— Отец,— едва слышно, вся залившись краской, прошептала мне она,— он сказал, чтобы вы поели и не пили слишком много кьянти.
И, вконец смутившись, тут же отошла. Когда она проходила мимо женщины, та остановила ее.
— Я тоже пойду с тобой на танцы,— сказала она ей.
Я проглотил немного спагетти, потом выпил еще стакан кьянти. В голове у меня все еще маячил мчавшийся в ночи поезд, и я пил в надежде исцелиться от этого навязчивого видения, забыть его раз и навсегда. Все тело у меня ломило, лицо горело после сиесты на земле, прямо под палящим солнцем. Вино было отменное. Она почти не отрывала от меня взгляда. Наши столики были довольно близко друг от друга. И внезапно мы ощутили какую-то настоятельную потребность обменяться хотя бы парой слов — раз уж так случилось, что наши столики оказались совсем близко и мы все равно то и дело обменивались взглядами.
— Мне нравится это вино,— сказал я ей.
— И мне тоже,— каким-то нежным, ласкающим голосом ответила она.— Правда, очень хорошее вино.
Потом, слегка помешкав, добавила:
— Вы что, тоже собираетесь сегодня на танцы?
— Само собой,— ответил я,— ведь с вами он ни за что не отпустит Карлу.
Она улыбнулась. Надо было подождать, пока Карла закончит обслуживать клиентов. Она уже кончила ужинать, потягивала вино и курила. Теперь, когда мы с ней уже вроде бы поговорили, поняла ли она, что мне больше нечего ей сказать? Она принялась читать газету. А я старался не пить слишком много.
Наконец долгожданный момент наступил. Эоло велел Карле пойти переодеться. Карла исчезла из траттории и пять минут спустя вернулась в красном платьице. Эоло поднялся со стула.
— Ну что, пошли?
Мы втроем последовали за ним. Он перевез нас на другой берег реки. Может, и поворчал немного, но вполне добродушно.
— Привезете ее мне назад через час, договорились? — обратился он ко мне.
Я пообещал. Если он и ворчал, то без всякой злобы и без всяких сожалений. И, высадив нас, тут же поплыл назад, спешил обслуживать клиентов вместо Карлы — как всегда, добавил он. Карла рассмеялась и возразила, что это выпадает ему никак не чаще пары раз в год.
Она взяла под руку Карлу, я пошел рядом с ней. Заметил, что она была чуть повыше Карлы, но не очень, во всяком случае, ниже меня. Как ни глупо, но это почему-то подействовало на меня успокоительно.
Мы сели за небольшой столик, единственный, что еще оставался свободным, в углу, довольно далеко от оркестра. Карлу почти сразу же пригласили на танец. Мы остались вдвоем, она и я. В тот вечер я еще машинально оглядывал лица, пытался убедиться, нет ли там его. Но это было в последний раз. Назавтра я уже напрочь забуду о его существовании, а когда встречу на пляже, даже с трудом узнаю. Его там не было. Я увидел Кандиду, она танцевала и пока что не заметила меня.
— Вы кого-нибудь ищете?
— И да и нет,— ответил я.
Мимо нас пронеслась Карла. Она танцевала смеясь. Эоло был прав, партнер пока еще ничего для нее не значил, она танцевала как ребенок и так хорошо, с такой грацией, что мы с ней улыбнулись друг другу.
— Было бы досадно,— заметила она,— если бы нам не удалось привести ее сюда.
Я попытался подыскать, что бы такое ей ответить, но в голову так ничего и не пришло. Мне совершенно нечего было ей сказать. Кандида увидела меня рядом с нею и тоже протанцевала мимо нас. Расстроилась ли она из-за этого? Вряд ли, скорее, удивилась. Поравнявшись с нашим столиком, она на пару секунд задержала партнера и склонилась ко мне.
— Она уехала,— сообщил я ей.
И та снова умчалась в танце, все не спуская глаз с нее, по-моему, пытаясь понять, что мы здесь делаем вместе.
— Это ее вы искали? — спросила меня она.
— Не совсем,— ответил я,— скорее, одного молодого человека.
Она проявила любопытство. Показала на Кандиду.
— А она?
— Вчера вечером,— ответил я,— мы встретились с ней здесь на танцах.
Я пригласил ее на танец. Мы встали. Но стоило ей оказаться в моих объятиях, ее рука в моей, я понял, что не смогу танцевать. Я не знал, что играли, ритм полностью ускользал от меня, мне не удавалось не только приноровиться к нему, но хотя бы услышать музыку. Я пытался. Но не мог прислушиваться больше десяти секунд. Пришлось остановиться.
— Не выходит,— проговорил я,— не получается танцевать.
— Что бы это могло значить? — поинтересовалась она.
У нее был какой-то удивительно милый, ласковый голос. Никто еще никогда в жизни не говорил со мной таким голосом. Но, как бы я ни старался, нет, танцевать у меня все равно так и не выходило. Нас толкали. Она смеялась. Дело было вовсе не в том, будто я возжелал ее — нет, Боже упаси, у меня и в мыслях-то такого не было, я вообще больше не способен был желать близости с какой бы то ни было женщиной — все дело было в ней, она явно совершала ошибку, а я даже не знал, как ее предостеречь. Должно быть, она просто не понимала, что делает, а я был уверен, что вот-вот, с минуты на минуту поймет, кто я такой, с кем она имеет дело,— и сразу очертя голову убежит с этих танцев. Руки у меня дрожали, ощущение ее тела в моих объятьях почти лишало меня чувств. Я испытывал ужас, какой бывает перед роковыми событиями, событиями, зависящими лишь от игры случая и не подвластными нашей воле — такими, как смерть или удача. И тут я наконец решился заговорить с ней — должен же я хоть как-то предостеречь ее, пусть по крайней мере знает, какой у меня голос,— я решил отдаться воле случая. Мне хотелось бы рассказать ей тысячу всяких вещей, но я не мог говорить с ней ни о чем, кроме ее яхты, этого «Гибралтара».
— А почему вы так ее назвали? — спросил я.— Почему «Гибралтар»?
Голос у меня дрожал. Когда я задал ей этот вопрос, у меня появилось такое чувство, будто я скинул с себя огромную тяжесть.
— Ах,— проговорила она,— это очень длинная история.
Не глядя на нее, я видел, что она улыбается.
— У меня много времени, мне некуда спешить,— ответил я.
— Я знаю, слышала, что вы сказали Карле.
— У меня просто уйма времени, мне теперь совсем некуда спешить.
— Вы что, хотите сказать, совсем-совсем некуда?
— Да, совсем-совсем некуда, у меня впереди целая жизнь, и вся моя.
— Я не знала,— проговорила она,— я думала, она просто уехала пораньше.
— Нет, она уехала навсегда,— ответил я.
— И давно вы были вместе?
— Два года.
Все сразу стало как-то проще. Я начал лучше танцевать, и меня уже не так трясло. А главное, только теперь я почувствовал, какую большую службу сослужило мне выпитое вино.
— Она была славная,— добавил я,— да только мы с ней не понимали друг друга.
— Сегодня утром за столом я заметила, что у вас не очень ладится,— сказала она.
— Мы были совсем разные,— пояснил я.— Но она была славная.
На лице ее засияла улыбка. Впервые мы обменялись взглядами, это длилось всего мгновение.
— А вы, разве вы не славный? — В тоне ее сквозила мягкая насмешка.
— Сам не знаю,— ответил я.— Просто я очень устал.
Я танцевал все лучше и лучше. Руки уже совсем не дрожали.
— Вы хорошо танцуете,— заметила она.
— Так почему же «Гибралтар»? — снова спросил я.
— Потому что. А вам случалось бывать на Гибралтаре?
Внезапно в нашем разговоре появилась какая-то простота.
— Да нет, не случалось,— ответил я.
Продолжила она не сразу.
— Я рада,— проговорила она наконец,— что встретила вас.
Мы снова улыбнулись друг другу.
— Он очень красивый, Гибралтар,— заметила она.— О нем обычно говорят, что это одна из самых важных стратегических точек в мире, но никогда не говорят, как он красив. Там с одной стороны Средиземное море, а с другой Атлантический океан. Это совсем разные вещи.
— Понятно. Неужели такие уж разные?
— Совсем разные. Там есть африканский берег, он очень красивый, такое плоскогорье, которое отвесно падает прямо в море.
— Вы часто проплывали через Гибралтар?
— Да, часто.
— Сколько раз?
— Наверное, раз шестнадцать. А испанский берег, с другой стороны, вот он выглядит совсем не так сурово.
— Но это вряд ли только потому, что он такой красивый…
— Нет, не только,— ответила она.
Должно быть, она сочла, что наше знакомство не стоит того, чтобы рассказывать мне о настоящих причинах.
— Это из-за нее вы так много пили за обедом?
— Да, из-за нее, и потом, сам не знаю, просто из-за жизни.
Танец подошел к концу. Мы все трое снова оказались вместе за столиком.
— Ну что, ты довольна? — обратилась она к Карле.— Ты очень хорошо танцуешь.
— А ведь я не привыкла,— ответила Карла.
Она посмотрела на Карлу.
— Мне жаль уезжать отсюда,— заметила она.
— Но вы же вернетесь назад,— сказала Карла. Она закурила сигарету. Рассеянно смотрела куда-то в пустоту.
— Кто знает,— проговорила она.— Если и вернусь, то только чтобы снова увидеться с тобой, посмотреть, счастлива ли ты, вышла ли замуж.
— Ну, я еще слишком молода, мне еще рано,— ответила Карла.— Не стоит возвращаться только ради этого.
— Вы уплываете? — спросил я.
— Да, завтра вечером,— ответила она.
Я вспомнил, что говорил мне Эоло: эта женщина не из привередливых.
— А вы не могли бы на денек задержаться?
Она опустила глаза и извиняющимся тоном проговорила:
— Это трудно. А вы, вы надолго собираетесь остаться в Рокке?
— Пока не знаю, похоже, довольно надолго.
Зазвучал новый танец. Карла опять пошла танцевать.
— Можем потанцевать,— предложил я,— пока.
— Пока что?
— Пока вы еще здесь.
Она не ответила.
— Расскажите мне про свою яхту,— попросил я,— про «Гибралтар».
— Эта история не про яхту.
— Знаю, мне говорили, что эта история связана с мужчиной. Он что, был с Гибралтара, что ли?
— Нет. На самом деле он был ниоткуда. Может,— добавила она,— мне все-таки удастся отложить отъезд до послезавтра.
И что же это я себе такое вообразил? Ведь говорил же мне Эоло, что в море она, видимо, вполне обходится своими матросами. Рука моя больше не дрожала, и ощущение ее тела в моих объятиях больше не грозило лишить меня чувств.