Началу бурного романа способствовало и то, что Коллонтай, несмотря на свои сорок пять, еще сохраняла черты красоты и элегантность аристократки. При этом она была одержима идеями «свободной революционной любви», «любовью пчел трудовых» — доступной и ни к чему не обязывающей, и всегда была готова проверить эти идеи на практике. К тому же Коллонтай всегда нравились молодые мужчины, а Дыбенко был на семнадцать лет моложе ее.
А.М. Коллонтай являлась одним из самых авторитетных членов партии большевиков, уже была членом Исполкома Петроградского совета, участвовала в работе 7-й (Апрельской) конференции РСДРП(б) 1917 года от большевистской военной организации. Она была в числе немногих делегатов, полностью поддержавших позиции В.И. Ленина, изложенные в «Апрельских тезисах», а потому пользовалась особым доверием Ильича. Через каких-то полтора месяца Коллонтай станет и членом ЦК РСДРП(б).
Для Дыбенко было очевидно, что установив отношения с Коллонтай, он сможет обеспечить себе такое будущее, о котором не смел раньше и мечтать. Кроме этого, Коллонтай была дочерью генерала и бывшей женой генерала. Для матросской массы этот факт был также весьма весомым. Кто еще из матросов мог похвастаться, что спит не только с известной революционеркой-большевичкой, но и с дважды генеральшей? Я уже не говорю о том, что в чисто интеллектуальном плане Коллонтай находилась на несколько порядков выше предмета своего обожания, а потому сразу же принялась ненавязчиво учить Дыбенко теории и практике революции, надолго став для него мудрым наставником.
Называя вещи своими именами, в апреле 1917 года А.М. Коллонтай и П.Е. Дыбенко просто нашли друг друга. Оба были просто необходимы один другому в плане революционной борьбы, необходимы друг другу для повышения личного авторитета и дальнейшей личной карьеры. Что касается влюбленности Коллонтай в Дыбенко, это у меня никаких сомнений не вызывает. Был ли по-настоящему влюблен Дыбенко, сказать сложно, но по крайней мере революционерка-генеральша была ему на тот момент симпатична. Так партией большевиков была одержана внешне незаметная, но на самом деле весьма важная победа в труднейшей борьбе за матросские массы — приобретен чрезвычайно ценный и перспективный союзник.
Тем временем группа наиболее инициативных матросов под началом Н.А. Ховрина и Г.И. Силина разработала проект будущей организации Центрального комитета Балтийского флота, сразу же прозванного Центробалтом.
Уже во время первой встречи Дыбенко рассказал Коллонтай о скором образовании Центробалта и о том, что в случае своего избрания туда он будет твердо отстаивать среди матросов большевистскую линию.
Вернувшись в Петроград, Коллонтай сразу же рассказала товарищам по партии о своей находке и высказалась за то, чтобы матроса Дыбенко избрать в образуемый Центробалт. Дело в том, что только что вернувшиеся на флот матросы-большевики, несмотря на свой личный авторитет среди матросов, в высших кругах партии большевиков пока никакого веса не имели, так как последнее время провели в тюрьме. В ЦК их просто не знали. Зато за П.Е. Дыбенко сразу начали ратовать и В.А. Антонов-Овсеенко, и в особенности сверхавторитетная А.М. Коллонтай, бывшая тогда, как мы уже говорили, одним из руководителей большевистской военной организации, т.е. непосредственно занимавшаяся партийными организациями в армии и на флоте. И если уж сама Коллонтай лично нашла для партийной работы на Балтийском флоте подходящего человека и ратует за него, то кто же будет против? Разумеется, что при такой мощной поддержке ЦК единодушно рекомендовал большевистской организации Гельсингфорса кооптировать Дыбенко в члены Центробалта. Вот так, достаточно случайно, Павел Ефимович и стал главной надеждой и опорой большевиков в Гельсингфорсе.
Думаю, что для гельсингфорских большевиков указание ЦК о выдвижении Дыбенко в члены Центробалта было весьма неприятной неожиданностью. Но приказ есть приказ, тем более, что именно партия большевиков выделалась тогда наиболее крепкой партийной дисциплиной.
А страсти в Гельсингфорсе разгорались все больше. Против проекта Н. Ховрина и Г.Силина высказались офицеры, меньшевики и правые эсеры. Но сторонников образования Центральный комитет Балтийского флота было больше. 29 апреля 1917 года Центробалт был создан. В 1 -й состав Центробалта вошло 33 человека (по другим данным, 31), в том числе 6 большевиков и 4 сочувствующих. Председателем Центробалта, при самом горячем участии А.М. Коллонтай и В.А. Антонова-Овсеенко, был избран матрос-большевик П.Е. Дыбенко, заместителями — матросы Ф.И. Ефимов и Р.Р. Грундман (оба беспартийные), секретарем — матрос М. Заболоцкий, членами исполкома Центробалта—матросы И. Соловьев, Лопатин, А. Штарев, П. Чудаков и А. Синицын. По воспоминаниям П.Е. Дыбенко, большевиков в исполкоме оказалось лишь двое — он и матрос И. Соловьев. По некоторым данным, большевиком на тот момент был и матрос А. Синицын. Остальных членов исполкома советские историки осторожно характеризовали как «сочувствующих большевикам». Помимо этого, для подготовки общебалтийского флотского съезда при Центробалте была создана комиссия под началом матроса Г.И. Силина.
Отметим, что, получив назначение на столь высокий пост, «большевистский» Центробалт сразу же единогласно объявил о своем полном признании верховенства Временного правительства над флотом и о неукоснительном исполнении всех правительственных решений. Сразу же вступать в конфронтацию с новой властью матросы не захотели. Центробалту самому надо было еще «встать на ноги», а, во-вторых, правительство пока никаких антиматросских действий еще не предпринимало.
Однако неожиданное для многих появление Центробалта вызвало понятное раздражение центральной власти. С самого первого дня образования ЦКБФ было ясно, что он станет головной болью и для правительства, так как матросы наглядно продемонстрировали, что не желают никому подчиняться вообще.
Местом пребывания Центробалта матросские депутаты избрали вполне комфортабельный транспорт «Виола». Центробалт объявлялся «высшей инстанцией всех флотских комитетов Балтийского флота, без одобрения которой ни один приказ, касающийся жизни Балтийского флота, не может иметь силы», и имел право контроля деятельности командования, за исключением оперативных и технических вопросов. Первое что сделали члены Центробалта, — приняли устав, исключавший свою зависимость от породившего его Гельсингфорсского совета. Дело в том, что в Совете преобладали меньшевики и правые эсеры. В Центробалте же большинство имели левые эсеры, анархисты и большевики, которым более «правые» конкуренты были совсем не нужны.
Дальше — больше, и уже вскоре Центробалт объявил Гельсингфорсскому Совету настоящую войну. Повод нашелся быстро, это был т.н. заем свободы. Совет выступил за заем, Центробалт — против. В конце концов Совет все же переборол «центробалтовцев», но всем было ясно, что это только начало противостояния.
А вскоре ситуация в Центробалте серьезно изменилась. Дело в том, что, прибрав власть к рукам, Временное правительство начало предпринимать меры к наведению порядка на флоте. Это сразу же породило противостояние с Центробалтом, которое завершилось только после октября 1917 года.
После создания Центробалта на Балтийском флоте сразу же возникло двоевластие. С одной стороны, командование флотом осуществляли командующий флотом, его штаб и вся вертикаль командной власти, а также назначенные на флот комиссары Временного правительства. С другой стороны, появился Центробалт и вся выстроенная им независимая властная вертикаль замыкавшихся на него судовых и полковых комитетов. Более того, вскоре после учреждения Центробалта командиры кораблей Балтийского флота стали выбираться судовыми комитетами. Поэтому вполне логично, что капитан 1-го ранга Г.К. Граф в своих воспоминаниях крайне отрицательно оценивал деятельность Центробалта, считая, что комитет во многом способствовал скорейшему развалу флота.
С самого начала было очевидно, что взаимопонимания и доверия между этими структурами не будет. Чего стоило только желание центробалтовцев «демократизировать офицерский состав». На деле это значило, что отныне только Центробалт может утвердить того или иного офицера при назначении на новую должность. Без решения Центробалта командующий флотом был бессилен осуществлять кадровые перемещения офицеров, которых теперь не назначали сверху, а избирала команда. Порой центробалтовцы «либеральничали» и даже (опять же в обход комфлота!) присваивали избранному командой командиру внеочередные звания. Но это были скорее исключения из правил.
Что касается офицеров, то они не слишком интересовались Центробалтом, пока это не начинало касаться их лично. Из воспоминаний офицера эсминца «Гайдамак» А.П. Белоброва: «Существовал в это время какой-то Центробалт, и помещался на императорской яхте “Полярная звезда”. Деятельность этого комитета до нас не доходила. Кто состоял в этом комитете, и кто их выбирал туда, мы на “Гайдамаке” не знали, и также не знали, что они там делают. Тем не менее в работах по истории этого периода времени всюду отмечаются популярность, приобретенный на флоте авторитет и огромная роль Центробалта. Это происходит потому, что историки пишут по документам, а деятельность Центробалта ограничивалась именно документами. Они писали протоколы, но постановления их до кораблей не доходили и фактически оставались без исполнения».
Чем вообще занимался Центробалт первого созыва? Прежде всего, он утверждал решения комитетов кораблей и береговых частей, организовывал всевозможные совещания, собрания, митинги, осуществлял контроль за порядком на кораблях и в береговых частях, присматривал за офицерским составом, причем в первую очередь — за командующим флотом и его штабом.
Возможно, что кто-то подумает, что Центробалт сразу же распорядился поднимать на кораблях красные флаги революции. Увы! Как это ни покажется странным, такого решения центробалтовцы не приняли. Центробалт по этому поводу заявил: «Признавая, что русский военный флаг должен быть изменен, с тем, чтобы завоеванная свобода нашла символическое выражение, Центральный комитет Балтийского флота считает, что изменение флага может быть произведено лишь