Я слишком поздно поняла, что манеер вымотан до крайности, что у него просто не было сил, чтобы сопротивляться бесконтрольной силе маули. Поздно сообразила, что он просто не хочет причинять боль Коуму, или не имеет на это право, как и любой из хактов. Понимание всего происходящего пришло ко мне, как обычно с опозданием и пушным зверьком приличных размеров.
Манеера неожиданно пронзило одно из щупалец. Мужчина дернулся, замер — и забился в мелкой судороге, нанизанный как бабочка на булавку. Только булавка была размером с копье. Одновременно с этим несколько других щупалец рванули в разные стороны и вверх. За секунду больше половины пузырей перестали существовать, а создавшие их хакты рухнули в оранжевый дым.
И все без звуков, все в тишине.
Что делать? Как помочь? Как все это остановить?
Напрашивалось два варианта. Очевидно, что проще просто убить Коума. Если не будет источника разрушений, то энергия просто растворится в ауре мира. Но, убивать подростка, только за то, что он не смог сдержаться, сохранить равновесие духа было бы преступлением, за которое и казнь — милостивая награда.
Вторым, не менее очевидным вариантом был побег. Что может быть проще: взять ноги в руки и рвануть с места на четвертой скорости? Но, этот вариант я даже не рассматривала. И не из-за героизма, если кто-то все-таки допускает мысль, что я героиня, мать ее! А из-за того, что просто не рассматривала. Мысль о том, что я могу убежать, когда Дэмиана пришпилили, когда Амал то ли в шоке, то ли в ауте была мерзкой.
Мы в ответе за тех, кого приручили. А этих двоих я уже спасала, а значит, просто обязана довести дело до логического конца. Хотя в чем именно этот самый логический конец — не представляла. Главное, что сейчас я чувствовала свою ответственность за них обоих.
Когда я сделала первый шаг к Дэмиану, четкого плана у меня не было. Честно говоря, никакого плана не было. Я просто шла. Шаг за шагом. Вздох за вздохом. У меня складывалось неприятное ощущение, что ноги утягивает в топь, грудь сдавливает влажная глина, а в легкие забивается густой и едкий дым.
Что я могла противопоставить против энергии маули? Я каждой порой своего и без того не слишком здорового организма чувствовала, что эта энергия сильнее моей красной. Как я это определяла — ума не приложу, просто знала. Я ничего не могла. У меня не было моей магии, не было черного пламени. Кстати, сейчас я не ощущала даже его попыток прийти ко мне на помощь. У меня не было оружия, не было вообще ничего. И смешно было бы предполагать, что я сильнее самого манеера, а его уже успешно раздирали на части.
Я просто шла. Сколько прошло времени, сколько еще щитов лопнули за мой бесконечный путь? Без понятия! Главным было лишь дойти. Мозг, зомбированный идеей, даже не пытался рассмотреть то, что будет когда дойду. Меня это не волновало и не касалось.
Я дошла. Встала в метре от манеера. Щупальце, превратившись в сверкающее копье, пробило мужчине правое плечо. Видимо, манеер все-таки успел уклониться — и удар, предназначенный в грудь, прошил плечо. Сейчас он висел, как свиная туша на крюке мясника, в пятидесяти сантиметрах над землей и заливал мостовую собственной кровью. Я была уверена, что боль от такого должна быть чудовищной, но маска никуда не пропала. Она просто застыла, будто гипсовый оттиск. Как же пугающе выглядит дёргающийся человек без лица, даже с учетом того, что все вокруг залито счастливым оранжевым цветом, а сам мужчина и не человек.
Не знаю, почему я схватилась за энергию. Просто протянула руку и ухватила мнимое древко копья. Энергия в ладони дрогнула и дернулась, как живая, стремясь высвободиться, но я только сильнее сжала захват. Ухватила второй рукой чуть ниже, точнее ближе к манееру. Встала напротив наставника и дернула на себя изо всех не слишком великих сил. Копье вышло из тела манеера, вырвав кусок мяса и ткани. Дэмиан рухнул.
Оранжевое море вокруг восприняло это как личное оскорбление. Дым отхлынул от стен щитов и поспешил ко мне. Не успела моргнуть, как все вокруг пропало. Магия накрыла меня с головой, лишая зрения и всех прочих чувств. Пропал манеер, хакты, да и весь мир в целом. Только я на дне этого апельсинового океана.
Ладони обожгло. Щупальце, которое я все еще удерживала в руках, решило сменить тактику. С десяток мелких червей стали прогрызать кожу, проникая в ладони. Жуткое до седых волос ощущение шевелящихся под кожей червей, которые не просто шевелятся, а еще и обжигают мясо под кожей.
Жуткое и тошнотворное, но не до такой степени, чтобы забыть про вторую цель. Я медленно развернулась через левое плечо и двинулась через океан, от яркости которого уже резало глаза.
«Оранжевое небо, Оранжевое море, Оранжевая зелень, Оранжевый верблюд, Оранжевые мамы… — старательно напивала мне соображалка.»
«А мамы-то у меня и нет, — ответила я.»
Колени подогнулись. Воздух уже не поступал в легкие, но он мне сейчас не нужен, как и ноги. Я добралась.
Руки нащупали безвольное тело Коума, развернули к себе лицом. Я ухватила его за ткань рубахи. Пальцы скользили от крови, и я едва не выронила маули из захвата. Не уверена, что у меня хватило бы сил на вторую попытку его поднять. Злость на себя и на этого сопляка придала сил. Я притянула его к самому лицу. Пока мои глаза не встретились с его пустым и безжизненным взглядом.
Что такое проникать в чужой разум собственным измочаленным сознанием? Падение с большой высоты в бездну без кислорода. Органы скручивает в трубочку и вжимает в позвоночник до тех пор, пока не пропадает ощущение самого тела и позвоночника.
Через мгновенье пропали все ощущения внешнего мира. Я легко приняла идею того, что мира вообще больше нет. Есть уже знакомое мне место без начала и конца. Вселенская пустота безвременья. Я уже была здесь несколько раз. Правда была я в своей пустоте и в своем безвременье. А это место Коума.
Стоило подумать о мальчике, как впереди показался большой костер. Хотя это было сложно назвать костром. Скорее огромный невидимый бокал, в котором плавает живое мандариновое пламя, а на дне этого бокала скукожилась щуплая фигурка перепуганного подростка.
У меня не было тела, точнее я его не видела и не ощущала, но я прыгнула в бокал. На миг перестала существовать. А может и на целую вечность. В этом месте нет времени. Его пламя сожгло меня без остатка. Я точно знаю, что растворилась в этой силе и в ней же воскресла, как мифический феникс. Правда, легенды, сказки и песни деликатно умалчивают о том, насколько это больно — возрождаться из небытия. Что такое смерть души и что такое ее боль! Особенно, если до этого момента ты знала только физическую, телесную боль. Чертовы легенды и мифы, они всегда подло молчат о самом главном!
— Коум! — я снова сгребла парня в охапку.
Только здесь у него не было одежды, поэтому мои пальцы легко ухватили тонкую кожу не хуже ткани рубахи.
— Что? Что вам нужно?! — возмутился перепуганный подросток, который уже успешно забыл, что еще жив.
— Ты тупой, трусливый сопляк! — заорала я ему в лицо. — Ты, там, снаружи, сейчас всех убиваешь!
— Что? О чем вы?! Кто вы?
— Возьми себя в руки! Ты всех убьешь! Черт с тобой! К Богам вашим и всех хактов, которых ты уже вырубил, но ты убиваешь Дэмиана, ты убиваешь Амала!
В испуганные глаза мальчишки пришло понимание. Миг темноты — и я снова на мостовой Тимирая. Вокруг пыльная взвесь. Я стояла в центре приличной воронки, глубиной метров в семь. Рядом стоял шокированный содеянным Коум, который озирался по сторонам. У наших ног тихо кашлял Амалиэль. Вокруг крики и стоны. Шуршали, падающие на дно воронки, камушки и пыльные дорожки.
— Живем! — облегченно вынесла вердикт я.
Увидела манеера, который пытался подняться из воронки, оставляя за собой кровавую дорожку на сухой земле.
Я вздохнула и махнула рукой. Движение, которое я точно проделывала впервые, почему-то далось так легко и просто, будто всю жизнь только этим и занималась. Мое правое плечо стянуло — легкий отголосок того, что случилось с манеером.
Губы сами собой растянулись в облегченной улыбке.
Коум протянул ко мне руку и открыл рот, чтобы что-то сказать или спросить, но это было последним, что я увидела.
Глава 10Ученья свет спасает всегда, даже впотьмах казенного дома
Нравственный человек много делает ради своих друзей и ради отечества, даже если бы ему при этом пришлось потерять жизнь.
Понимание того, что я все еще живу, пришло, как всегда, вместе с болью. Очнулась я от того, что затекшая из-за неудобной позы шея нещадно ныла. Разлепила веки и застонала от рези в зрачках. И снова зажмурилась, чтобы лишний раз не травмировать высушенные глазки. Дернулась — и снова застонала, на этот раз от резкой боли в спине и руках.
— Вот интересно: я когда-нибудь проснусь в этом теле без мата?! — скрежеща зубами, просипела я.
Во рту, что называется, кошки отдыхали.
— Это, как я понимаю, вопрос риторический и ответа не требует. Или же тебе нужна точная дата столь значимого события? — вопросили откуда-то сверху.
Я застыла в ожидании, что после гласа с небес меня поразит молния высочайшего гнева.
Учитывая, что меня в последние дни много раз били и не только головой, и не только по ней многострадальной, не стоит удивляться, что голос Накириэля я на пару секунд приняла за ответ высших сил. И не надо смеяться! Я бы на вас посмотрела, если бы вас так помотало, как фиалку в болоте.
Открыла один глаз и медленно скосила его вверх. Призрак маули висел надо мной в метрах четырех. В позе, будто на кровати развалился, положив ногу на ногу. Воин подмигнул мне. Я облегченно выдохнула и поморщилась от боли в спине. Ребра сдавило так, словно на них кирпичи грузили. Оглядела себя. Ничего особенно нового не увидела. Руки по когти забинтованы тугим бинтом, то же самое сделано и со спиной, и с грудью, со всем корпусом и бедрами, так что можно сказать, что одежда у меня есть. Но, кроме бинтов и серых просторных шортиков на мне не было ничего.