– Это Аламут?
Араб ответить ему не успел, потому что из тени коридора быстрым шагом вышел седой статный мужчина, при виде которого араб упал на колени и опустил голову. А этот незнакомый Черняеву мужчина, раскрыв объятия и широко улыбаясь, шел к Евгению Владимировичу, выражая всем своим видом неизбывную радость от встречи с ним.
– Да, мой давно потерянный брат, это Аламут! Тот самый, о котором ты мне так много рассказывал и служению которому после твоих историй я посвятил всю свою жизнь!
Евгений Владимирович от неожиданности медленно присел на край стоявшего рядом кресла и с неподдельным удивлением смотрел на приближающегося к нему араба. Получилось у него все очень естественно, хотя с первого взгляда он узнал в нем человека, на встречу с которым его сюда и послали. Это был сам Абдул-Вали.
Абдул-Вали был очень доволен тем эффектом, который он произвел своим столь неожиданным появлением. Он подошел к Черняеву, поднял его с кресла и совсем не по-восточному сжал его в своих объятиях.
– Брат! Мы давно уже мысленно похоронили тебя. А ты вот он! Живой! Да еще и с такими новостями прибыл, я глазам своим не верю!
Черняев отодвинулся от Абдул-Вали и, изображая крайнюю степень удивления, произнес тихим голосом:
– Абдул, это ты?
Они еще некоторое время стояли друг против друга, держась за руки, не веря произошедшему, а затем Абдул-Вали посадил Черняева в кресло, присел рядом на диван и продолжил:
– Ты прости, что сразу тебя не встретил. Когда мне доложили, что приехали братья из Таджикистана с просьбой, я решил, что это обычные просители, какие часто здесь бывают в последнее время. Но, когда показали твою фотографию, у меня сердце чуть из груди не выскочило. Ты, конечно, изменился… Все мы стареем… Я тоже уже весь седой… Но я тебя сразу узнал. Ты, правда, изменил имя… В той жизни наши имена были так похожи, все думали, что мы родственники. Что произошло? И куда ты тогда исчез?
– Я все тебе расскажу, дай только в себя приду… Не могу никак поверить, что это ты.
Пока они восхищались встречей, молодой араб уполз из комнаты и они остались одни. Черняев напряг память и быстренько прокрутил в голове все тонкости отработанной легенды, начиная с его «депортации» из Ливана, «неправедного» суда в Москве и «жесткой отсидки» по статье «шпионаж в пользу спецслужб Ирана», и начал медленно и печально рассказывать приготовленную в Москве историю, не пропуская мелких деталей, которые делают любую историю весьма правдоподобной. Рассказ занял более часа, прерываемый долгими паузами с чаепитием и искренним сочувствием Абдул-Вали. Заканчивал Черняев свой рассказ уже без красочных деталей:
– И вот, когда я вышел из Пермьлага, я сразу уехал в Ташкент, поменял имя и хотел остаться там, потому что там могилы деда, который когда-то перевез из горного кишлака всю семью в поисках работы в столицу Узбекистана, и отца, который там работал на авиационном заводе. Но после событий, которые произошли в Ошской долине, Ислам Каримов так активно стал бороться с правоверными мусульманами, что истинно верующему человеку жить там стало невозможно. А уж когда Каримов поссорился с Рахмоном из-за Вахшского водохранилища, то таджикам из Узбекистана пришлось срочно уезжать. И я перебрался на историческую родину, в Таджикистан. И в этом был Промысел Божий, поскольку только там я встретил единоверцев и смог наконец применить все свои знания во благо Аллаха милостивого и милосердного.
Абдул-Вали сочувственно похлопал по плечу Черняева – Валиханова, как бы говоря, что самое тяжелое уже позади, и, посмотрев за окно, где солнце бросало свои последние лучи на тихие воды спокойного океана, сказал:
– Пойдем, брат Эмомали, время вечерних молитв. У нас здесь нет отдельной молельной комнаты, каждый совершает свой намаз у себя в комнате. Сейчас будет аср, а после захода солнца – магриб, так что встретимся здесь же после молитвы и за хорошим столом отметим нашу встречу.
– Абдул, а где Тахир? – вспомнил о своем товарище Черняев, хотя прекрасно знал, что сейчас с ним беседуют специально подготовленные люди, проводя своеобразный перекрестный допрос.
– Не беспокойся, с ним сейчас занимается Абдул-Малек. Тебя мы знаем, а что он за человек, еще надо проверить. Кстати, ты ему доверяешь?
– Как я могу не доверять племяннику Амирхана Миробова? Вы же Амирхана знаете… Он имам нашей мечети.
– Амирхана мы знаем, конечно. Но он имам, а не «даи».
– Абдул, ты прекрасно знаешь, что у нас посвященных нет, поэтому «даи» он никак не может быть. И потом, насколько я знаю, по последней фетве Ага-Хана этот уровень посвященных упразднен.
Абдул-Вали раздраженно повел головой:
– Ага-Хану, конечно, легко отдавать указания из Рима, но мы служим нашему делу здесь, «на земле», и без уважения наших традиций, проверенных веками, цели своей мы не достигнем, так что для нас существуют все уровни посвященных. А в Риме он может обойтись и без «даи»… Ладно, не обращай внимания. Ты мне лучше скажи, ты этого племянника хорошо знаешь?
– До приезда сюда мы с ним встречались несколько раз на пятничной молитве у его дяди. Насколько я знаю, служит на таможне и через него мы провозили в Таджикистан необходимую нам литературу, в том числе и ту, которую вы нам направляли.
– Служит на таможне? То есть он на государственной службе? – Абдул удивленно поднял брови.
– А что тебя удивляет? Если ты помнишь, твой брат Али в Ливане тоже служил на таможне. И потом, Восток есть Восток, все стремятся занять какую-то государственную должность. Где власть, там и деньги. Когда это мешало правоверному мусульманину? – Черняев-Валиханов прекрасно понимал, что при перекрестном допросе факт его службы в государственных органах обязательно всплывет и лучше сработать на опережение, чем потом оправдываться. Тем более что в реальной жизни Тахир действительно работал под прикрытием в приграничной таможне – это всегда оправдывало его постоянное пребывание на границе при работе с закордонной агентурой. Особых тревог легенда Тахира у Евгения Владимировича не вызывала, она была отработана детально. Единственное, что его беспокоило: прошел ли Тахир обучение навыкам обходить ненужные вопросы при допросах с применением полиграфа. А вдруг прогресс докатился и до этой уважаемой мусульманской организации и опрос Тахира они проводят с помощью детектора лжи?
– Ладно, посмотрим, кого тебе дали в сопровождающие. Но скоро его увидеть ты не рассчитывай. Пойми, у нас свои правила. Ты – мой гость, а твой мальчик – всего лишь рядовой федаин, и за одним столом нам еще долго не сидеть. Пока он не пройдет все десять уровней посвящения, отношение к нему будет как к федаину.
– Девять.
– Что «девять»? – не понял возражения Черняева Абдул-Вали.
– Девять уровней посвящения по закону Хакима Биамриллаха от четыреста шестьдесят третьего года Хиджры, а не десять.
– Ты, конечно, прекрасно знаешь наши законы, но это вопрос спорный. Мы с тобой об этом позже поговорим, а сейчас солнце почти село, мы можем опоздать на аср. Пойдем быстрее.
Они разошлись, договорившись встретиться после вечернего намаза здесь же. Абдул-Вали ушел в тень коридора, Черняев-Валиханов поднялся к себе в комнату и стал готовиться к молитве. Возможно, в комнате стояла видеокамера, поэтому он был предельно сконцентрирован, чтобы не допустить оплошности при омовении и при совершении ракатов – строго регламентированных движений при молитве. Перед поездкой в Дубай пришлось вспомнить все тонкости мусульманского ритуала и освежить в памяти молитвы на арабском языке. Сказать, что это легко далось Евгению Владимировичу в Москве, было бы большой неправдой – память с годами стала уже не та, да и комплекция не позволяла легко сгибаться головой до пола. Но, как говорилось в одном известном фильме: «Жить захочешь, не так раскорячишься».
Закончив аср, Черняев стал ждать время магриба – время, когда солнце уйдет за горизонт. Он подошел к узкому окну и стал смотреть на гладь океана. Смотрел он на океан, а перед глазами стоял заросший кустами смородины и малины дачный участок подмосковной глубинки, на котором две маленькие девочки бегали босиком по свежескошенной траве, играя в Красную Шапочку. Он смотрел на них с неизбывной нежностью, как на самое дорогое, что у него есть в жизни, и ждал своего выхода на авансцену, ведь сегодня, как, собственно, и всегда, у него была роль Серого Волка, который должен будет расспрашивать этих двух Красных Шапочек об их бабушке и месте ее фактического проживания, а не о месте регистрации по паспорту. И не факт, что он получит ответ: старшая внучка все время привносила в классическую сказку свои новшества, уверяя, что она «боевая Красная Шапочка» и свою бабушку волку слопать не даст. Евгений Владимирович улыбнулся своим воспоминаниям, подумав, что старшая внучка уже не Красная Шапочка, а настоящий Краповый Берет на защите своей любимой бабушки.
«Да, – думал Черняев, – если бы внучки сейчас видели своего дедушку, то они точно бы не поняли, в какой пьесе он играет. То ли он серый волк, а то ли овца на заклании. И в отличие от театральной пьесы, где неудачную игру можно пережить, не обращая внимания на свист публики, здесь свистом не закончится… Да и вообще, если обычный театр начинается с вешалки, то политический „вешалкой“ заканчивается. И репетиции здесь не предусмотрены, и дублей не бывает. И фотографии на развороте в журналах не опубликуют. А иногда и могилы не найдешь… Господи, о чем это я? Старею, что ли?»
Подойдя к молельному коврику, Черняев проделал манипуляции, изображая процесс омовения, встал на коврик и сделал четыре раката, необходимые при вечерней молитве «Магриб». Затем опустился на коврик и стал автоматически читать на арабском суры Корана, но голова его была забита мыслями о Тахире: выдержит ли он испытание и не придется ли объяснять Абдул-Вали, почему он приехал сюда с «непроверенным» человеком. Хотя, с другой стороны, информацию по проводимой разведкой операции ему дали в минимальном объеме, поставив задачей пройти маршрут от Дубая через Карачи в Читал и выйти на границу с Таджикистаном через Афганистан. То, что он работает на таможне, Черняев уже сказал, здесь у них вопросов быть не должно. Будут спрашивать о его контактах с талибами, так он с ними контактировал и может назвать реальные имена. Инициативно на сотрудничество он пойти не может – многочисленная родня в Таджикистане ему это не простит, и он это знает. Так что все волнения напрасны. Только бы они не применяли психотропных препаратов…