8 мая Колчак организовал настоящее шоу — перезахоронение останков «красного лейтенанта» Шмидта и его троих сподвижников с острова Березань в Севастополе. Все было обставлено по высшему разряду. Доставивший останки вспомогательный крейсер «Принцесса Мария» при входе в Севастопольскую бухту был встречен орудийными салютами, на берегу и у пристани прибытия корабля ожидали тысячные толпы народа. Затем процессия двинулась от Графской пристани по Нахимовской и Большой Морской улицам к Покровскому собору, где, после совершения всех религиозных обрядов, под орудийные и ружейные залпы останки были помещены в склеп. Палили орудия, гремел оркестр, рядом с гробом шествовал скорбящий Колчак, многие плакали.
Всеобщее одобрение вызвало и решение Колчака присвоить имя Шмидта Морскому собранию офицеров флота в Севастополе.
А затем произошло событие, имевшее весьма серьезные последствия для всего флота. Началось с того, что ЦИК Севастопольского Совета предложил отстранить от должности помощника главного командира Севастопольского порта генерал-майора А.В. Петрова, уличенного якобы в хищении казенного имущества и спекуляции им. Вице-адмирал А.В. Колчак отказался выполнять решения ЦИК, как необоснованное, заявив, что даст санкцию на арест официальному следствию, если оно в процессе расследования дела выявит действительные признаки преступления. Несмотря на это, по решению Совета генерал-майор Петров был арестован, что означало игнорирование мнения командующего. Единственное, что смог сделать в этой ситуации Колчак, — сообщить телеграммой об инциденте Временному правительству.
Из книги воспоминаний «На трудном перевале» генерал-майора А.И. Верховского:«.. .Вдруг всплыло новое дело. Комендант порта генерал Петров был пойман с поличным. При посредстве одного спекулянта он закупал на севере по казенной цене кожи, которые доставлялись в Севастополь под видом казенного груза и здесь продавались по рыночной цене. Председатель Исполкома Конторович, желая придать делу примирительный характер, предложил обязать Петрова передать кожи в порт. Но генерал Петров, у которого вырывали изо рта жирный кусок, отказался выполнить требование Исполкома. Тогда Совет потребовал от Колчака, чтобы он освободил Петрова от обязанностей командира порта. Колчак сразу встал на дыбы».
Будучи не в силах отстоять генерал-майора Петрова, Колчак пожаловался Временному правительству на неподчинении его приказам Совета депутатов армии, флота и рабочих. 17 мая для улаживания конфликта в Севастополь из Одессы прибыл военный и морской министр А.Ф. Керенский. Обжегшись уже на Центробал-те, он решил взять реванш на Черноморском флоте. «Пели горны на тральщиках — ив Севастополе, на рейде, пели горны. Роты строились всюду... с воды тяжело взматывались гидро, громыхали, как ломовики, разбрызгивая в воздухе взрывы красной пыли из бумажных бомб. Флот в порту разноцветно пылал играющей листвой праздничных флагов; все гуще и гуще устраивалась над улицами, над бульварами медленная пыль; цветной народ, в поту, задыхаясь, бежал: Севастополь встречал Керенского», — так описывал прибытие Керенского писатель А.Г. Малышкин в своем знаменитом романе «Севастополь».
А.Ф. Керенский о поездке в Севастополь и А.В. Колчаке впоследствии вспоминал: «...Не смог побывать на самом фронте, поскольку должен был выехать вместе с адмиралом Колчаком и его начальником штаба капитаном Смирновым в Севастополь, в штаб Черноморского флота, чтобы попытаться уладить острые разногласия адмирала с Центральным исполнительным комитетом Черноморского флота и местным армейским гарнизоном».
Керенский пробыл в Севастополе один день. Он выступил на митинге на дредноуте «Свободная Россия» и госпитальном судне «Петр Великий», в Покровском соборе поклонился праху лейтенанта Шмидта и возложил на склеп... Георгиевский крест. Вечером в зале Морского собрания состоялось делегатское собрание гарнизона, на котором А.Ф. Керенский произнес пламенную речь, славя «Великую революцию, Великую Россию, доблестный Черноморский флот». На матросов выступления Керенского никакого впечатления не произвели. Впрочем, его все же не освистали, как в Гельсингфорсе. 18 мая он покинул Севастополь.
По приказу А.Ф. Керенского была создана специальная комиссия, которая отвергла все обвинения в адрес генерал-майора А.В. Петрова, и тот вернулся к исполнению своей должности.
Казалось, что после представления с перезахоронением «красного лейтенанта» все должно пойти лучше некуда. Но вышло наоборот. В день отъезда Керенского командир эскадренного миноносца «Жаркий» кавалер георгиевского оружия лейтенант Г.М. Веселаго подал жалобу на возмутительное поведение команды. Поводом к такому заявлению послужил инцидент во время одного из съездов на берег командира, когда команда проводила его бранью, смехом и пожеланиями больше не возвращаться. Главной претензией к командиру матросы «Жаркого» считали большую храбрость Г.М. Веселаго, из-за которой он в походах, по мнению матросов, рискует их безопасностью. Поэтому команда решила отказаться выходить в море с Веселаго.
На следующий день ЦИК создал комиссию для расследования на «Жарком». Решение комиссии было не в пользу команды эсминца, но созванное 28 мая делегатское собрание флота отменило постановление Совета по материалам комиссии и приняло компромиссное решение: «Поведение командира, вызвавшего возбуждение команды по отношению к себе, считать нетактичным и просить командующего флотом списать командира с эскадренного миноносца, наложив на него дисциплинарное взыскание; команду же не считать виновной, за исключением членов комитета, которые не предприняли мер для предотвращения этого конфликта: наложить на них дисциплинарное взыскание и списать с судна».
Согласиться с таким решением Колчак не мог, т.к. Веселаго был одним из самых энергичных и храбрых командиров. Поэтому он запросил мнение морского министра. В ответ Керенский прислал телеграмму: «Полагал бы правильным миноносцу “Жаркий” окончить кампанию. Дело передать прокурорскому надзору для выяснения виновных и предания их суду. Решение, в силу представленной Вам власти, как Командующему флотом, предоставляется Вам. Категорическое требование Временного правительства о неуклонном исполнении долга каждым чином во вверенном вам флоте всем должно быть хорошо известно». В результате этого «Жаркий» был поставлен на прикол, а лейтенант Г.М. Веселаго отправлен на два месяца в отпуск «внутри Российского государства по болезни».
Во второй половине апреля солдаты и матросы Севастопольского гарнизона по своей инициативе произвели в Ялте и ее окрестностях аресты лиц, занимавших при царской власти видное положение. Пока это были только аресты. Но, как говорится, лиха беда начало...
Кто же владел думами и сердцами черноморцев весной 1917 года? В мае севастопольская организация эсеров насчитывала 13 тысяч человек. Эсеры были абсолютными победителями в межпартийной борьбе за Черноморский флот и упивались своей властью и влиянием. Ну а что же их менее удачные конкуренты? Что касается меньшевиков, то их к маю 1917 года было чуть больше тысячи.
Что же касается большевиков, то их численность была на уровне среднеарифметической погрешности. Большевики Черноморского флота объединились в собственную единую организацию (в виде фракции Севастопольского Совета), по одной из версий, в середине апреля 1917 года. По другой версии, это произошло лишь в мае. Данные историков на сей счет существенно разнятся. Например, историк П.И. Попов считает, что самостоятельная большевистская организация в Севастополе начала существовать лишь с июля 1917 года, а до этого большевики якобы состояли в одной организации с меньшевиками.
В состав первой большевистской организации вошли матросы С.Г. Сапронов, И.А. Назукин, портовые рабочие И.К. Ржанников и И.Н. Клепиков. Всего... 15 человек. В последующие недели Севастопольский комитет РСДРП(б) пополнился еще... шестью новыми членами. Председателем городского комитета РСДРП (большевиков), как наиболее авторитетный, был избран С.Г. Сапронов. Последний ранее служил на Балтийском флоте, а с началом войны был мобилизован. Так как Сапронов участвовал в 1905 году в Кронштадтском мятеже, среди матросов считался старым и заслуженным революционером.
Члены городского партийного комитета Сапронов, Клепиков, Ржанников, И.А. Назукин и А.И. Калич, являвшиеся депутатами Севастопольского Совета, в начале мая образовали большевистскую фракцию Совета, председателем которой был избран солдат электротехнической роты Севастопольского крепостного артиллерийского склада А.И. Калич. Матрос И.А. Назукин еще в марте объединил вокруг себя группу из шести левацки настроенных матросов, которая вела большевистскую пораженческую агитацию в Балаклаве. Матрос В. Игнатенко занимался партийной работой среди команды линкора «Свободная Россия». Вокруг А.И. Калича группировались наиболее радикальные элементы из числа солдат севастопольской крепостной артиллерии.
Как признавал один из активных участников севастопольской организации РСДРП(б) А. Платонов, главными программными лозунгами большевиков в этот период были: передача власти Советам, национализация земли, всеобщая трудовая повинность, «долой империалистическую войну, да здравствует война гражданская», отказ от государственных долгов. Ближайшей же задачей севастопольские ленинцы ставили «подрыв доверия массы к Временному правительству и оборонческим партиям».
Чтобы сразу же не согнали с трибуны, большевикам приходилось идти на хитрости. «...Начинаем говорить, не объявляя, кто мы, — писал С.Г. Сапронов. — Сначала излагаем свои мысли завуалированно, потом все яснее, и, пока эсеры спохватываются (надо понимать, выгоняют с трибуны. —В.Ш.), мы успеваем сказать уже многое».
Большевики распространяли антивоенные листовки и газеты, которые получали от Екатеринославского большевистского комитета, проводили беседы с матросами и солдатами, разъясняли им буржуазный характер Временного правительства и его политики. Однако в целом положение большевиков в общественно-политической и «народной» среде было незавидным. Большевистская организация по-прежнему оставалась малочисленной и слабо связанной с матросскими массами. Пораженческие листовки и соответствующую литературу большевиков наотрез отказался печатать союз печатников. Черноморский флот большевиков не признавал: дело доходило до разгрома клуба, избиений и сброса большевистских агитаторов с кораблей за борт, как это было с матросом И. Финогеновым на эсминце «Гневный». Связь севастопольских большевиков с центром была также чисто условной. Среди севастопольских большевиков были сильны объединенческие настроения. Матросы члены РСДРП(б) просто не понимали, почему из Петербурга от них требуют разрыва с такими же матросами — членами РСДРП(м), и не торопились отделяться. Такие же настроения царили в большевистских организациях Симферополя, Евпатории и Ялты.