Жора тряхнул головой и вынул свою пятерку с таким видом, будто у него их целая куча. Потом он стал рыться в других карманах, но, конечно же, ничего в них не нашел.
— Ладно, — разрешил Бархатов, — потом отдашь.
— Что за вопрос, — пожал плечами Куржак и с ужасом подумал о том, как ему влетит дома за такое транжирство. Но пути к отступлению были отрезаны.
— Подумаешь, выпьем чайку с пирожным, — успокаивал себя Куржак, — и еще успеем к построению.
Но, видно, Ковров слишком долго ходил по магазинам. Они находились неблизко. На финише поднялась тревога. Командированные на квартиры гонцы дома ребят не обнаружили.
— А ты почему не на соревнованиях? — спросила у Аркашки представительная мамаша Генки Коврова.
— У меня освобождение! — соврал Гасилов, переминаясь в прихожей. Мамаша так и не заметила, что на нем лыжные ботинки.
Получив эту информацию, Сергей Петрович окончательно разбушевался. В глубине души директор надеялся, что инцидент окончится грозной нотацией в его кабинете и распределением наказаний. Но здесь произошло нечто более серьезное. Без доклада в гороно не обойтись.
— Как вы воспитываете подчиненных? — наступал директор на Святогорова. — Вот вам и «мыслители». Чего они могли вытворить?
— Ума не приложу, — развел руками Михаил Тихонович. — Бархатов не мог нарушить дисциплину. Он любит командовать даже больше, чем требуется. Вы же ему благодарность объявляли…
— Когда он этого заслуживал, — процедил директор. — Не о нем ли мне докладывали? Отказывался стричься?
— Его можно понять. Стриженая голова никого не украшает. Едва удалось убедить.
— Убедить? — возмутился директор. — Он должен исполнять приказания без обсуждения.
— Я сторонник дисциплины сознательной, — не унимался Михаил Тихонович, — Алексей хороший мальчик. Энергичный, пользуется авторитетом в классе. Немного, правда, самолюбив.
— Военные люди должны уметь подчиняться, — бушевал директор, — а вы их уговариваете. Вот и, пожалуйста, результат.
— Должен заметить, что ученики только будущие военные. Их требуется еще воспитывать, — не соглашался Святогоров. — И потом бог леса не сравнял. Как можно равнять людей? Они тоже все разные…
Отпустив наконец Святогорова, директор стал обвинять военрука:
— Увлеклись строевой подготовкой, а физичеекуго пустили на самотек. Почему допустили соревнования на окраине города?
Радько улыбнулся. Сергей Петрович запамятовал, как сам утверждал маршрут лыжни. Маршрут был нанесен на специальный планшет и потом тщательно обвешён на местности флажками.
— Давайте думать не о последствиях, — предложил директору военрук, — а о том, как разыскать мальчишек.
— Это ваш участок работы. Сами теперь и расхлебывайте, — отрезал Уфимцев и отправился на место происшествия в Василеостровский сад, где находился финиш.
Военрук не верил, что на лыжне случилось несчастье. Травму мог получить один. Но тогда он бы далеко не ушел. А тут как сквозь землю провалились трое из одного взвода. Наверняка что-либо задумали.
— Ну погодите у меня, сорванцы, — хмурился военрук. — Придется вам напомнить, что бывает на военной службе за подобные финты.
Капитан 3-го ранга позвонил в милицию, в военную комендатуру, связался на всякий случай со справочной службой «Скорой помощи». Пропавшие ученики нигде не значились, не проходили по приметам. Тогда Радько построил все взводы и предложил ребятам подумать, где искать товарищей, спросил, кто видел их в последний раз.
«Спецы» думали добросовестно. Кому же охота стоять в строю в воскресенье? Но никто не мог сообщить ничего определенного.
Военная комендатура едва не помогла Радько в его поисках, но только Генка Ковров оказался слишком находчивым.
— Едва не погорел! — объявил он, вываливая на стол груду пакетов. — Выхожу из магазина, а навстречу патруль! В лыжных ботинках, да еще без шинели — наверняка заберут. Тогда я шапку звездой назад — и ходу…
Жора Куржак слушал с некоторым напряжением. Надежда на то, что Ковров принесет сдачу, не оправдалась. Генка накупил кучу продуктов ровно на тридцать рублей. Он не забыл прихватить и «мерзавчик» для сторожа.
Старик сразу подобрел, раздобыл каждому металлические кружки и густо заварил чай.
«Придется экономить на завтраках», — терзался Жора.
На столе появилось столько вкусных вещей, что Жоркины тревоги сразу забылись. Главное, все было не по-домашнему. Колбасу кромсали охотничьим ножом сторожа. Им же вскрывали консервные банки. Можно было подумать, что они сидят не в сторожке ленинградского дровяного склада, а в далекой таежной избушке. И за окном никого нет на целые тысячи километров…
Западная часть Васильевского острова и Голодай в сороковые годы были похожи на что угодно, только не на городские районы. Заснеженные деревья Смоленского кладбища казались Раймонду Тырве северной Карелией, где воевал в гражданскую его отец. Правда, сам Раймонд никогда не был в районе Кимас-озера и представлял те места по книге Геннадия Фиша. И сейчас он, как красный курсант из знаменитого отряда Тойво Антикайнена, шел на лыжах в дальнюю разведку. Лыжи Райке были привычны — первый юношеский разряд. Как разрядника его назначили на сегодня помощником главного судьи, а затем послали одного на розыски пропавших товарищей. Отцу не было бы стыдно смотреть, как Райка ходит на лыжах. Но он редко видел отца. Отец приезжал в Ленинград только в отпуск, и то не каждый год. При этих встречах отец хлопал Раймонда по плечу и одобрял: «Вырос!» Через месяц отец исчезал снова. Деньги он посылал по почте, но без обратного адреса.
Такое поведение отца доставляло Раймонду немало огорчений. Особенно было обидно, когда комсорг Донченко хотел пригласить отца в школу, чтобы тот рассказал о гражданской войне.
— Невозможно! — ответил Тырва.
— Это комсомольское поручение! — настаивал Антон.
— Он в длительной командировке, — объяснил Раймонд и заметил, как Лека Бархатов усмехнулся.
Тырва надулся.
Отношения Раймонда с Бархатовым не ладились. Тырва знал, что Лека ходит к Антону из-за Жанны.
Она сама рассказывала, как вместе с Лекой они слушали в филармонии «Пер-Гюнта».
— Не нравится мне это, — ответил ей тогда Раймонд.
— Не нравится! — воскликнула Жанна. — Эдвард Григ с дирижером Мравинским? Тогда ты ничего не понимаешь в музыке.
И тут же вредная девчонка стала напевать арию Сольвейг, а глаза смеялись. Она прекрасно догадалась, что имел в виду Раймонд. Все это не прибавляло сердечности и взаимопонимания с Алексеем Бархатовым. Тырва знал, что разговор о его отце будет обязательно доведен до сведения Жанны.
— Кем же он у тебя работает? — добивал Райку дотошный комсорг и брат их общей знакомой.
Вопрос был самый обыкновенный, но Тырва рассердился. Его отец был молчалив и никогда не говорил о своей работе.
— К чему трепаться, раз сказано: он в командировке, — буркнул Тырва. — Можно пригласить в школу любого из родителей,
— Мой утонул, когда я был совсем маленьким, — поспешил сообщить Димка, хотя у него никто не спрашивал. Он выпалил это единым духом и поспешил отойти в сторону. Димка завидовал Тырве, хотя тот и темнил. Конечно, Димка гордился своим Федором Петровичем. Но все же он был не настоящий отец.
— Мой папаша полковник и воевал с басмачами, — сказал Бархатов. — Он тоже занят, но домой приходит. Могу его попросить.
Лека Бархатов не сказал тогда ничего плохого. И вообще придраться было не к чему. Но Тырва смотрел на него со свирепостью. Надо же так случиться, что сегодня его послали искать именно Бархатова…
Между тем пропавшие лыжники с помощью сторожа управились с закуской. На раскаленной чугунной конфорке снова засвистел чайник и стал плеваться живыми, как ртуть, пузырями. Куржак заметил, что заиндевевшее мохнатое окошко избы перестало просвечивать. Потом на нем заиграли багровые блики. Тревожная мысль о том, что пора идти и в школе их могут хватиться, вспыхнула и вместе с дымом отлетела в печную трубу. Еще могут подумать, что сдрейфил. Потом пир не был закончен. Было бы просто пижонством бросить это богатство на грубо сколоченном дощатом столе. Бархатов тоже украдкой посматривал на часы, но и ему казалось неудобным прекратить все разом. Что скажет Ковров?
«Ничего, — успокаивал себя Лека, — доложу командиру роты, что подвернулась нога и ребята помогали мне вернуться обратно».
Бархатов не знал, что такая наивная ложь не пройдет. Лыжня была обследована вдоль и поперек. На финише директор спецшколы и командир роты Оль обсуждали программу дальнейших поисков.
— П'едлагаю поставить на лыжи всю школу и п'очесать местность, — волновался Оль.
— Не хватало, чтобы еще кто-нибудь потерялся, — возразил директор.
— Мы те'яем в'емя. Они могут обмо'озиться.
— Раньше надо было думать, — оборвал директор. — Если обморозятся, вам в спецшколе не работать.
Ростислав Васильевич только махнул рукой.
— 'азве в этом дело? Мо'оз совсем осатанел. А мальчишки без шинелей.
— Напортачили, а директор отвечай, — ворчал Сергей Петрович.
— Ответим вместе, — успокоил его Оль. — Только сейчас необходимы конк'етные ме'ы.
В конце концов было решено дождаться возвращения Тырвы, а потом звонить в уголовный розыск и вызывать на помощь служебных собак.
Тем временем в сторожке чай лился рекой, и за разговорами никто не заметил, как наступил вечер. Говорили в основном Куржак и Генка, а Бархатов ограничивался репликами. Ведь рядом с ним сидели рядовые из его взвода. Стать с ними на один уровень было просто недопустимо и подрывало бы авторитет. Бархатов решил удивить ребят своей шапкой. На первый взгляд она казалась такой же суконной, форменной, со звездочкой на искусственной черной цигейке. Обыкновенной, да не совсем.
Снизу на стеганой сатиновой подкладке переливался атласным шелком разноцветный фирменный знак. Огромная заморская этикетка вопреки фактам утверждала, что Лекина шапка сшита не ленинградской фабрикой «Красный Октябрь», а где-то совсем в другом месте.