– Попрыгал он... А если под тобой сломается?
– Так пусть подо мной и ломается, я-то точно не упаду, а если под кем-то ещё, то это косяк будет.
– Ладно, всё равно осторожней.
– Конечно! – честно соврал я.
– Ладно, иди, а меня ещё директор звал. Что-то обсудить хотел.
Забежав за надой и помыв в подсобке руки, я направился к беседке на детской площадке, месту наших обедов и ужинов на работе. Беседку во дворе жилого дома, стоящего рядом с гостиницей, которую мы реставрировали, наша бригада бессовестно отжала у местных детишек. Ну как отжала... Скорее арендовали, расплатившись несколькими массовыми закупками мороженого и парой мастер- классов по замешиванию раствора. Те пацаны и девчонки, которые в солнечные весенние дни смогли найти время оторваться от гаджетов, с удовольствием надели строительные каски, переместились на наш строительный участок и полчаса внимали нашему человеку-бетономешалке Димону, который объяснял все тонкости замешивания раствора. Димон, почувствовав себя знаменитостью, ничуть не зазнался, а то, что он часто запинался, объяснялось тем, что пришлось растолковывать весь процесс, не используя нецензурную лексику. Димону было сложно, но под конец своего выступления он почти не запинался. Нельзя сказать, что справился на пятёрку, но на четыре с плюсом точно. В общем, беседка у нас была, и на время нашего обеда и ужина никто её не занимал.
В течение пяти минут собралась вся бригада, все шесть человек: Димон – раствор, Лёха и Серёга, восемнадцатилетние парни, выполнявшие важные функции типа «подай», «принеси», «держи тут» и так далее, Саня – штукатур, Женя – скульптор, и я. Все вместе мы отвечали за то, чтобы гостиница поменяла цвет с зелёно- серого, на более приличный кремовый, при этом нам предстояло заделать все трещины и прочие накопившиеся со временем косяки. Ну и, конечно, все эти архитектурные «рюшечки» в виде модульонов и балясин нам предстояло тоже обновить или заменить на новые. Здание мы красили «шубой», цветным раствором. Этим занимался в основном я. Вот и вся бригада, которая отвечала за реставрацию одной из центральных гостиниц нашего города. Семёныч иногда сам выходил на леса, но всё больше решал административные задачи, оставив всю оперативную работу на меня.
Когда мы уже начали есть, подошёл Семёныч и тут же выдал нечто неожиданное:
— Значит так, бездельники, ситуация у нас кардинально меняется. Только что я общался с директором гостиницы. Он говорит, что нашей работой доволен, темпами, качеством и всё такое. Но, говорит, леса сейчас стоят у стены, куда выходят окна люксовых номеров, и, говорит, постояльцы жалуются на непрерывный поток мата в окна. Говорит, что у него окна кабинета тоже на эту же стену выходят, и что даже он свои познания в области «обсценной лексики» обогатил, – последнюю фразу Семёныч презрительно выделил интонацией, а скульптор со штукатуром гордо переглянулись.
– Семёныч, ну а если Маугли опять мне за шиворот шубы плеснёт, я должен ему сказать, что он всего лишь плохой и просто не прав? – задал резонный вопрос Лёха.
– Лёха, всего один раз было! Случайно! – возмутился я, – Что ты всё припоминаешь?!
– Значит так, меня не е... интересует, как вы будете выкручиваться. Нам директор номер выделил в гостинице, помогает как может, палки в колеса не ставит, мы должны постараться не ругаться. Я вот прямо сейчас справляюсь. Тяжело, конечно. Услышу от кого, буду штрафовать. Пятьсот рублей штраф.
– Семёныч, вы с директором плохие. – Первым сориентировался и начал тренировку Саня.
– Вы подонки и гавнюки. – Поддержал его Женя.
– Да, кстати, а что насчёт говна? – задал вопрос Серёга и собрал на себе наши удивлённые взгляды.
– Какого говна? – Выразил общий вопрос Семёныч.
– Ну, если мат нельзя, а «говно» – не мат, то можно же говорить «обоссаный», «обосраный», «съешь говна, обоссаный кусок говна». Такие варианты легальны или тоже нельзя?
Штукатур и скульптор задумчиво переглянулись, потом также задумчиво заулыбались. Семёныч тоже задумался. Было видно, что совсем отказываться от привычных и годами отработанных рабочих формулировок ему самому очень непривычно. Но в итоге решил не идти ни на какие компромиссы.
– Нет. Никакого говна, мочи, спермы и даже соплей! Никакого поноса, анального секса, минета и всего того, к чему вы привыкли... За «обоссать» и «обосрать» тоже по пятьсот рублей! – бескомпромиссно уничтожил Семёныч все наши надежды на искреннее выражение эмоций во время рабочего процесса.
– О чём это вы, мальчики? Егор, ты о чём это сейчас? – мы не заметили, как к нам подошла жена Егора Семёныча, красивая женщина лет сорока.
– Анна Васильевна, Егор Семёнович рассказывает свои планы на ближайшие дни, пытается финансово нас стимулировать следовать его примеру, – как можно более серьёзно ответил я. Кстати, даже не соврал. – Вы его давно знаете. Как думаете, стоит соглашаться?
Семёныч покраснел, а парни попытались сдерживаться, но ничего не получилось, и все заржали. Семёныч несмотря на красное лицо очень спокойным голосом выдал:
– Маугли, ты плохой. Совсем... Вообще, блин, плохой!
Вся бригада уже ржала так громко, что сомневаться в диагнозе «наркоманы» от местных пенсионерок не приходилось. Анна Васильевна улыбалась и выжидающе молчала. Ей в двух словах объяснили, что у нас тут за перемены. Она повеселилась, обозвала нас дураками и выложила на стол еду. Остальные этому очень обрадовались. Когда каждый ел своё, то наедался, но когда всё выкладывали на общий стол, то немного не хватало. Когда это впервые заметил Димон, мы все удивились, но потом настоящая причина в моём лице была локализована, но не улажена. Я продолжал с завидной периодичностью объедать коллег. Поэтому любая добавка шла на ура.
Все погрузились в процесс поглощения пищи, и тут неожиданно Женя-скульптор, видимо, продолжая ранее начатый разговор, сказал непонятное:
– Сань, да стопудово это опять какие-то разборки. Ну, не просто так полковник милиции повесился. Убрали его. Семёныч, что думаешь? У тебя в мэрии знакомые есть, может, знаешь что-нибудь?
– Вы про что сейчас? Кто повесился? – Спросил Семёныч.
– Мент. Полковник. Верёвкин Михаил, вроде, зовут. Сегодня в новостях прочитал. На даче повесился. Вчера нашли, – просветил нас штукатур.
– Не знаю такого, и от тебя только что услышал, что он умер. Может что угодно быть, – пожал плечами Семёныч, – могли убить, а мог сам. Я откуда знаю.
– Вы лучше подумайте, как теперь будете цензурно Димона с раствором поторапливать, а Маугли его неправоту объяснять, – переключила нас на более насущные вопросы Анна Васильевна.
– Это да. С Маугли сложно в рамках цензурных выражений общаться, а ещё сложнее цензурно его выходки комментировать, – согласился, переводя на меня стрелки Женя-скульптор. Вся бригада, не переставая жевать, дружно закивала.
– Евгений, я не то, что нецензурных, я вообще недобрых слов не заслуживаю! – запротестовал я. – Да что я такого сделал?!
– Тебе за последний месяц список предъявить или за год? Хотя бы почему тебя с раствора в том году убрали, помнишь? – я помнил, но решил не комментировать, скульптор же продолжил, – нам заказ-то был всего лишь беседку с колоннами на набережной подправить и покрасить, так ты из остатков раствора всего за три дня член в человеческий рост слепил в десяти метрах от беседки, после чего молодожёны сначала возле него фотографировались и только потом в беседку шли. А скульптор, между прочим, я у нас в бригаде.
– Да, ничего такого страшного, – встал на мою защиту Семёныч, который, к слову, очень даже неплохо мне помог со скульптурной композицией, так как мы её по вечерам вдвоём ваяли. – Её же снесли потом.
– Это, да. Но два месяца она там простояла и собрала чуть ли не общественное движение в свою поддержку. Хэштег «защитимчлен» и «пустьстоит» до сих пор один из самых популярных в городском паблике. А авторство почему-то мне приписывали, – не успокаивался Женя.
– Слушай, извини, пожалуйста! Ты бы по-любому лучше и выразительнее сделал, я не виноват, что на тебя подумали! – оправдался я.
– Вообще-то, Маугли, ты последнюю неделю какой-то спокойный. Никто на тебя не жалуется, официальные органы жалоб не предъявляют, петиции никто не пишет. Ты не заболел случайно? – Семёныч проницательно посмотрел на меня.
– Продумываю план захвата Мира. Не отвлекаюсь на мелочи.
– Ты с лесов не упади, захватчик, пока думы свои великие думаешь, – не совсем в шутку произнёс Семёныч. Я лишь хмыкнул и кивнул, мол, ерунда.
За время еды мы ещё пообсуждали, какие слова можно, а какие нельзя теперь использовать во время рабочего процесса, пришли к выводу, что всё, что из фильмов, можно. Стали гуглить, что такое «каналья», «подонок», «кретин». В итоге, пришли к выводу, что всё надо пробовать. Работа покажет.
На перерыв у нас был выделен час, с едой мы управились за полчаса. Лёха и Серёга с выжиданием уставились на меня. Этих двух друзей-кикбоксеров к нам в бригаду привёл Семёныч. Отец одного из них был ему другом, очень попросил, а у нас как раз был некомплект, вот и оказались у нас в бригаде эти два товарища. Родители у обоих были обеспеченные, мы это достаточно просто вычислили, когда одного из них мама на Рэндж Ровере на работу привезла, а другого папа на последнем Х5. Сначала ожидали, что в поведении парней их «мажорность» как-то проявится, но нет. Нормальные парни-спортсмены. Без пафоса и без обиды на прозвище «мажоры». Разница в возрасте у меня с ними была небольшая, поэтому мы быстро нашли общий язык. А когда выяснилось, что я гимнаст, они сразу же атаковали меня просьбой научить их стоять на руках. В итоге мы старались устроить тренировку каждый перерыв. Расписание составили так, чтобы примерно времени было поровну на всё: на тренировку стойки на руках, на обучение меня базовым ударам и на ОФП. Сегодня была очередь тренировать меня.
– Пошли, – тяжело вздохнул я. – Что сегодня?
– Боковой, – недолго думая ответил Лёха и вытащил из пакета перчатки и лапы.