— Хррр! — взвыл адепт. Вообще-то довольно трудно взвыть «хрр!», но адепту это удалось.
Немо попятился, пританцовывая, исполнил алеману с открытием влево и выбросил обе руки в форме буквы «Т». Совершив открытый твист бедром, он навел пистолет на бегущих противников.
Немо никогда в жизни не держал в руках настоящего пистолета, тем более не стрелял. Однако ситуация не оставляла другого выхода. Он прицелился, как мог, сказал: «ча-ча-ча» и выстрелил.
Сказать, что выстрел был оглушительным, значит вызвать ассоциацию с включенным на полную мощность радиоприемником, вечеринкой у соседей или проезжающими грузовиком. Звук был много громче. Казалось, он в клочья разнес барабанные перепонки Немо, так что теперь тот мог слышать лишь приглушенный гул. Вспышка ослепила глаза.
Хуже того, выстрел вызвал резкую боль в правом запястье — такую сильную, что Немо немедленно выронил пистолет. «Шволошь!» — завопил он. Голос звучал в ушах слабо, как сквозь вату, хотя завопил Немо во всю мочь.
Он еле успел заметить огромную дыру в плакате с изображением кролика, который улыбался во весь рот, говоря (о чем сообщало облачко над его головой), что чистит зубы дважды в день. Теперь между физиономией и пушистыми нижними лапами зияло круглое отверстие, из которого облачками выплывала известковая пыль.
— Шволошь! — снова завопил Немо и, придерживая здоровой рукой пострадавшую, вытанцевал из коридора в приемную.
При его появлении все посетители как один подняли глаза от журналов. Немо выполнил перед изумленными пациентами «хоккейную клюшку», «кукарачу», «нью-йорк» и «зигзаг», ни на минуту не переставая чертыхаться. Пациенты слышали выстрел; теперь на их глазах из коридора, приплясывая и вопя от боли, выскочил безоружный человек. На их лицах отчетливо отразился мыслительный процесс: что это за новый поворот в зубоврачебной практике и не предстоит ли им испробовать новшество на себе? Впрочем, Немо некогда было думать о других, его мысли занимала собственная боль. Он с ужасом осознавал, что вывихнул запястье. Может быть, даже сломал.
Адепт и медсестра выбежали из коридора в приемную. Адепт держал пистолет.
Немо вскочил на стол, роняя тридцатилетней давности экземпляры «Панча» и «Домашнего очага» на перепуганных посетителей. Адепт прыгнул на стол справа, медсестра слева. Немо торопливо, но грациозно исполнил «танго-ход» со стола. Послышался грохот — это адепт столкнулся с медсестрой, и оба рухнули на пол.
По-прежнему придерживая запястье и чертыхаясь, Немо исполнил «веер», «правый волчок», «лассо», «перекрученную спираль» (в теневой позиции), «твист бедром», «скользящие дверцы» и, наконец, «ветряную мельницу».
Адепт вновь решительно навел на него пистолет. Немо перестал приплясывать.
— Еще одно движение, и я выстрелю, — решительно объявил адепт.
Пациенты хором охнули и разом перевели взгляд на адепта в белом халате. Потом на плакат: «Зубы чистить надо чисто, чтобы не сердить дантиста», снова на адепта и, наконец, на Немо. Тот ощущал давление коллективного взгляда почти так же явственно, как и боль в разбухших деснах. Пациенты еще раз охнули и глубже вжались в кресла.
Адепт подошел ближе и приставил Немо пистолет к животу.
— Мистер Эвримен, — сказал он. — Я представляю собой силу неотвратимости. У вас один выход — сдаться. — Злобная усмешка тронула его губы. — Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
Немо набрал в грудь воздуха. Ничего другого не оставалось.
Он со всей силы выдохнул прямо в лицо адепту. Того обдало (компьютерно сгенерированным) запахом годами не чищенных гнилых зубов. Адепт против воли поморщился. «Ну и вонища», — сказал он и отвернулся, пытаясь свободной рукою зажать нос.
Немо этим воспользовался. Пришло время канкана.
Он выбросил вперед правую ногу и ударил противника в пах. Удар был такой, что адепт подлетел в воздух. Второй удар пришелся адепту в солнечное сплетение и отправил того во впечатляющий полет.
Адепт налетел на медсестру и сбил ее с ног. Вместе они пролетели над регистрационной стойкой, пробили стекло и шмякнулись на землю этажом ниже.
Немо тяжело дышал. Рука по-прежнему болела, но ощущение победы приглушило боль. Он огляделся. Пациенты смотрели на него во все глаза.
Потом разом зааплодировали. Раскланиваться было некогда. Немо выбежал в коридор, преследуемый громом рукоплесканий.
Он вбежал в комнату, где Клинити сражалась с двумя адептами.
Там творилось нечто невообразимое. Адепты — возможно, из-за плохой синхронизации — наскакивали на Клинити поочередно, вместо того, чтобы напасть сразу с двух сторон. Соответственно, она отбивалась сперва от первого, потом от второго, плотно прижав локти к бокам и рубя ладонями воздух. Как только один адепт, шатаясь, отступал под градом ударов, на его место вставал другой, который как раз успевал оправиться.
Немо шагнул в комнату. На столе у стены лежали различные зубоврачебные инструменты. Немо выбрал широкий, плоский металлический лоток и взял его здоровой рукой.
Как раз когда второй адепт, шатаясь, отступал от Клинити, а первый, оправившись, наступал на нее, Немо сделал шаг вперед и похлопал второго по плечу. Тот обернулся, и Немо с размаху засветил ему лотком по физиономии.
Звук был как от удара об стену.
Когда Немо отвел руку вместе с лотком, то увидел на лице адепта смесь изумления и боли: рот раскрыт, глаза расширены. Ну глазах у Немо из раскрытого рта один за другим выпали зубы, словно карточки для маджонга, приклеенные слюнями к стене.
Когда ни одного зуба во рту не осталось, адепт слегка качнулся назад, потом вперед и наконец рухнул ничком — шмяк! Здесь он и остался лежать без движения.
Первый адепт, рубивший ладонями воздух напротив Клинити, обернулся на шум, оскалился и выхватил из-за пазухи пистолет. Немо еле-еле успел выдавить жалкую улыбку. Бабах!..
Клинити высоко подпрыгнула и лягнула адепта в затылок. Тот рухнул мордой в металлическую чашу на подставке, в которой беспрерывно бурлила розоватая жидкость.
— А теперь, — с огромным облегчением произнес Немо, — можете сплюнуть.
Времени терять было нельзя. Они с Клинити выбежали в коридор и попытались плечом высадить соседнюю дверь. С третьего раза та распахнулась.
Шмурфеус лежал, пристегнутый к стоматологическому креслу. Над ним склонился седовласый врач с красивыми, мужественными чертами лица. На лбу у него было круглое зеркальце, как у зубных врачей в старых фильмах. Зеркальце держалось на широкой эластичной ленте, волосы над ней были пышные, белые и незапятнанные, как реклама низконикотиновых сигарет. Немо немедленно его узнал и не смог сдержаться.
— Оливье! Оливье в «Марафонце»! — вскричал он. — Ни о чем другом я так не мечтал. Сэр Лоуренс! — Он шагнул вперед. — Можно попросить автограф? Я ваш большой поклонник.
— Уймись, Немо, — сказала Клинити. — Никакой это не Оливье. Тут нет никого настоящего, как ты еще не понял? Перед тобой просто очередная аватара врага.
Она уже почти не шепелявила, как будто ее десны самопроизвольно пошли на поправку.
Немо взглянул на Шмурфеуса, привязанного к креслу. Рот у того был полон хромоникеля, глаза — мольбы.
— Вас ис дас? — спросил лже-Оливье. — Чего фы мешать мой работа для? — Он выпрямился, потрясая металлическими инструментами, извлеченными изо рта Шмурфеуса. Они напоминали столовые принадлежности, но очень отдаленно: невозможно представить себе еду столь жесткую, чтобы ее пришлось резать или накалывать столь острыми и многозубыми орудиями.
— Охрана! — завопил седовласый врач. — Охрана! Сюда!
Клинити схватила круглое зеркальце, оттянула на резинке и отпустила в лицо седовласому.
— Готт ин химмель! — завопил дантист, попятился и выронил орудия труда. Он налетел спиной на столик, где стоял поднос с инструментами, — штопферы, гладилки, ковырялки, экскаваторы большие и малые, долота прямые и изогнутые, мотыги вертикально и горизонтально изогнутые, шпатели, скребки и кюретки, а также скальпели в форме всех видов холодного оружия, когда-либо изобретенного человечеством, посыпались на пол с последовательным продолжительным звоном. «Ах!» — закричал дантист, яростно подпрыгивая. Хирургическое орудие, напоминающее хромоникелевую бритву на хромоникелевой ручке, пропоров ботинок, вонзилось ему в ногу.
«Ай!» — воскликнул врач, приплясывая на другой ноге.
Клинити и Немо смотрели как зачарованные.
Инфернальный дантист заметался по кабинету и с размаху врезался в негатоскоп на дальней стене — устройство, в которое рассматривают рентгеновские снимки зубов. Негатоскоп хрустнул и сорвался с крючка. Дантист отпрыгнул назад, держась за нос и издавая звуки «гы! гы!», выражающие боль, вызванную резкой деформацией хрящевой ткани. В тот же миг негатоскоп рухнул ему на здоровую ногу. Судя по хрусту, который при этом раздался, несколько костей в стопе у дантиста треснули, как корочка шоколадной глазури под ударом ложки.
Немо думал, что седовласый медик уже исчерпал запас слов для выражения неудовольствия, однако при этой новой напасти тот взвизгнул, как щенок. Он сказал: «Уау-уау!» и добавил: «У-у-у». Он исполнил пляску святого Витта. Он выпустил нос, сказал: «Ой!» и попытался поднять сломанную стопу к здоровой руке. В результате у него не осталось ноги, на которой стоять, и он рухнул назад.
Пробив спиной окно, врач вывалился на улицу. Через секунду раздался глухой шлепок.
Наступившая тишина исключительно благотворно действовала на психику.
— Вперед, — сказала Клинити, нарушив молчание, и принялась отстегивать Шмурфеуса от кресла.
Глава 12. «Пежо-308» в количестве
В результате допроса речь Шмурфеуса утратила свою обычную ясность.
— Идем, Шмурфеус, — сказала Клинити. — Мы прошли через телефонную кабинку на противоположной стороне улицы. Надо туда вернуться.
— Аши-ваши хуши-вуши мугл, — отвечал Шмурфеус с выражением самого живого чувства на лице.