– Покажи мне момент, когда Тварь появилась в нашем мире, – сказала я и нажала кнопку.
Ждать пришлось недолго. Почти сразу же механический голос сообщил:
– Ошибка 410. Воспоминание недоступно.
Все правильно. Те, кто столкнулся с Тварью, стали маммонитами, и все их воспоминания заперты в мнемориках.
– С чего все началось, – талдычила Аллегра. – С чего все началось.
Хорошо, попробуем по-другому.
– Яблочко, покажи мне событие, из-за которого Тварь появилась в нашем мире. Покажи мне, кто ее вызвал или что ее вызвало. Катись, яблочко…
И яблочко покатилось. Я не особенно надеялась, что знакома с тем самым v.s. скрапбукером, из-за которого все началось, и уж тем более не рассчитывала на то, что он сейчас находится в Меркабуре, но не могла не попробовать. Однако на сей раз увидела на донышке-экране изображение. Яблочко продолжало мчаться по кругу с бешеной скоростью, превратившись практически в сплошную окружность, а я уже смотрела странный «фильм» от первого лица. Так обычно показывают в детективах события, снятые скрытой камерой, которая прячется в одежде переодетого полицейского, подосланного в бандитскую шайку. Я тоже чувствовала себя в некотором роде ищейкой. Пока не могла понять, кто этот человек, в чьи воспоминания я так бесцеремонно влезла, но сразу узнала место. Старый, покосившийся домик, усыпанный шариками двор, на крыше скрипит-крутится черный флюгер – кот с полумесяцем и птичкой на хвосте. Это же Старая Кошарня! Судя по всему, дело происходило в середине весны. Снег уже весь растаял, но трава была еще совсем короткой, а на деревьях только-только проклюнулись из почек первые листья. С крыльца Кошарни наблюдала за посетителем (или посетительницей?) любопытная кошачья морда. Неужели кто-то захотел, чтобы в мире появилась Тварь? Неужели в Старой Кошарне могли выбрать именно это желание среди сотен других? И если причина всему – чье-то желание, то можно ли «расхотеть» его обратно?
Потом картинка сменилась. Я увидела на экране рюкзачок и вздрогнула. Безумная расцветка, словно его поручили сшить туземцу из племени, поклоняющегося попугаям, желтая кисточка с узелками «на память» – его нельзя было перепутать ни с одним другим! Может быть, она одолжила его кому-то? Или его украли?
Но потом в поле зрения оказались тонкие руки, усыпанные веснушками, и знакомые часики на тонком серебряном браслете. «Мамин подарок на восемнадцать лет. Мама считает, что золото – это для замужних женщин, а мне пока подходит серебро. Приходится чистить время от времени, а то темнеет», – так говорила мне Софья. Сомнений быть не могло.
Кристофоро Коломбо! Я заерзала в кресле. Нестерпимо хотелось встать и подойти ближе к экрану, но мои ноги болтались в воздухе, а пол тонул в далеком полумраке. На экране-блюдце тем временем руки достали из рюкзачка конверт, а из него – листок бумаги. Что-то позвякивало, словно к листку был прикреплен колокольчик, но виднелась только верхняя его часть – шершавая винтажная зеленая бумага с бабочками, белое кружево по краю и половина предложения. Золотистые буквы были выведены почерком Софьи с помощью объемного маркера:
«Я хочу узнать».
Вот что я бы хотела узнать, так это окончание фразы! Да я бы за такой подарок позволила второй раз сжечь свою квартиру. Сразу же после ремонта!
– Радостная моя, это ведь тоже фальсификация, да? – тихо спросила я.
– Нет! Тут нет! – зашумела Аллегра. – Это мисстюфикация! Это другое!
– Но мы ведь с тобой в открытке с Тварью?
– И да и нет. Мне пока радостно.
– Радостно?!
На экране руки скомкали бумажку в шарик и забросили в середину двора, где он скрылся среди травы и шуршащих собратьев. Я нажала красную кнопку. Яблоко медленно остановилось, картинка мигнула и пропала.
– Аллегра, ну не верю я ему, этому гнусному яблочку! Врет оно все! Ну чего такого могла хотеть Софья? Познакомиться с Тварью? Зачем? Она даже на собственное отражение в зеркале лишний раз боится взглянуть, не то что на Тварь! Да у нее от одного воспоминания об этой открытке кровь в жилах стынет!
– То, что сделала Софья, было радостно! – настаивала на своем Аллегра. – Она не хотела ничего такого, от чего кровь застывает!
– Значит, яблочко врет. Это воспоминание никакого отношения не имеет к Твари.
– А ты попроси его показать что-нибудь, о чем ты хорошо знаешь. О чем ты точно знаешь, что это было и зачем это было. Проверь его!
Я задумалась. Логичнее всего было бы попросить мнемояблоко показать мое собственное воспоминание. Но мне бы очень сильно не хотелось, чтобы Тварь подменила его на какую-нибудь гадость, вроде той, какая получилась у Александры.
– Аллегра, я чего-то не понимаю. Почему Софья так боялась этой открытки? Думаешь, здесь нет Твари? Почему она тогда так ужасно воняла, эта карточка?
– Да кто же знает! Есть или нету! Один Меркабур и знает! Пока я тут с тобой радуюсь, и ты не узнаешь.
Я вспомнила слова Эльзы: «Радость и Тварь несовместимы, как солнце и ночь», записку Магрина: «Открытка самоубийцы – это ключ. Только у вас есть то, с помощью чего им можно воспользоваться». На этой карточке я видела крендель, такой же, как на открытках маммонитов и на занавесе в театре.
– Допустим, что в этой открытке Тварь есть, – принялась я рассуждать вслух. – Почему тогда она на меня не действует? Ты ведь была рядом со мной, когда эти в халатах показывали мне свои жуткие карточки с мертвыми птицами. Не могу сказать, что они не произвели на меня впечатления.
– Потому что раньше ты меня не видела.
– Так я и теперь не вижу.
– Раньше ты не видела меня никогда. А теперь ты знаешь, какая я у тебя красавица, – сказала Аллегра довольным тоном. – А это уже кое-что.
– Кое-что? Значит, есть что-то еще?
Она ничего не ответила, моя вредная радость, только хихикнула.
– Но если Твари до нас с тобой никак не добраться, то как я тогда могу узнать ее слабое место?
– А ты подумай… – хихикнула она.
Что-то в этом есть сводящее с ума: когда твоя собственная радость над тобой насмехается. Я принялась размышлять с такой силой, что начало мерещиться, будто у меня скрипят мозги. А может быть, это стены время от времени поскрипывали жестяными листами, поднимаясь и опадая, как волны на берегу моря?
Снаружи на открытке – пустая шкура, а внутри – яблочко на блюдечке. Как всегда, никакой логики. Ничего я в этом Меркабуре не понимаю! Клетка с мертвой птицей, перо – будто специально, чтобы лишний раз надо мной поиздеваться. Шкура похожа на силуэт человека, но человека-то никакого и нет. Есть только рука и палочка, на которую можно опереться, и шляпа. Как на манекене – бери да примеряй. Примеряй! До меня наконец-то кое-что начало доходить.
– Я должна примерить на себя чужую шкуру? – спросила я у Аллегры.
– Попробуй для начала примерить свою. Хотя бы узнаешь, можно ли верить ентому фрукту.
Я взяла микрофон, немного подумала и сказала:
– Яблочко, покажи мне, как я стала скрапбукером.
Когда яблоко тронулось с места, у меня мучительно зачесался кончик правого уха. Спустя несколько мгновений я увидела на экране картину, которую вспоминала не меньше ста пятидесяти миллионов раз.
Стремительно неслась по разноцветной горной реке утлая лодочка, мелькали валуны и пороги, маячила рядом небритая физиономия Скраповика, его дурацкая золотая шляпа и пиджак в горошек, поворот следовал за поворотом, в лицо летели брызги воды. Клоун что-то кричал и совал мне в руки весло, но блюдце не передавало звук, я видела только изображение. Потом картинка стала разорванной, и проснулись в памяти ощущения. Я была то рекой, смотревшей в небо, – и лодка щекотала меня, как муравей, ползущий по ноге, и я управляла ею одним движением мысли, – то снова собой, но поток все еще был со мной одним целым, и река по-прежнему слушалась меня.
Это же первая страница моего дебютного альбома! Тогда еще Скраповик был моим хранителем.
Память любит шутить с нами шутки. Помнишь, к примеру, что мальчик, в которого ты была влюблена в первом классе, был прекрасней самого прекрасного из принцев, а потом достаешь старую фотографию – и видишь ничем не примечательное лицо, курносый нос и грязное пятно на рубашке. Но на экране-блюдечке все было именно таким, как я и запомнила. Интересно, мнемояблоко показывает то, что происходило на самом деле, или же тот образ, что сохранился у меня в голове? И можно ли вообще назвать события на Том Свете происходившими на самом деле? Так или иначе, проносившиеся передо мной кадры невольно вызвали у меня слезы. Не хотелось бы мне, чтобы кто-то застал меня за просмотром этого «фильма».
– Не обращай внимания, вовсе я не смотрю, что ты плачешь, – хихикнула Аллегра. – От пары слезинок еще никто не умирал, даже я.
– Радость, – прошептала я, – ты ведь все обо мне знаешь. Но это ведь не первая моя работа, не так ли? Значит, яблоко врет?
– До той страницы у тебя было маловато поводов называть себя v.s. скрапбукером, – хихикнула она.
– Но почему, Аллегра?
– Только там, где он, есть творение, – отозвалась радость словами из приглашения Манула, и в ее голосе совсем не было насмешки.
Иногда мне кажется, что даже моя собственная вторая половинка считает меня слегка недоразвитой, по крайней мере по части скрапбукинга.
Когда Скраповик потянулся, чтобы чмокнуть меня в щеку, я нажала красную кнопку и тут же снова взяла микрофон. В голову мне пришла простая идея – даже странно, что не подумала об этом раньше. Я собиралась попросить мнемояблоко показать мне воспоминание о том, как Софья делала листок со своим желанием для Старой Кошарни. Тогда я наверняка увижу текст и, может быть, пойму что-то важное о Твари. Но вместо этого я неожиданно для себя выпалила совсем другое:
– Покажи мне, как стала скрапбукером Софья.
И яблочко покатилось. Поначалу я решила, что блюдце «зависло», как компьютер, потому что экран залил ровный голубой фон. Но потом взгляд Софьи переместился ниже, и я увидела что-то очень знакомое. Выкрашенный желтой краской деревянный нос взмывал в чистое летнее небо – это же качели-лодочки, на которых меня однажды катал Скраповик! Она посмотрела вниз, и я увидела красные сандалики на ремешке и ладошки, которые крепко держались за гладкую скамейку. А мне запомнилось, что краска облупилась и сиденье потрескалось. Выходит, Софья стала скрапбукером гораздо раньше меня. Она тогда была еще совсем ребенком! Картинка сменилась: Софья обернулась, и у меня екнуло сердце. Я приподнялась на подлокотниках, проклиная эту комнату без потолка и пола. Пульсаци