Опа! А вот и он. Трое молодых людей вышли из здания, два парня и девушка. Один из парней – Елисей. Сердце застучало побыстрее, ладошки вспотели. Я судорожно натянул перчатки. Теперь ржавый рифлёный прут точно в руках скользить не будет. Сейчас самый волнительный момент. Выйдя из клуба, все трое отошли от крыльца на пару метров и остановились поговорить. Незнакомый парень обнимал за талию знакомую Настю-недохореографа. Елисей был без пары. Такой же неудачник как я – проскочила грустная мысль. Постояв минут пять вся компания двинулась на стоянку. Подошли к BMW пятой серии. Я затаил дыхание. Если они втроём сядут в машину, можно считать эту попытку проваленной. Нет. Елисей и парень пожали друг другу руки, Настя села за руль, её ухажёр рядом с ней, Елисей остался один. Проводив взглядом отъезжающую машину, моя жертва пошла как раз тем маршрутом, какой я и предполагал.
Я тихо отошёл от окна и стал аккуратно, но по возможности быстро перемещаться к противоположной стороне здания. Выскочив из окна, я побежал к тому месту, которое заранее наметил, как наиболее подходящее: примерно в центре территории возле двух явно заброшенных зданий было очень слабо освещённое место, а в узком проходе между ними было вообще темно. Я встал у стены и взял прут в правую руку. Моё тело решило, что кровь для него сейчас неактуальна, а вот адреналин – самое то. Сердце колотилось как бешеное, меня физически потряхивало. Очень напрягало, что надо сохранять неподвижность, было очень неприятно стоять застывшим. Но потерплю. Елисей должен появиться с мгновения на мгновение.
Вижу спокойно идущую ссутулившуюся фигуру. Елисей. Сейчас всё произойдёт.
Мысли метались. Я не продумал, как именно нападу! Вот не приходилось раньше выскакивать из-за угла, чтобы проломить человеку голову. Опыта, сука, не хватает. Выскочить перед ним? Тогда он может развернуться и броситься бежать к клубу или заорёт. Сбоку – ненадёжно, можно легко отшатнуться. Я решил напасть сзади. У нас же тут не дуэль. У нас убийство. Елисей шёл по центру дороги. От угла, за которым я стоял, до него было метра четыре. Когда он поравнялся со мной, я выдержал паузу буквально в полсекунды и выскочил за его спиной и как мог быстро рванул к нему, одновременно делая замах прутом. Я старался двигаться тихо, но мы были достаточно далеко от клуба и звуки музыки не могли заглушить шорох моих шагов. Елисей оглянулся, но уже ничего не успевал предпринять. У него даже на крик времени не было, я увидел только расширившиеся от испуга глаза и начавший открываться рот, как удар прутом… Прошёл в сантиметре от его головы! Да как так-то?! Это же не комар, сука, а голова!
Елисей опешил сам, он подавился криком и стоял в шоке. Я, видя его замешательство, снова замахнулся и ещё раз, уже нормально нацелившись, что есть силы обрушил ему на голову свою арматурину. Сверху вниз. И снова промазал. Елисей стоял как статуя. Я промазал, так как меня неожиданно немного повело в сторону и прут прошёл мимо, не попав не только по голове но и по плечу. Происходящее настолько шокировало Елисея, что он даже не пытался увернуться. Но теперь к шокированному Елисею присоединился шокированный Маугли. Да какого чёрта я не попадаю?! Он же стоит неподвижно! Ситуация не располагала к долгим размышлениям, но я вообще не понимал, что происходит. Я на секунду просто застыл. Возникшую идиотскую паузу неожиданно заполнил Елисей:
– Это пранк? – не очень веря сам себе, но с надеждой спросил он.
Я решил не отвечать, судорожно ища выход из ситуации. То ли прут у меня бракованный, то ли руки. Тогда что делать. Всплыла картина, как я роняю на асфальт Небритого. Отлично! Это вариант! Я чуть наклонился и прыгнул к Елисею, толкая его плечом в грудь. На классический тэйк-даун это было мало похоже, но расчёт был правильный. Мы оба полетели на землю. Прут я выпустил из руки. Увернуться у Елисея не получилось. Я оказался сверху и вцепился обеими руками ему в горло. Горло было какое-то твёрдое. Я давил изо всех сил, Елисей вцепился своими хилыми ручонками в мои запястья и пытался как-то избавиться от захвата, но безуспешно. Но при этом он всё равно мог дышать! Я давил как мог, но мои руки оказывали давление на его гордо не сильнее тугого воротника. Если бы Елисей не был так сильно напуган, у него были все основания заподозрить пранк. Хардкорный, но тем не менее пранк. Я реально не понимал, что происходит, но старался как мог. Правда, безуспешно. Затопившая меня ненависть стала очень быстро превращаться в отчаяние. Я должен его убить но не могу. И тут Елисей решил снова завести беседу и не нашёл ничего лучше, чем спросить:
– Почему?
Ах ты тварь, подумал я. Ты хочешь знать, почему?! Ты хочешь знать, почему?! Я в ненависти уже плюнул на то, что он услышит мой голос. Это ничего не изменит. Этот ублюдок хочет знать, почему он сегодня умрёт, так не вопрос. Слушай, тварь!
И тут у меня возникло короткое замыкание. Я не мог ничего ему сказать. МНЕ НЕЧЕГО БЫЛО ЕМУ СКАЗАТЬ. Я не помнил причину! Почему я должен его убить? Елисей должен умереть! Ускользающая мысль, которая меня нервировала уже не первый раз, вдруг решила предстать во всей красе. Это не моя идея! «Елисей должен умереть» – это не мои слова. Я понял, что у меня нет и никогда не было никаких причин убивать Елисея! А раз нет причин, то что я тут делаю? Я не буду его убивать. Я не должен этого делать! И стоило мне во всей полноте осознать эту простую мысль, как меня скрутило. Сердце дало сбой. Оно должно было сократиться, но почему-то этого не сделало. Руки внезапно ослабли. Пауза в секунду чуть не свела меня с ума. Тело перестало подчиняться. Снова удары сердца. Снова дышу. Выдохнул с облегчением. Сердце пропустило удар ещё раз. Руки мгновенно из каменных стали ватными, и Елисей кое-как смог стащить их со своего горла. Извиваясь ужом, он выполз из-под меня, перевернулся на четвереньки и стал в панике уползать. Да, напугал я его отлично. Пранк удался на сто процентов, а вот с убийством что-то пошло не так. Сердце снова неуверенно сократилось три раза. Потом снова взяло паузу. Я отстранённо смотрел, как моя несостоявшаяся жертва убегает на четвереньках, потом становится на ноги и бежит уже что есть дури и за несколько секунд скрывается за поворотом. Я лежал на животе. Все мысли были заняты только одной мыслью – сердце будет биться снова или это всё? Сердце всё-таки пусть неуверенно, но запустилось. Несколько ударов подарили мне надежду, что я останусь жив. Я встал на четвереньки. Чёрт, снова остановка. На этот раз сопровождается острой болью в груди и спине. Я умираю. Простая безоговорочная истинность этой мысли вызвала панику. Но как же, сука, не хочется. Уколы в сердце превратились в адскую боль, но кричать, как и дышать, уже не получалось. Вот это поворот, конечно, вдруг отстраненно думал я. Мышцы, которые отвечают за самые базовые функции, – сердце и диафрагма – стали выходить из строя. Боль была настолько жуткая, что пришла трусливая мысль, что скоро это кончится. Но мне совсем не нравилось, чем именно это кончится. Совсем-совсем не тем, чем хотелось бы. Вместе с болью кончится и Маугли. А Маугли ещё, сука, ничего в жизни, кроме строительных лесов и не видел, даже в настоящих джунглях не был.
Сердце не бьётся, диафрагма не сокращается. Мысли ещё кое-как думались, но процессы в теле шли очень нехорошие.
Я хочу жить, но это кажется какой-то недостижимой целью. Идти к этой цели у меня почему-то не получалось. Лежать в направлении цели получалось, но помогало это мало. Но вот не хотелось мне, чтобы всё кончилось именно так. Поэтому практически теряя сознание я решил, что буду хотя бы думать в направлении цели. Я хочу жить! Я просил сердце начать биться, я умолял своё тело начать дышать. Бесполезно. Боль не утихала, а вот сознание куда-то проваливалось. Ну и что. Пока думаю, не сдамся. Не сдамся хотя бы в мыслях. Сердце, бейся! Грудь, дыши! Я начал приказывать телу. Я хочу жить!
Внезапно, боль, казавшаяся предельной, стала запредельной. Но при этом диафрагма сократилась и в лёгкие пошёл воздух. Но что нам тот воздух. Кровь-то стоит, ничто её не качает. Сердце сократилось! Ура! Никогда не был так рад этим тихим мягким толчкам в груди. Правда билось оно как-то редко. Раз в две секунды примерно. Дыхание тоже не радовало частотой. Воздух поступал, но я не мог ни ускорить дыхание, ни замедлить. Я не знаю, как себя чувствует человек на искусственной вентиляции лёгких, но я не контролировал дыхание никак. Поэтому стонать получалось так себе. А хотелось стонать очень сильно. Все поводы у меня были. Боль понемногу начала стихать. Слабость не проходила, но контроль над руками и ногами постепенно возвращался. Встать на ноги я ещё не мог, но на четвереньки получилось. Если Елисей вызовет полицию, то будет очень непросто объяснить, зачем я устроил этот пранк. Поэтому надо валить отсюда. И я как мог быстро на четвереньках двинулся в ту же щель между зданиями, из которой атаковал Елисея. Обогнать меня мог бы и пьяный дождевой червь, но я не сдавался. Странный режим дыхания и очень медленное сердцебиение продолжали дико меня пугать, но раз всё работает, то будем надеяться, что самое страшное позади.
Прошло сколько-то времени. Не знаю, сколько. Я уже заполз в щель достаточно глубоко и продолжал целенаправленно на четвереньках убегать от возможной погони. Ну, убегать – это я преувеличил раз в триста. Я тихо и аккуратно переставлял руки и ноги, уползая дальше в щель между домами. Вставать на ноги я не рисковал. То, что я озаботился бегством не зря, стало понятно, когда сзади послышались голоса.
– Это было здесь! Вот этим прутом он бил меня по голове! – какой, сука, он бодрый, этот Елисей.
– Крепкая у тебя голова, приятель! Сколько раз он тебя этим прутом ударил? – ответил ему незнакомый мужской голос со скептическими нотками.
– Ну, не бил, но почти. Ни разу не попал… Потом он меня повалил, но мне удалось его отпихнуть и убежать, – продолжал жаловаться Елисей. И чего жалуется? Жив остался! Радуйся, каналья!
Я продолжал отползать, сил не прибавлялось, состояние было стабильно хреновое, ускориться никак не получалось. Я только успел заползти за какие-то ящики, как в щель между домами, по которой я «удирал», посветили фонариком.