— Я могу вам чем-то ещё помочь? До города сами доберётесь? — я понимал, что поддержка потерявшим близкого человека, конечно, нужна, но больше моральная. Жизням их ничего не угрожает, поэтому несмотря на то, что пообщаться толком не получилось, можно и расстаться. Никаких вопросов по поводу произошедшего у меня не осталось. Я один точно буду двигаться быстрее, а привлекать к себе внимание, явившись в город с семьёй, пострадавшей от разбойников, мне не хотелось.
Брат с сестрой переглянулись и задумались. Они явно не ожидали, что я вот так быстро решу свернуть разговор и свалить. Парень уже взял себя в руки, слёзы из глаз лить перестали, а кровь он просто вытирал запачканным рукавом, не заморачиваясь, чтобы её остановить:
— Доберёмся. С этим что делать? — он указал на связанного и мало что понимающего из-за того, что пропустил уничтожение всех своих коллег, парня.
— Ну, узнайте, где он деньги прячет, и убейте. Или просто убейте. Или убейте как-нибудь непросто. Я плохой советчик в таких ситуациях. Их оружие и деньги мне не нужны, себе возьмите.
— А если привезти в город и сдать страже, чтобы его допросили? — Почему-то парень, прикончивший почти всех разбойников, сомневался, что делать с последним оставшимся в живых.
— Ну, а что вам это даст? Накажут его? Так сами и накажите. Он помог вашего отца убить. Пусть без тела выводы сделает, как был неправ. А вообще делайте, что хотите. Мне спешить надо.
— Какие выводы? Как без тела? — опешил от моего вопроса парень, и даже его погружённая в себя сестра отвлеклась от своего горя и посмотрела на меня с недоумением.
— Ну, а зачем ему в теле сидеть после смерти? Выйдет и двинется куда-нибудь, — я не стал перегружать подростков информацией про ловлю тонгеров на спутнике, — заодно посмотрит, к чему его разбой привёл и чего он этим достиг?
— А какой ещё он? Мы же его убьём. Насовсем.
— Насовсем убить нельзя. Тонгер не умирает и, скорее всего, неуничтожим.
— Какой тонгер?
И тут я впал в ступор. Получается, тут населению настолько мозги промыли, что они что, просто вообще не знают, кто они⁈ Просто вот абсолютно не знают, что они находятся внутри носителя? И считают носитель собой? Как донести им правду о реальности, я понятия не имел, и не считал, что сейчас вообще стоит решать эту задачу, поэтому, немного подумав, сказал:
— Вот пока будете убивать, пусть и думает над своим поведением, а что там дальше, неважно. Ладно, я спешу, а вам тут есть, чем заняться. Бывайте!
— Спасибо! — сказал парень, девушка же нашла в себе силы только благодарно кивнуть.
Оставив подростков принимать непростые решения, я двинулся дальше к городу. Надо спешить, если я не хочу привлекать к себе внимание, то мне надо встретиться с мастером Диком до того, как эти доберутся до города и расскажут о воине, который порезал целый отряд, или как там его… сбор.
Поднявшись на холм и пройдя через небольшой лесок на его вершине, я увидел, что дорожка, рассчитанная не более, чем на одну телегу по ширине, через несколько сотен метров упиралась в настоящую, с кюветом и твёрдым покрытием, дорогу. Город всё ближе.
Я двинулся вперёд, уже не так весело размахивая глефой, и размышляя о произошедшем. На семью охотника напали жители их же города, знакомые. Неужели эти, как их там, монки такие прям ценные? Ну, для меня, точно нет. А для них, для местных? Мне надо понять, какие ценности у людей вокруг. Если им установлены такие внушения, что заставляют за небольшие материальные преимущества убивать себе подобных, то чего мне ждать? Высморкаюсь на улице и меня пристрелят? По незнанию нарушу какое-то прошитое в их прожаренных мозгах предписание, которое все свято соблюдают, и буду атакован толпой? Вряд ли такая толпа людей без моральных терзаний собралась грабить своих знакомых просто за телегу необработанных шкурок и тайник — я был уверен, что дело ещё и во внушении, которое тут все получают перед попаданием в тело. Тут следят за экономикой, и большинство местных не имеют проблем с питанием и одеждой, и мое мнение такое, что весь этот рабой никак экономическими причинами не мотивирован. Возможно, эти грабители конченые люди, но кто сделал их такими кончеными? Ответ я знал.
Наблюдая за Власом, я не особо заметил каких-то сильных неразумностей, но мы и не обсуждали никаких обычаев, культуры и что-то из разряда «конечно, все знают…», а стоило бы. Но чего уж теперь. Постараюсь не выделяться. И постараюсь свалить отсюда побыстрее.
Империя уже давно — хотя что я знаю о том, что такое «давно»? — ссылает сюда людей и довольно успешно превращает их в живущих искусственными или откровенно внушёнными ценностями персонажей игры. Использует эту планету как полигон. Но зачем такие масштабы? Хотя если здесь всё население вместе с игроками и всеми тюремными войсками составляет пару сотен миллионов человек, а население империи десятки триллионов, то таких планет-полигонов может быть множество, и всё равно всех недовольных или преступных граждан здесь не разместишь. Но поскольку я ничего не знал о реальных цифрах населения империи, мои расчёты были очень умозрительны и не приводили меня к каким-то практическим выводам, а просто помогали скоротать время.
Вскоре, поднявшись на очередной холм, я увидел плотную застройку одно- и двухэтажных строений.
Что ж Ветерок, а с ним и мастер Дик, уже близко.
Я посмотрел на экран планшета, сверяясь с картой. Очень хорошая штука этот планшет. Просто очень!
Я двинулся к городу.
Глава 17
Я шёл по Ветерку и с интересом смотрел по сторонам. Назвать моё настроение весёлым было нельзя, но и особой печали я не испытывал. Недавнее приключение с незапланированным — для обоих сторон — нападением разбойников заставило посмотреть на происходящее немного под другим углом. Конечно, имперцы стоят за всем творящимся здесь беспределом.
Но насколько легко заставить человека творить зло?
Вот что должно со мной произойти, чтобы я, планируя будущее, решил ограбить и убить своих друзей? Достаточно ли будет мне пообещать пару десятков шкурок монков, чтобы я пошёл убивать своих соседей? Сейчас — точно нет. Я даже не знаю, кто такие монки и чем они ценны. Но не в этом дело. Я знаю и понимаю больше остальных. А если стереть мне память? Если накидать внушений? Если я буду свято верить, что Высшие правят миром, а я лишь пыль у их ног, и что я — это тело, которое умрёт, а с ним я тоже исчезну как личность. Если я буду верить, что самое страшное, что может со мной произойти, — это травма или смерть тела раньше времени… Смогу ли я так выстроить приоритеты, что пойду убивать по бесконечно незначительному поводу? Я не знаю. Хочется верить, что нет. Но… Нет в этом полной уверенности.
Я даже остановился, задумавшись над неожиданно пришедшим в голову вопросом.
А что самое страшное для такого как я? Да плевать на таких как я! Что самое страшное конкретно для меня?
Наверное, тоже самое, что и для всех — исчезнуть. Стать ничем. Прекратить быть. Потерей памяти меня не испугать. Я что-то знаю, но мало что помню, и ничего страшного. Я не испытываю панического страха перед потерей тела, так как прекрасно знаю, что я и без тела буду в порядке.
От очень интересных мыслей о себе любимом меня отвлёк запах чего-то вкусного. Я уверенно направился на другую сторону центральной улицы к прилавку с пирожками. Там как раз выкладывали новую партию прямо из печки.
— С чем у вас пирожки? — поинтересовался я у добродушно выглядящего мужчины в сером фартуке поверх белой рубашки.
— С яблоками, вишней, творогом, печенью, фаршем, клубничным вареньем, капустой, крыжовником, курицей, — с готовностью и без какой-либо задержки ответил мужчина.
— Дайте пять штук самых свежих.
Пять минут спустя этот же продавец с пониманием снова смотрел на меня и ничуть не удивился моему запросу.
— По пять штук каждого вида!
Я продолжил движение к дому мастера Дика с двумя здоровыми бумажными пакетами, набитыми несколькими десятками вкуснейших пирожков. В этот момент я был очень благодарен Власу, который дал мне с собой денег в дорогу. Но извини, Влас, пирожков я взял только себе.
Идя по главной дороге города и с довольной рожей жуя пирожки я пару раз встретил вооружённых людей, но не привлёк их внимания. Вернее, привлёк, но без подозрений — мне просто весело поулыбались, увидев, как я увлечённо жру, таща глефу подмышкой без всякого уважения.
Когда я встал перед воротами у дома мастера Дика, осталось только пять пирожков. Рег был доволен и счастлив, переваривая всё это кулинарное великолепие, мне даже пришлось как следует напомнить ему, что возможно нам придётся драться, а то ничего, кроме желания поспать и доесть оставшееся вкуснейшее тесто с изумительной начинкой, я не испытывал. Через пару минут я почувствовал, что вялость проходит, сердце забилось помощнее, мышцы облились кровью как после хорошей разминки. Будем считать, что я готов. Сыт точно.
— Кто там? — спросили меня в ответ на вежливый стук в ворота.
— Меня зовут Джанг, я хотел бы поговорить с мастером Диком. Скажите, что у меня для него новости от трактирщика Кала и его помощницы Клео.
— Заходите, тут открыто.
Сбоку открылась небольшая дверца. Невысокий с, несмотря на прохладу, обнажённым торсом парень– Вы сами ему это всё скажите. Он вон там у колодца, — указал он, после чего побежал куда-то вправо и быстро скрылся за пристройками.
Там, куда указал впустивший меня парень, была всего лишь дорожка, уходящая за угол большого двухэтажного дома. По ней я и пошёл, вскоре оказавшись на вымощенной камнем квадратной площадке.
Тут было красиво.
Сделанные из красноватого гранита ступени крыльца полукругом опускались на плиты розового мрамора, которыми был выложен дворик. Но не только камень делал это место красивым. Дом стоял на холме, и отсюда открывался прекрасный вид на реку, а растущие за пределами каменного покрытия старые дубы органично вписывались в пейзаж. Был тут и колодец с воротом. Он располагался в левом дальнем, если смотреть от крыльца, углу двора. А возле колодца под ветвями высокого дерева стоял мужчина, который выглядел здесь ещё более уместно, чем мрамор, гранит и столетние дубы. Казалось, не он сюда пришёл, а все выстроили вокруг него — настолько гармонично он тут смотрелся.