Доктор исторических наук К.Б. Назаренко пишет: «Причины революционности матросов были сложными и неоднозначными. Разумеется, “фундаментом” их бунтарских настроений были социально-экономические и политические интересы тех социальных групп, выходцами из которых они были. Главным фактором было недовольство условиями службы, причем не материальной стороной дела, а моральными унижениями. Культурный уровень матросов после отмены крепостного права вырос, и те порядки, с которыми мирились рядовые моряки эпохи Крымской войны, стали возмущать их внуков. Воспитательные меры (церковные службы и произнесение речей перед строем), предпринимаемые начальством, выросшим в условиях “традиционных” вооруженных сил, уже не достигали цели. Усталость от многолетней однообразной службы на крупных кораблях во время Первой мировой войны сказывалась на эмоциональном состоянии моряков. При этом следует учитывать, что для большинства не слишком политически развитых матросов важен был протест против любой существующей власти. В условиях 1917 г. большевики и анархисты больше, чем другие политические силы, имели шанс использовать эти настроения. Особенно привлекательны были антивоенные лозунги большевиков. Позднее, во время Кронштадтского восстания, оказалось, что даже большой процент коммунистов в экипажах кораблей не является гарантией от мятежа против большевиков. Усталость от войны и военной службы провоцировали политический протест и нежелание значительной части матросов принимать участие в Гражданской войне».
Революционной пропаганде среди матросов способствовало и то, что в Петрограде, Гельсингфорсе или Ревеле было легко достать нелегальную литературу. Специфика рядового состава парового флота вообще была таковой, что конфликт матросской массы с офицерством становится неизбежным и более острым, чем в армии. Здесь будет не лишне вспомнить не только неоднократные матросские мятежи в России, но и аналогичные мятежи в феврале 1918 года в австро-венгерском, в ноябре того же года в германском флотах, а в апреле 1919 года на французской эскадре в Черном море.
Наивно думать, что профессиональные революционеры, направленные для вербовки в ряды своих партий новых адептов из флотской среды, агитировали первого попавшегося им на глаза матроса. Поступай они так, толку от их работы не было бы никакого! Революционеры, как правило, действовали не торопясь. Вначале они изучали ситуацию, определяли матросских лидеров, а затем начинали точечно работать именно с ними. Одних увлекали идеей, других, будущими материальными благами, третьих — возможной партийной карьерой. Чаще всего использовалось все в комплексе. Такая работа была весьма эффективной, т.к. завербованный в свою веру матросский лидер сразу же приводил в партийные ряды свое ближайшее окружение, а затем и всю команду. Чем авторитетней и круче был завербованный в партию неформальный лидер, тем более серьезным бывал общий улов матросских душ.
Согласитесь, что старослужащий, но недалекий по развитию матрос вряд ли мог во все времена сталь неформальным лидером, к его мнению просто никто бы не прислушался. Да «годки» бы уважали его, как своего ровесника, но не более того. Так же как и к мнению грамотного, толкового, но только что пришедшего на корабль матроса из учебного отряда никто бы из старослужащих не прислушивался. Ты вначале послужи с наше, испытай, почем он, фунт матросского лиха, а потом и слово иметь будешь! Пока же сиди, помалкивай и учись, салага этакий!
Классический неформальный лидер обязательно должен быть матросом, прослужившем на кораблях не менее 4—5 лет, в совершенстве освоившим свою специальность, развитым физически и умеющим продемонстрировать свои кулаки, а кроме этого, не жадным, веселым и достаточно грамотным. Например, будущий председатель Центробалта П.Е. Дыбенко полностью отвечал всем этим критериям настоящего матросского авторитета. Призывался он в 1912 году и поэтому к 1917 году, прослужив пять лет, считался уже старослужащим. Кроме этого, еще до призыва Дыбенко обучился на электрика, что было тогда достаточно редким явлением, и поэтому служил гальванером, т.е. был весьма ценным и грамотным специалистом. Кроме этого, Дыбенко был здоровяком. Имел пудовые кулаки и с завидной легкостью пускал их в дело. Помимо этого, будущий председатель Центробалта имел громкий голос, виртуозно матерился и был не дурак выпить и погулять. Как настоящий неформальный лидер, Дыбенко сколотил вокруг себя группу матросов, своеобразную личную гвардию, с помощью которой устанавливал в корабельных «низах» свои законы, грабил безответную часть команды, карал возмущающихся и миловал подчинившихся.
Часто на больших кораблях возникало сразу несколько достаточно влиятельных кланов во главе со своими лидерами. Эти лидеры могли враждовать друг с другом или заключать какие-то союзы, делить сферы влияния.
Надо иметь в виду, что таких перегибов, какие творили по отношению к молодым матросам «годки» в советские время, на кораблях дореволюционного флота, как и флота периода революции, не было. Порукой тому была старинная система «дядек».
Дело в том, что каждый в российском флоте, начиная со времен Петра I, молодой матрос по прибытии на корабль должен был обязательно избрать из старослужащих матросов себе «дядьку». В обязанности «дядьки» входило обучение «племяша» тонкостям корабельной службы и жизни, а кроме того, его защита от кулаков других старослужащих матросов и «шкур», т.е. унтер-офицеров. Отметим, что инициатива выбора при этом шла не от старшего, а от младшего. Быть «дядькой» считалось у старослужащих матросов почетно и выгодно, так как «племяши» брали на себя многие бытовые заботы своего «дядьки»: стирали его одежду, делали приборку и т.д., а потому, чем больше было племяшей у «дядьки», тем лучше и сытнее ему жилось. Ну а молодые матросы, в свою очередь, старались, чтобы их «дядькой» был наиболее авторитетный старослужащий матрос со здоровенными кулаками.
Выбрав себе «дядьку», молодой матрос просил разрешения стать его «племяшом». Если «дядька» не был против, то молодой матрос давал ему присягу на верность, что будет всегда во всем его слушаться и повиноваться. После этого новоиспеченный «племяш» через того же «дядю» покупал не менее двух бутылок водки. Далее следовал ритуал обмывания родственных отношений. Племяшу при этом наливали стакан водки и бросали в него кусочки хлеба и колбасы (это назвалась «мурцовкой»), остальная водка распивалась дядькой и взводным унтер-офицером, который приглашался как свидетель. Отныне «племяш» обязан был быть преданным во всем своему «дядьке», пока тот не уволится в запас, а сам «племяш» не станет «дядькой» для новых молодых матросов. Что касается офицеров, то все они прекрасно знали об этой неофициальной структуре подчиненности, но ничего против не имели, так как она помогала поддерживать порядок на корабле.
Если читать многочисленные воспоминания матросов—участников событий 1917 года, то может сложиться неверное мнение, будто главным критерием авторитета того или иного матроса была его партийная принадлежность. Если матрос был эсером, значит, он изначально был подлым и гнусным, если анархистом — то обязательно редкостным разолбаем, пьяницей и гулякой, ну а если большевиком — то правильным, рассудительным и хорошим. На самом деле все это, мягко скажем, не соответствует реалиям 1917 года. Что касается мемуаристов, то, сочиняя свои воспоминания в годы уже давно состоявшейся советской власти и главенства коммунистической партии, они просто не имели права (и возможности) писать иначе. Представьте, если бы они написали, что некий матрос-эсер Н. был отважным бойцом, верным товарищем и человеком, до последнего дыхания преданным революции, а большевик-матрос М., наоборот, — приспособленцем, трусом и мародером. Такие воспоминания не то что бы никогда не напечатали, а их автор наверняка имел бы и серьезные неприятности.
Каков же был реальный расклад в матросской среде 1917 года? Кто являлся для матросов того времени реальными авторитетами и, как сегодня говорят, неформальными лидерами?
Для того, чтобы выяснить этот вопрос, необходимо, прежде всего, представлять, хотя бы в общих чертах, общую специфику службы в военно-морском флоте (суть ее, кстати, не слишком поменялась за прошедшее столетие). А кроме этого, понимать нюансы военно-морской службы именно в российском флоте и именно в то время. И сегодня, и сто лет назад авторитет матроса на корабле определялся одними и теми же критериями. Прежде всего, сроком службы. Во-вторых, профессиональной подготовленностью. Разумеется, всегда в чести было физическое развитие и умение постоять за себя. Здоровяков, умевших драться и не боявшихся выйти на кулачный поединок с оппонентом, в матросской среде всегда уважали. Немаловажное значение имели и общее развитие, уровень грамотности, остроумие. Весьма котировались знание анекдотов и занимательных историй, умение «держать» аудиторию, материться, пить не пьянея. Все эти качества во все времена весьма ценились и ценятся, как в военно-морском, так и вообще в любом армейском коллективе.
И сегодня, спустя столетие, споры о том, что именно подвинуло матросов на избиение своих офицеров, все еще не утихают. Как не утихают споры, почему именно балтийские матросы оказались революционнее всех прочих революционеров. Думается, что окончательный ответ на эти вопросы даст лишь время.
Глава четвертаяРОЖДЕНИЕ ЦЕНТРОБАЛТА
Отметим, что с приходом к власти Временного правительства отношение матросов к новым руководителям государства нисколько не улучшилось. Любой пришедший в большую власть человек сразу же вызывал у матросов резкое отторжение. При этом сам человек мог еще вчера быть оратором, которого слушали на митингах затаив дыхание. Это ничего не меняло. У матросов срабатывал стойкий стереотип — если человек при власти — значит он враг. Матросы любили страдальцев, но не любили начальников. Отметим, что этот стереотип окажется настолько стойким, что просуществует до самого последнего дня матросской революции в марте 1921 года.