Магдалина ШастьМатвей
Глава 1
Меня зовут Матвей. И я, черт побери, кот. Да, я огромный рыжий котяра без роду и племени, тот редкой кошачьей судьбы вариант, когда тебя любят просто за то, что ты красивый.
И Бог свидетель, ОНА меня любила… Ну а как иначе, если даже не кастрировала? Об этой, хм, процедуре, чур меня, к первому году своей жизни я уже был неоднократно наслышан от наших соседских бедолаг, с коими имел честь схлестнуться в жарком, но коротком поединке, ибо никто из этих, прости господи, самцов не оказался столь же быстр и напорист, как ваш покорный слуга. Разумеется, будучи существом крайне любопытным и жадным до новой информации, а также, замечу без ложной скромности, добродушным и весьма снисходительным, я очень подробно беседовал на эту сугубо медицинскую тему со своими побежденными противниками. А те доверчиво делились пикантными подробностями из своей, с позволения сказать, интимной жизни после кровавой экзекуции, сетуя на постоянный пищевой голод и стойкую апатию к происходящему.
Впрочем, есть в кастрации и положительный момент. Это почти полное безразличие к кошкам. О, эти отвратительные, несносные самки, вечно готовые вцепиться своими острыми коготками в самое дорогое… в самое больное место, вроде носа или еще чего… Кстати, я, по их меркам (слышали вы подобную чушь?) слишком гламурен, чтобы оказать мне хоть минимальные знаки внимания. Даже пятилетняя Мурка с костлявым старушечьим задом и вечно голодными глазами заявила мне на днях, что я вовсе не брутален и ушла в туман с одноглазым, страшным, как чумазый черт, котом Пиратом, облезшим с правого бока от кипятка, под который он, с дурного ума уснувший за шаурмячной, попал по недоразумению.
А ОНА меня любила. Говорила, что я красивый и кормила говяжьими котлетами со своей щедрой тарелки… Правда- правда! Даже пельмешками угощала и майонезом! Основной мой рацион – это, конечно же, сухой корм, не спорю, но факт остается фактом, что ОНА меня баловала.
Самка. Нехорошая человеческая самка, предавшая меня, своего друга, своего единственного, верного и преданного друга! Хотя чего от нее ожидать? Та же кошка, только без хвоста, даже когти вон отрастила, размером в пол ладони, заточила их остро-остро маленькой розовой пилочкой и прокрашивает в разные цвета, чтобы страшнее было, называя потом это безобразие “маникюром”.
Привела вчера какого-то человеческого брутала с шерстяной спиной (чувствуете аналогию?!) и весь вечер кормила его моими котлетами. Как вам такое па? Да, формально это вовсе и не мои котлеты, согласен, издевайтесь надо мной, но, если с точки зрения справедливости, а-а-а? Зачем она так со мной?
Я хотел, было, как обычно запрыгнуть на ее теплые, удобные коленки и приласкаться, а эта, с позволения сказать, человеческая женщина, жестокая женщина, (внимание!) максимально бессовестно и абсолютно бессердечно выставила меня в прихожую, бесстыдно уединившись с этим своим новым шерстяным мега-котом за закрытыми дверьми. Всю длинную, неспокойную ночь я провел в тревожном одиночестве, лежа возле его вонючих кроссовок, упиваясь своей ненужностью. И грустил. Не знаю, чем они там занимались, но кричала ОНА не по-человечески. Так тебе и надо, иуда в юбке. Настрадаешься еще с ним.
Посоветовался с Муркой. Клевая она кисуня, что ни говори, прожженая. Настоятельно советует нассать-таки утырку в его потные башмаки. Благо, этот самый утырок каждый вечер у нас торчит, как прописался.
Где эта чертова шельма? Мурка, убью! Вторые сутки в дом не пускают, сволочи. МОЯ-то, сердобольная, выносит пожрать, конечно, но… как же все-таки домой хочется! Оказывается, Мурка в свое время тоже пострадала. И побили веником, и выкинули, а я, простофиля, не дослушал ее рассказ до конца, такой окрыленный был. Засада.
Пустили. Кроссовки убирает в шкаф. Да и подостыл я к ним. Мелко. Слишком мелко. Пират, видя мои мучения, посоветовал вызвать самца на бой. Ну а что? Такой же кот, только на двух лапах. А мне ссыкотно. Зверь-то крупный. Мурка подлила масла, говорит, что с такими принципами мне вообще размножаться нельзя. Она вон брюхатая ходит, Пират – парень не промах, все кошки дворовые по нему сохнут. Решено. Пора становиться мужчиной.
На бой вызвать не получилось. Я и мяукал решительно, и спину выгибал, и когтями по линолеуму елозил, а этот тип врезал мне с размаху волосатой ногой под бок и ушел блины со сметаной жрать, будто не догоняет. Сидит на кухне, сопит самодовольно, масло по бороде проклятой течет, тьфу. Сплошное расстройство, ребята. В общем, делать нечего, одной лапой я уже за войну подписался, не отступать же в самом деле, сам себя за малодушие возненавижу. Решил я действовать мудрее, а именно… исподтишка. Гаденыш долопал свои блины, утерся салфеткою, только задницу прыщавую от стула оторвал, собрался до дивана донести, да не тут-то было, я его как хвать из темноты за икры, что было мочи, всеми своими передними и тикать, куда глаза глядят. Под диван забился, страшно так, что волосы под хвостом шевелятся и сердце колотится, но по воплям слышу, что ободрал-таки вражине шкуру и тихо горжусь.
Два раза я подобным маневром его донимал, пока шерстяной человек не извернулся рыбкою и меня смертельной хваткой за рыжий хвост не поймал. А как поймал, схватил потребительски за шкирку, безо всякого пиетету, да и зажал клешнями мощными до скрипа в костях, мордой вниз, аккурат носом в половик. Гад. Вредитель природы. Ну тут, конечно, на визги МОЯ подоспела. Верещит-возмущается, шерстяного кулачками в грудь колотит, требует кота любимого отпустить, ну и я тоже ору, для поддержки, значит. Тому против двоих-то выступать страшно, небось, трусу. Отпустил. Они тогда поругались даже, мне на радость, правда ребра болели так, что не радоваться мне хотелось, а чуть-чуть убивать и немножко сдохнуть.
А потом этот наш двуногий повадился меня по головке гладить, да за ухом ласково чесать, как, блин, родной. Но я-то не дурак, товарищи, понимаю, что порыв не от души, а из корысти. Нет-нет, да и полосну ехидну когтями по руке. Тот меня, разумеется, по морде, больно… Я метра два лечу, МОЯ пищит. Разлад в семье, ну и мне минус в характер. Беда.
И вот как-то вечером слышу, как гад шерстяной, банан меланхолично жуя, МОЕЙ вдруг и говорит, исподлобья зыркая:
– Не могу я так, Катя, больше. Твой кот меня не любит.
Мол, выбирай, либо я, либо кот, ну или что там в таких случаях говорят… Ну думаю, выберет МОЯ меня, конечно. Я-то всем лучше: и пригож, и ласков, кушаю корм сухой, а не блины, как некоторые. А она вона че… Как же я, типа, кота выберу, если я от тебя беременная, а кот этот так, для проформы. И еще что-то там про кастрацию и удаление когтей. Стерва…
И берет, главное, меня на руки такая, ух… и плачет. Ну думаю, влип, ребята, по самое оно, которое мне теперь отрежут, сто пудово, не иначе. Прощай, Мурка дорогая.
И вся жизнь моя, недолгая и дурная, товарищи, перед глазами, испуганными страшной кошачьей участью, пролетела, извиняюсь за помпезность слога, как один миг.
Утром следующего дня мои живодеры насильно загрузили меня в автомобиль с эмблемой «Мазда» и отвезли… Шокированный произошедшим, упавший духом и сбитый с толку тряской ездой и женским предательством, я не сразу понял, что никого из присутствующих мои бубенчики не интересуют. Пожилая женщина с добрыми глазами нежно погладила меня по голове и попыталась подтащить носом к чему-то аппетитному в миске. Она то и дело повторяла, что я обалденно красивый, называла по имени и явно не собиралась отсекать себе на память куски от моего покрытого испариной тела.
Да здравствует человеческая мама! Она-то меня точно не предаст. Зачем ей человеческий самец, если уже родилась Катя и, возможно, куча других человеческих котят? Все котлеты снова мои! Ха, я взломал систему!
МОЯ привела вчера какого-то деда…
Глава 2
М-да, задачка выдалась непростая – штук десять блондинистых кур-несушек это вам не городские голуби-засранцы! Блин, вы не в курсе? Меня сослали в деревню!
С той поры, как Катин папа неожиданно вернулся из командировки и застал меня за поеданием сосисок, моя маленькая, полная волнений жизнь превратилась в ноль. Мерзкий дед, как выяснилось в процессе нашего недолгого общения, страдал аллергией на мех. Нос ему, видите ли, заложило! Длинный такой и любопытный нос, которым он, отвратительно ухмыляясь, залез мне под хвост.
– Некастрированный?! – заорал аллергик густым басом, отчего только что вымытые Катиной мамой тарелки в сушилке испуганно зазвенели. Еле вырвавшись, я метнулся, было, под диван, но не подрассчитал радиус поворота и застрял мохнатой задницей наружу, как лох, – А жирный, как кастрированный. Гы-гы-гы.
– Напугал котейку, Сережа. Ну куда его, бедолажку? Кастрировать поздно, безобразничать будет, – тихонько захихикала старушка. Теперь мне понятно в кого Катя характером.
– Никогда не поздно.
Вот стервецы. Рано расслабился. Слово за слово и здравствуй, ветеринарная клиника. Только попробуйте! Я вам тут все обоссу! Бороться буду жестко. Беспредел.
А с утра у милого, весившего не меньше центнера, Сережи потекли сопли.
– Простудился, – суетливо забегала по дому заботливая супружница и принялась отпаивать деда «Фервексом».
– Не поможет это, Зинаида, у меня аллергия. Надо кота в деревню отвезти. Я с детства от котов чихаю.
Чихает он, понятно? Это я на тебя чихаю, громила престарелая!
– Как аллергия? Курить на балкон без шапки бегал, вот и застудился. А я, может, с юности о коте мечтаю, о рыжем, – волевая женщина, моя ты дорогая. Выгоняй паршивца, не нужны нам больные, да убогие. Не зря существует процедура развода, ох не зря! Я в курсе, я узнавал! Это именно тот случай. Непримиримые разногласия.
– Я умирать не планирую, слишком еще молодой, а у сестры коту лучше будет, да и ты навещать сможешь, раз полюбила вонючку ушастого, – сам ты вонючка, – Все равно неделями у нее гостишь.
– Придется отвезти, я твоей смерти не переживу, – и мамаша смалодушничала, совсем как Катя, тьфу на вас.