– И кто всем этим пользуется? Кому нужна эта рухлядь? – спрашивает Илья.
– О, эта рухлядь еще как нужна! – смеется Серафим. – Без нее не было бы ваших айпадов, айфонов и аймаксов, без которых вы жить не можете. Помните, что я вам говорил? Маяк служит ориентиром. Каждый, кто работает с вдохновлялками, хотя бы раз в жизни получает приглашение от одного из смотрителей Маяка. Когда v.s. скрапбукер приходит, они вместе подбирают несколько воспоминаний, которые позволяют пришедшему погрузиться в состояние, подходящее для настройки на новое чудо. К примеру, смотритель приглашает в гости скрапбукеров и показывает им мнеморик, где люди приходят в восхищение от первого телефона. И вскоре несколько инженеров получают подходящие вдохновлялки, чтобы создать мобильник. Для подстраховки смотрители обычно приглашают двоих-троих, поэтому в разных концах мира иногда одновременно появляются одинаковые чудеса.
– И что мы должны изобрести? – спрашивает Илья, и на лице у него светится неподдельный восторг, словно его пустили в секретную лабораторию «яблочной» фирмы, хотя, возможно, это не так далеко от истины.
– Вы ничего не должны, – говорит Серафим и усаживается за стол, подперев подбородок рукой. – И не нужно ничего изобретать. Я старый сумасшедший манул, потому что собираюсь попросить вас о помощи. В первую очередь, Ингу и Софью. Конечно, шансов немного, но смотрителю положено верить в чудеса, каким бы скептиком он ни был.
– Ты не давал мнеморики этим в халатах? – спрашивает Инга.
– Аха, – говорит манул. – Мяу! Конечно, дал и научил, как ими пользоваться, потому что я вдруг на старости лет устал и решил избавиться от всех чудес разом.
– Не обижайся, пожалуйста, – прошу я. – Лучше расскажи, в самом деле, откуда у них мнеморики?
– Если бы я знал, – протягивает он, почесав за ухом, – я бы назвал это чудом, но оно никого не радует, и меня – в первую очередь.
– Может быть, у тебя крадут мнеморики, а потом используют их в своих целях? – спрашивает Инга.
– Мяу! Все до единого на месте. – У Серафима на лице нарисовано возмущение. – Иначе я бы тут перед вами не сидел.
– Откуда ты знаешь? – Илья разглядывает оранжерею и ряды полок справа. – У них есть штрих-коды и ты регулярно проводишь инвентаризацию?
– Аха, я их каждый раз пересчитываю на ночь, чтобы заснуть, – ухмыляется Серафим. – Тебе, Илья, нужно пересчитывать пальцы, чтобы узнать, все ли на месте?
Илья смущается и отворачивается к окну со скрап-чудесами. Аркадий все еще ковыряет мелком по грифелю, видимо в надежде на очередное «мур-мяу».
– А откуда ты вообще знаешь, что у них появились мнеморики? Что ты вообще о них знаешь – об этих, в халатах? – Инга прищуривается и смотрит на манула так, как она одна умеет.
В этом ее взгляде следователь по особо важным делам смешивается со строжайшей учительницей, и устоять перед ним может только отчаянный герой. Или кот, гуляющий сам по себе.
– Мурмяу! Если я вам что-то здесь и расскажу, то не потому, что вы меня спросили, а потому, что я сам так захотел, – подтверждает мою мысль Серафим, и его кресло обеими задними лапами принимается закапывать что-то невидимое.
– Рассказывай, пожалуйста, мы будем так рады, так рады тебя услышать, – улыбается девочка из-за спины у Инги.
– Умеешь уговаривать, – говорит манул, и кресло сразу успокаивается.
Елки-палки, чему эта девчонка без конца радуется? Все время радуется… хм, что-то мне это напоминает. Но мысль от меня ускользает, потому что Серафим принимается рассказывать:
– С месяц назад я заметил, что на Маяке творится что-то неладное. Вы обратили внимание, что в оранжерее мнемориков есть три временные зоны? Цветы, которые вы видите в основной ее части, – это ныне действующие чудеса. В складской части, на полках справа, хранятся мнеморики тех чудес, что давно прекратили свое существование, начиная с шести чудес света (седьмое, как вы помните, все еще радует глаз). Наконец, слева, в горшках, спрятаны под лепестками те чудеса, которые нам еще только предстоит увидеть.
– Ой, а можно посмотреть на какое-нибудь совсем новое? – подпрыгивает Аллегра. – Которое скоро появится?
– Да-да, что там будет после айпада? – волнуется Илья.
– Может, и не появится больше никаких чудес, если дальше так дело пойдет, – хмыкает манул.
– Так – это как? – сразу же уточняет Инга.
– Дай ему дорассказать, – дергает ее за руку Аллегра.
– Да молчу я, молчу. – Инга отводит руку и хмурится.
– У каждого чуда есть свой срок жизни, – говорит Серафим и достает из одного из многочисленных карманов жилетки мнеморик. – Обратите внимание на хронометр на этой штуке.
Мы с Ингой дружно вытягиваем шеи, впиваемся в мнеморик взглядом и хором заявляем:
– Он же не такой!
Кругляшок выглядит очень похожим на тот, что давала мне девица в халате, за одним исключением: криво свернутую бронзовую спираль заменяет небольшой плоский циферблат с одной-единственной стрелкой.
– Конечно, не такой, – усмехается Эльза. – Это же очевидно.
– На тех мнемориках нет хронометра, – торопится сообщить Инга.
– Ломаная версия? – предполагает Илья. – Дадите потом посмотреть?
– Илья, ты опять забыл, что я за тебя головой отвечаю, – тихо говорю я.
Манул закрывает глаза, причмокивает и облизывается. Размышляет. Потом снова поднимает веки и продолжает, как ни в чем не бывало:
– У меня в руках ненастоящий мнеморик, это – модель. Так сказать, наглядный образец. Посмотрите на циферблат – здесь нет цифр. Он разделен на три части: будущее, настоящее и прошлое. У каждого мнеморика своя скорость движения стрелки – в зависимости от срока жизни чуда.
– У него несколько часовых механизмов? – спрашивает Илья, разглядывая мнеморик.
– Только один – в хронометре, – качает головой Серафим. – Механизм мнеморика только с виду похож на часовой, а на самом деле это – мнемомеханизм, он работает с воспоминаниями с помощью потока. Мяу, я отвлекаюсь! Давай-ка ты меня об этом в другой раз спросишь. О чем это я? Так вот, первую странность я заметил ровно месяц назад, третьего мая. На одном из мнемориков стрелка перескочила из будущего сразу в прошлое. Цветок не успел распуститься, а мнеморик уже оказался на складе. Это значит, что не произошло чуда, которое вот-вот должно было случиться. Такое бывает, хоть и редко. Но спустя несколько дней то же самое случилось еще с несколькими мнемориками. А на других стали спешить часы. Нынешние чудеса переезжают в прошлое раньше положенного срока. Что ни день, то какое-нибудь чудо пропадает. И чем дальше, тем их больше. Вчера, например, склад пополнился на десять штук! Скоро мне будет не за чем присматривать. Старый манул обретет свободу, о которой он никогда не мечтал. Мурмяу!
Из его тона совершенно непонятно, то ли он и мечтать не смел об этой свободе, то ли она ему нужна как скрапбукеру – сломанные ножницы. Серафим вздыхает и мурлыкает себе под нос на мотив старой песни «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью».
– Кто-то влез в хранилище и испортил твои мнеморики? – спрашивает Инга.
– Аха, сначала я так и думал, – кивает Серафим. – Закрыл тут все на замки, потом понял, что я старый идиот. Поток прекрасно их охраняет сам, лучше любого пса. Если чудеса исчезают раньше времени, причина может быть только одна.
– Стираются воспоминания? – уточняет Инга.
– Нет, из мнеморика не сотрешь, – отвечает Серафим. – Гораздо хуже. Люди перестают восхищаться чудесами. Они их больше не радуют. Нет восхищения, нет радости – нет и чуда.
– Ох ты! – Аллегра приседает на корточки и закрывает голову руками. – Ужас-то какой! Нет радости!
Паша наклоняется к малышке и гладит ее по спине.
– Кстати, одно хорошо вам известное меркабурское чудо тоже недавно переехало на склад, – сообщает манул.
– Мамина карусель? – сразу догадывается Инга.
– Она самая! Другой такой открытки в мире не было и не будет. Я давно за ней наблюдал с Маяка.
– Но почему, Серафим? – искренне удивляюсь я. – Неужели и этой открытке больше никто не рад? А как же мы с Ингой?
– Нет, дело в другом: эта карточка больше не работает.
– Уф, слава богу, – вздыхает с облегчением Инга.
Я ушам своим не верю. В ответ на мой удивленный взгляд она поясняет:
– Эти твари – поклонники Твари (прости за тавтологию) сперли у меня мамину открытку с каруселью. Уж лучше пусть она не работает, чем они бы ею пользовались. Ты даже представить себе не можешь, на что эта открытка способна! Точнее, была способна.
– Представляю себе, – соглашаюсь я.
– Да, Надя – очень особенная даже среди скрапбукеров, – говорит манул. – В ее открытку была встроена защита от несанкционированного использования.
– Тогда почему они смогли один раз ей воспользоваться? – спрашивает Инга.
– Потому что ты была рядом, и тебе это было нужно. Теперь остался только мнеморик.
– А в нем – наши воспоминания об открытке? – спрашиваю я, хотя и сама уже знаю, что услышу в ответ.
– Аха, и не только ваши, – хитро улыбается манул.
Я замечаю, что Шапкин снова сидит в дальнем углу стола и выглядит не очень хорошо. Представляю, первый раз попасть в Меркабур – и сразу такого наслушаться. Черт, как же его на самом деле зовут?
– Но как мнеморики становятся реальными там, в нашем мире? Материализуются, как хранители – в открытках? – спрашивает Инга.
– Хранители – в открытках? – Манул хмурится, его кресло скребет задней лапой. – Где ты такое встречала?
– Я видела на одной карточке Скраповика, это хранитель альбома моей мамы.
– Бедная Надя… – С лица Серафима исчезает насмешливое выражение, взгляд становится мягче. – Передавай ей мои сочувствия.
– Еще я слышала об открытке с Пончиком, – добавляю я. – Это хранитель тети Шуры. Помнишь ее, Инга?
– А в чем, собственно, дело? – В голосе Инги слышно волнение.
Серафим не отвечает, и тогда голос подает Эльза:
– Они так умирают. Хранители.
– Почему тогда мама ничего не сказала мне об этом? – Инга вскакивает и смотрит в глаза Эльзе, пытаясь отыскать в них издевку, которой на самом деле нет.