– Что это за рисунок? – показала я на вензель.
– Это его знак, – сказала Ра.
Ша, как сидела, не вставая, со всей силы лягнула соседку по ноге, та взвыла и дернулась.
– Кого – «его»? – Я с самого начала подозревала, что этой чудной троицей руководит кто-то незаметный, гораздо более умный и хитрый.
– Не скажу. – Ра насупилась.
– Я сейчас позову суфлершу со шваброй, – сказала я. – Ты что предпочитаешь: сломанный нос или фингал под глазом?
– Духу у нее не хватит, у твоей суфлерши, – рассмеялась Ра. – Она только палкой размахивать и может.
– И правда. Лучше я попрошу своего… друга. Он профессионал. Умеет бить больно, но аккуратно, – сообщила я, показав на Сергея. – Следов не останется, но стонать во сне еще долго будешь.
Здоровяк потер руки и произнес многозначительное «гхым», отчего мне стало как-то не по себе.
Ра закрыла лицо руками.
– Правда, не могу! Ой, не могу и не буду, и не заставляй меня. Он узнает – сама же и пожалеешь.
Вот тебе здрасьте! О чем это я пожалею?! Я собиралась возмутиться по полной программе, но тут Аллегра зашептала мне в ухо: «Спроси лучше про открытки с птицами. Спроси». Когда моя радость на чем-то настаивает, ей трудно отказать.
– Зачем вы подсовываете скрапбукерам открытки с дохлыми птицами? – спросила я.
Ра оживилась, полезла в карман и вытащила еще один кругляшок.
– Возьмешь мой? Мой лучше, даю гарантию.
– Дура, – буркнула Ша. – Наглая дура.
– Давай. – Я подцепила за цепочку третий мнеморик. – Я тебя слушаю.
– В открытках Маммона.
– Так. – Меня уже ничего не удивляло. – Прекрасно! Что за Маммона? Какое отношение она имеет к мнеморикам?
– Она там живет. В наших открытках.
Это меня тоже не удивило. Живут же хранители в альбомах, и Роза оказалась в открытке, почему бы в карточках с птицами не жить какой-то там Маммоне? На что она, интересно, похожа? Помесь птеродактиля с вороной?
– При чем здесь мнеморики-то? – переспросила я.
– Ну как же, как же! Познакомишься с Маммоной – и сразу поймешь, в чем прелесть мнеморика. Еще ни один человек, с ней знакомый, не отказался от мнеморика.
– Почему?
Ра закатила глаза и наморщила лоб.
– Не помню. Я только знаю, что без мнеморика мне было жуть как плохо, а как только его взяла, сразу стало хорошо.
Я вспомнила слова, которые Ша сказала маме: «Я могу вернуть вам то, что вы потеряли». Похоже, я нащупала что-то важное. Пусть у меня интуиция не работает, как у Софьи, но голова мне пока еще не отказала.
– А до знакомства с Маммоной?
Снаружи послышался какой-то шум. Я навострила уши, до меня донесся обрывок какого-то разговора, но слов было не разобрать. Я попросила Сергея посмотреть, что там. Он вышел, но почти сразу же вернулся и сообщил:
– Там бабки-вахтерши шастают, сюда ломятся, – пояснил он. – Не пора ли сматываться, хозяйка?
– Ничего-ничего, я покараулю. – В дверь сунулась очкастая голова. – Вы говорите, сколько нужно.
Из-за этих вахтерш я совершенно забыла, о чем спрашивала. Тут не мудрено имя свое забыть – с этими маммонитами и их пятышами.
С самого начала этой истории меня мучил еще один вопрос:
– Скажи-ка мне, Ра, а чего вы со своей Маммоной привязались ко мне и моей маме?
Ра обиженно надула губы и отвернулась.
– Ты же не включаешь мнеморик. Ничего я тебе не скажу.
Я опустила все три кулона к себе в сумку. Уже утомилась их держать. Ра проводила свой кругляшок тоскливым взглядом. Ша словно впала в транс. Она сидела, закрыв глаза и повернув голову ко мне, и будто смотрела на меня сквозь сомкнутые веки. Я сделала несколько шагов к двери и обратно, Ша повернула голову вслед за мной. Это что еще за фокусы? Я подошла вплотную к Ра. Ее можно запугать – я знаю это точно, и не потому, что все вокруг чувствую, как Софья, а просто немного разбираюсь в психологии.
– Сломаем нос. – Я мысленно убеждала себя в том, что и в самом деле сломаю, если понадобится, Аллегра тактично молчала.
Ра села на пол рядом с товаркой, подтянула к себе длинные ноги и сказала себе под нос:
– Вы скрапбукеры.
– И что?
– Отдашь мнеморик тому, кто не скрапбукер, – и у тебя сразу отнимут один уровень. Но я еще ни разу не ошиблась! – хвастливо добавила она.
– Мало ли в городе скрапбукеров. Какого хрена вы трое привязались именно к нам? – напирала я.
Девица потупилась.
– Он сказал, за тебя четыре уровня сразу. Всем. За тебя и другую…
– За Софью.
Ра вскинула голову и усмехнулась:
– Она хитрая… подружка твоя. Хитрее тебя. И умнее. И скрапбукер из нее круче.
Вот теперь мне по-настоящему захотелось ее стукнуть. Да я ей сейчас сама фингал поставлю!
– Зачем надо было поджигать мою квартиру? Быстро говори.
– Я не поджигала. – Ра затрясла головой так, словно на нее сверху упал огромный паук. – Не надо нос ломать! Не поджигала я! Спроси Ша, она подтвердит!
Я уперла руки в бока. Говорят, этот символический жест достался нам от предков – чем больше кажется обезьяна, тем она страшнее выглядит. Мне хотелось выглядеть Кинг-Конгом. Никто отсюда не уйдет, пока я не выясню, кто такой «он», который за всем этим стоит, и что ему надо от нас с Софьей.
– Так. Во-первых, если кто из вас пальцем тронет Софью, я вас найду и руки оторву. Вот он, – я показала на Сергея, – найдет и оторвет. Во-вторых, вы обе сейчас же перестанете ломать комедию и все мне расскажете. Хватит с меня ваших тайн!
– Ша, ну скажи ей ты, – плаксиво попросила Ра. – Угомони ты ее, Маммоны ради.
Ша усмехнулась и не спеша поднялась на ноги. В ее движениях сквозила какая-то противоестественная скованность. Так двигается кошка, забравшаяся под ковер или тяжелое покрывало.
– Смотрю на него и не вижу, а поэтому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым, – нараспев произнесла она.
У меня ноги подкосились, пришлось прислониться к стене. И кому теперь верить?
– Так это была твоя открытка? – вырвалось у меня.
– Встречаюсь с ним – и не вижу лица его, следую за ним – и не вижу спины его. – Теперь она говорила с явным удовольствием.
«Не верь ей! Она не радостная, а кот на открытке – радостный! Кот улыбается!» – заверещала Аллегра. Я рывком оторвалась от стены.
– Да пошла ты…
– Я могу вернуть тебе то, что ты потеряла, – спокойно сказала Ша.
– Твоя фирменная фишка? Маме ты тоже обещала, но ничего не вернула.
– Вернула. Ты не понимаешь. Я всегда выполняю обещания. Просто она очень быстро потеряла это снова. И я тут ни при чем, – ухмыльнулась она.
– И ты не боишься?
– Тебя, что ли?
– Того, что я с тобой сделаю, когда все вспомню.
– Чего мне бояться? – насмешливо ответила Ша. – Со мной Маммона. Твою забавную попрыгушку-веселушку она прихлопнет быстрее, чем та успеет спеть свою песенку.
«Попрыгушку?! Вдарь ей! А ну вдарь! – вскипятилась Аллегра. – Пусть порадуется твоему кулаку! Нет, пусть лучше Серега вдарит! Давай скомандуй!»
Но я не торопилась. Что, если Ша ошибается? А если благодаря тайне, спрятанной в моей памяти, я найду такой источник силы, что эта загадочная Маммона забьется в самый дальний угол, как кролик в клетке со львом?
– Чего ты хочешь взамен? – спросила я.
– Ты сама знаешь. – Ша приподняла мнеморик у себя на шее. – Самую малость: передвинуть один маленький рычажок.
«Ох, как безрадостно это будет, – запричитала Аллегра. – Ох, безрадостно».
Я вытряхнула из сумки три мнеморика.
– И который из них твой?
Глава седьмая. Пусть я знаю все тайны, но без этого я – никто
Софья
2 июня, стрелки часов подбираются к шести, время снимать и надевать очки
Квартира Софьи
Я смотрю на карточку, которую держит в руках девица в сером халате, и не верю своим глазам. Ожидала увидеть еще один «черный сюр», что-то вроде открытки самоубийцы, в которой прячется вывернутое наизнанку пространство. Но передо мной – хитросплетение кружев. Нити тончайшей белой пряжи составляют единый узор с филигранно выписанными линиями. Я машинально отмечаю про себя, что объемный маркер отлично смотрится в сочетании с крученой ниткой. В уголке примостился уродливый крендель – единственное, что не позволяет назвать работу безупречной. Кружева на первый взгляд кажутся белыми, но стоит посмотреть на них чуть дольше, как они начинают переливаться всеми цветами радуги. Во времена моего детства были популярны такие объемные открытки, которые еще называли «переливными», разумеется, в них не было меркабурской магии, просто под разными углами отражались разные картинки.
С ужасом жду, что тело вот-вот сведет судорогой, и тогда я снова почувствую близость отвратительной черной шкуры. Но ничего не происходит, только девица смотрит на меня нетерпеливо и укоризненно, как на продавщицу в магазине, которая никак не найдет сдачи.
Лицо ее отличается нездоровым землистым цветом, даже веснушки – и те серого оттенка. Сине-черная губная помада вызывает самые неприятные ассоциации, а глядя на ее волосы, хочется немедленно вручить ей расческу. В моей квартирке, уставленной яркими разноцветными вещицами, девица выглядит как старый черно-белый телевизор в ряду плазменных панелей. На ногах у нее полосатые гольфы, а на шее болтается такая же штуковина, похожая на сломанные часы, какую показывала мне тетя Шура.
Интересно, это та самая девица, которая забрала у нее ножницы? По описанию похожа – высокая, тощая, носит серый халат. Тетя Шура, кстати, была права – грузчики бы такое не надели даже за три бутылки водки. В девице есть что-то на удивление знакомое, словно я ее уже видела, причем совсем недавно. До меня доносится странный, отталкивающий запах, и в памяти тут же всплывает картинка: потрепанный серый кот, комочки корма на рекламном листке, испуг в желтых кошачьих глазах.
Кот знал, что ее нужно опасаться. Я вытираю вспотевшие виски и что-то задеваю на своем лице. Очки! Как же я могла забыть, что ношу теперь особенные очки. Так вот почему на меня не действует открытка! Мне очень хочется взглянуть на девицу без очков – на самом ли деле у нее такая тусклая кожа, или так только кажется в потоке, но я ни за что не сниму их, пока она тут.