохнут в твое отсутствие.
– Ты думаешь? А вдруг профессор Плейшнер не увидит цветов и подумает, что явка провалена?
– Ладно, иди, все шутки шутишь.
672 г. Хиджры (ноябрь 1273 год от Р. Х. г. Идлиб, провинция Алеппо, Сирия)
Месяц Шавваль
Идлиб, провинция Халеб, Сирия
Начальник личной охраны Шейх аль-Джабаля был крайне взволнован, когда буквально вбежал в дальнюю комнату дворца Старца Горы и, ожидая разрешения на доклад, остановился у края большого персидского ковра, покрывавшего все пространство небольшого личного кабинета Шейха. Старец Горы, нагнувшись над резной конторкой, что-то записывал на пергаментном листе. Не поворачиваясь к начальнику охраны, он несколько раздраженно спросил:
– Что еще?
– О повелитель, вернулись два разведчика. Войска Бейбарса на подходе к Хаффе. Еще один день перехода – и они будут здесь, а нам нечего им противопоставить. Я обязан выполнить свой долг и сохранить вашу драгоценную жизнь, мой повелитель. Если вы попадете в руки этих шакалов, они вас не пожалеют. В Дамаске уже собирают улемов для суда над вами как над еретиком. Мы готовы отдать свои жизни и защищать вас, мой повелитель, до последнего федаина, но эту лавину нам не сдержать.
– Знаю, Джафар, знаю. Седлайте коней из расчета четыре группы по двадцать человек, а мне пришли четырех посвященных, которые находятся в Идлибе.
– Посвященных какого уровня, мой повелитель?
– Конечно, уровня «дай аль-кирбаль». Я им дам свои последние наставления перед тем, как мы все уйдем в историю и растворимся в легендах верных дервишей.
Ближе к вечеру в маленьком кабинете собрались четыре еще достаточно молодых, но уже с большим опытом человека, одетых в одинаковые черные одежды и внешне похожих друг на друга, как братья. Каждому из трех он велел взять по большому кожаному баулу, в которых находились священные книги низаритов, и вручил пергаментные листы, на которых были написаны адреса, куда надо было доставить эти баулы. Первый должен был отправиться в маленький рыбацкий поселок Латакка, где его ждал небольшой корабль с одиноким треугольным парусом, чтобы отправиться в Александрию, а оттуда через логово самого Бейбарса, через весь Египет и Красное море в Индию. Второй баул с двумя книгами должны были доставить по адресу исмаилитов в Иордании. Третий баул было решено спрятать в стране огнепоклонников, в далеком Азербайджане, а четвертый баул с одной-единственной, но самой ценной книгой Шейх решил взять с собой в далекий и трудный переход в Лахор, а может быть, еще дальше – в Читрал или на Памир. Уж там-то никакой Бейбарс его не достанет.
Глава третья
Август 2015 г.,
Дубай, Объединенные Арабские Эмираты
Ну кто едет в Эмираты летом? Только крайняя необходимость находиться в этом пекле могла заставить европейца приехать сюда в конце августа. Черняев понимал, что, если бы не кондиционеры, которые работали здесь круглосуточно во всех жилых помещениях, в аэропорту, торговых центрах, в такси и в недавно открытом метро, он бы не протянул здесь и двух дней.
В Дубай Евгений Владимирович с напарником прибыл рано утром. Солнце, несмотря на ранний час, уже стояло высоко над горизонтом, хотя остатки утренней свежести в уже жарком воздухе еще можно было ощутить. Огромный аэробус, двухэтажное чудо современной авиатехники долго ехал за маленькой машинкой аэродромного лоцмана к месту своей стоянки, а затем еще четверть часа большой автобус с очень низкой осадкой вез их к залу прилета. Таких громадных хабов Черняев еще не видел. Он помнил огромный аэропорт имени Шарля де Голля в Париже, помнил аэропорт в Риме, где самолет после приземления на огромной скорости, визжа колесами на поворотах, добирался до места «парковки», он помнил новый аэропорт Пекина, размеры которого он считал просто невероятными, но этот аэропорт Дубая не вписывался ни в какие разумные представления о транспортном узле.
Паспортный контроль они прошли спокойно. Хотя паспорта граждан Таджикистана были старого образца, роговицу глаз проверили у обоих, занеся все данные в свои учеты. По этим учетам в страну въехали два гражданина Таджикистана – белобородый (в буквальном смысле, поскольку Черняев отпустил седую «профессорскую» бородку) преклонного возраста мужчина по имени Эмомали Валиханов и молодой темноволосый зеленоглазый таджик в цветастой тюбетейке по имени Тахир Миробов. Поскольку Тахир впервые выезжал за пределы родного отечества, а Эмомали Валиханов проходил паспортный контроль с проверкой роговицы глаз только в Пекине под своей настоящей фамилией, то эта проверка не вызвала у них никаких опасений отрицательных эмоций.