Выйдя из здания аэропорта, они взяли такси до отеля, ранее носившего гордое название «Хилтон», который несколько лет назад был одним из лучших, но со временем перешел в разряд караван-сарая, расположенного около Дубайского центра международной торговли, и пока ехали к отелю, восхищенно делились впечатлениями от футуристических пейзажей этого необыкновенного города, выросшего в песках Аравийского полуострова. А посмотреть было на что…
После Душанбе, в который их перед командировкой привезли на две недели, чтобы они вспомнили «родной» город, набрались современных названий и пополнили современную лексику таджикскими неологизмами, которые появились в последние годы во многом благодаря заимствованиям из базарно-торгового оборота гуманитарными ценностями с родственными персами и афганцами северных районов, казалось, что они попали в далекое будущее. Да и Москва в плане современных построек сильно проигрывала этому футуристическому городу. Хотя было понятно, что в Москве есть что сохранять из предыдущих архитектурных шедевров, а здесь, среди зыбучих песков бесконечной пустыни, можно было создавать «с чистого листа» любой образ, масштабы строительства вызывали восхищение. Проезжая по идеально ровным широким улицам, можно было увидеть из окна автомобиля циклопические «нулевые циклы», на десятки метров уходящие в грунт, которые становились затем основой огромных небоскребов, так уверенно взлетающих в небо на столь зыбкой основе. И ни один небоскреб не повторял очертания другого и имел свой оригинальный вид. Все это роскошество образцов современной архитектуры венчала уходящая ввысь башня Халифа, или, как ее здесь называли, «Бурдж-Халифа», на восемьсот метров поднявшаяся символом технологического превосходства эмирата Дубай.
Черняев вернулся в реальность быстрее своего молодого напарника и уже смотрел на город с точки зрения оперативника, понимая, что ни о каких проверочных маршрутах на этих пустых, заполненных только автомобилями улицах речь идти не может. Ни один нормальный человек в такую жару на улицы из автомобиля с кондиционером не выйдет, кроме как тут же забежать в огромный торговый молл, также продуваемый со всех сторон мощными потоками холодного воздуха. А там кругом стоят видеокамеры. Хорошо, что они будут работать автономно и в проверочных маршрутах не будет никакой необходимости… Хотя…
– Ну как вам Дубай? Небось, у вас там, в Сирии, такого нет? – неожиданно спросил таксист.
– В Сирии такого точно нет. И у нас в Таджикистане тоже, – по-арабски ответил Черняев.
– Где?
– В Таджикистане. Это страна, которая лежит за Ираном.
– А я решил, что вы сирийские курды – по-арабски вы разговариваете как сирийцы, а между собой на каком-то своем языке. Вот, кстати, мы и приехали.
Желтое такси въехало на пандус перед центральным входом, из которого выбежал юноша в фиолетовой форменной одежде гостиничной обслуги. Оплатив проезд, Черняев с Тахиром поднялись по лестнице в холл гостиницы, а вслед за ними мальчик в фиолетовом костюме занес их чемоданы. Оформление номеров заняло несколько минут, и, получив электронные ключи от своих недорогих номеров, поднялись на шестой этаж. Номера были оформлены на неделю, исходя из начальной легенды, что в Дубай прибыли не слишком богатые таджики, да и смысла в более долгом нахождении не было. Если к ним проявят интерес, то сразу по прибытии, а если нет, то нет. Но для этого надо было позвонить по телефону, полученному в Душанбе от человека, известного в таджикской религиозной организации, оппозиционной к нынешней власти, но по ранее достигнутой договоренности имеющей право присутствовать в политическом поле в рамках построения общегражданского таджикского общества. Он пользовался этим номером, когда ему надо было проконсультироваться по сложным вопросам своих дальнейших действий и попросить материальную помощь перед очередным этапом местных выборов в своей высокогорной области. Как получили этот номер телефона – отдельная история, однако получили и, даже более того, заручились его обещанием предупредить о приезде в Дубай своего дальнего родственника, принимающего участие в устройстве своего племянника в хорошее медресе.
Позвонили они ближе к вечеру, а до этого изучили обстановку в отеле и вокруг него. Смысла в этом не было никакого, но сила привычки заставила заниматься этой ерундой. В телефоне ответил молодой голос, владелец которого разговаривал на арабском с небольшим придыханием и периодически «проглатывая» гласные звуки.
«Прямо как сербы на русском разговаривают», – подумал Черняев-Валиханов, а сам, включив просящие нотки в свою речь, стал подводить своего визави к разговору, который состоялся перед их приездом в Дубай с человеком из далекой страны правоверных мусульман – из Таджикистана.
– Да-да, уважаемый, Амирхан-бобо предупредил нас о вашем визите, и мы обязательно поговорим с вашим мальчиком.
– Дело не в мальчике, хотя он здесь, вместе со мной. Мы на самом деле приехали по другому вопросу, который будет интересен прежде всего вам, но нам нужен человек, который не просто нас выслушает, но сможет правильно оценить все сказанное и дать нам нужный совет.
На другом конце произошло какое-то замешательство, и через несколько секунд в трубке уже другой голос спросил:
– Уважаемый, назовите ваше полное имя и адрес, где вы остановились.
После того как Евгений Владимирович подробно передал все данные о себе и месте их проживания, голос сказал, что у них есть целый день, чтобы посмотреть Дубай и по достоинству оценить будущее мусульманской цивилизации, а через день с ними свяжутся по телефону.
Контакт состоялся, и теперь оставалось только ждать и надеяться на его продолжение.
Следующее утро началось с размышлений о том, на что бы потратить свободный день. Он был, пожалуй, один-единственный, когда они с молодым таджиком могли потратить его на себя, поскольку, по мнению Черняева, после встречи с «нужными» людьми они будут весьма ограничены в своем свободном передвижении. Тахир, который родился и вырос в высоких горах Горного Бадахшана и дальше Душанбе никогда не выезжал, хотел увидеть все и сразу. Представитель молодого поколения недавно образованной в рамках КНБ разведки занимался вопросами подготовки так называемой закордонной агентуры, и сферой его оперативных интересов было ближайшее приграничье Афганистана. Он неплохо знал арабский язык, хотя и без особой практики. А главное, он был из близкого к президенту клана и ему доверяли. Причем ему не сказали, кем на самом деле был Черняев, и он предполагал, что этот «московский таджик», хорошо разбирающийся в вопросах религии, всего лишь агент таджикских спецслужб. Но инструкции он соблюдал четко и с ненужными вопросами к Черняеву – Валиханову не приставал. Об оперативной задумке ему рассказали в общих чертах, чтобы у него не появились ненужные подозрения в ходе переговоров в Дубае. Также он был готов к тому, что возвращаться домой он будет не совсем обычным путем, и просили во всем слушаться Валиханова, которому дали полный карт-бланш на оперативный экспромт. Между собой Эмомали Валиханов и Тахир Миробов разговаривали на таджикском языке, родственном языку дари, который Валиханов помнил из прошлой своей оперативной жизни. В рамках своей основной службы Миробов хорошо знал таджикскую оппозицию и командиров афганских моджахедов, промышлявших в приграничных с Таджикистаном районах. Оперативную технику они с собой не брали никакую, кроме купленных в душанбинском магазине простеньких телефонов с местной СИМ-картой и роумингом, позволявшим дозвониться до Таджикистана. То есть им создали имидж небогатых представителей таджикской оппозиции из числа религиозно ориентированной интеллигенции.
Чтобы иметь максимально большое впечатление от этого волшебного города, выросшего в песках, было принято решение на такси добраться до самого большого магазина Дубая, рядом с которым стояла самая высокая башня мира – Бурдж-Халифа, – и, если повезет, подняться на нее, чтобы осмотреть город во всей красе, а затем уже отправиться в район, в котором так хотел побывать Тахир, – в район Дейра-Дубай, где располагался Золотой базар. Как восточный человек, Тахир не мог не увидеть золотого роскошества во всей его красе.
На такси они ехали минут двадцать, постоянно задирая головы, чтобы видеть огромные башни небоскребов вдоль основной городской магистрали – шоссе Шейха Заида. Масштабы были циклопические. Молл Дубай – огромное здание, раскинувшееся на несколько гектаров, – встретило их широко распахнутыми стеклянными дверями, откуда легким бризом дул прохладный воздух, нагнетаемый огромными кондиционерами. Люди, одетые самым разнообразным манером: мужчины в строгих темных костюмах или в традиционных арабских рубахах до самого пола и женщины, закутанные в темную накидку и паранджу или в легких шортах и прозрачных накидках, едва скрывающих женские прелести, – перемешанные, одной толпой передвигались по громадным коридорам вдоль витрин с самыми разнообразными товарами. Это было настоящее Вавилонское столпотворение. Пройдя по указателям на самый нижний этаж к лифту, который за отдельную плату поднимал желающих на верхнюю смотровую площадку башни Халифа, они встали в очередь, чтобы приобрести входные билеты. Но купить смогли только на сеанс, который должен был состояться через час, и вынуждены были целый час бродить по этой «пещере Али-Бабы», восхищаясь самым большим в мире аквариумом с акулами и скатами или музыкальным фонтаном, каждые полчаса под музыку известных композиторов вздымающим свои струи на стометровую высоту. Тахира все так восхитило, что Черняев-Валиханов стал волноваться за его психическое здоровье, поскольку он постоянно стал повторять фразу «Мусульмане тоже так могут», как будто к этому волшебству он имел самое непосредственное отношение.
«Да, – с грустью подумал Черняев, – этого мальчика и вербовать уже не надо, он практически уже готов поверить, что мусульманский халифат способен сотворить такие чудеса, не отдавая себе отчета, что все это построено европейскими и американскими инженерами на их давно отработанных технологиях. Здесь только нефтедоллары арабские… Хотя джихадисты уверены, что европейцы все это им построят, когда они будут под властью халифата. Христиане и иудеи должны чувствовать себя сломленными и платить джизью – налог на право жить на земле мусульман».