мены в его жизни все-таки произойдут. С тех пор мы все думаем, может, он только делал вид, что рад за нас, что на самом деле гораздо больше беспокоился, что будет вынужден жить один. Но ведь ему не пришлось бы! Мы собирались найти надежную экономку, и мы все равно целый день были бы у него… Но может быть, эта новость потрясла его в тот момент гораздо больше, чем мне представлялось.
— Значит, вы одна пришли сообщить эту новость вашему отцу? — спросила Кейт. — Вы не захотели противостоять ему вместе?
Глагол «противостоять» был выбран явно неудачно. Лицо Миранды Оливер залилось краской возмущения, и она ответила Кейт резко, едва разжимая губы:
— Я не противостояла ему. В конце концов, я ведь его дочь. Не было у нас никакого противостояния. Я сообщила ему эту новость, а он был счастлив ее услышать, во всяком случае, мне так тогда подумалось.
Кейт обратилась к Деннису Тремлетту:
— Вы разговаривали с мистером Оливером после того, как ваша невеста сообщила ему о помолвке?
Тремлетт часто моргал глазами, словно пытаясь сдержать слезы, и было совершенно очевидно, что ему трудно встречаться с Кейт взглядом.
— Нет, не представилось возможности. Он обедал в Кум-Хаусе и вернулся домой, когда я уже ушел. А когда я пришел утром, его уже не было дома. Я его больше не видел.
Голос Тремлетта задрожал.
Кейт повернулась к Миранде Оливер:
— А как чувствовал и вел себя ваш отец, с тех пор как вы приехали на остров? Он не казался вам расстроенным, обеспокоенным, как-то не похожим на себя?
— Он был очень молчалив. Я знаю, что он беспокоился, что стареет, беспокоился, что его талант ослабевает. Он об этом не говорил. Но ведь мы были очень близки. Я чувствовала, что он несчастлив. — Она повернулась к Тремлетту: — Ты ведь тоже чувствовал это, милый?
Это нежное обращение, почти шокирующее своей неожиданностью, Миранда произнесла смущенно, как новое для нее слово, не совсем еще освоенное, и прозвучало оно не столько ласково, сколько демонстративно. Казалось, Тремлетт не обратил на это никакого внимания. Взглянув на Дэлглиша, он сказал:
— На самом деле он не очень-то со мной откровенничал. Не такие у нас с ним установились отношения. Я был всего лишь его литредактором и секретарем. Я знаю — его тревожило то, что последняя книга не имела такого успеха, как предыдущие. Конечно, он уже стал частью нашего литературного канона, критики все его творчество воспринимают с должным уважением. Но сам он не чувствовал удовлетворения. Писание занимало гораздо больше времени, и слова рождались не так легко, как прежде. Но он все еще был замечательным писателем. — Голос его дрогнул.
Тут снова заговорила Миранда:
— Я предполагаю, что мистер Мэйкрофт и доктор Стейвли, да и все остальные тоже, скажут вам, что мой отец был человеком трудным. Так он имел полное право быть трудным. Он родился здесь, на острове, и по уставу фонда мог приезжать сюда, когда ему было угодно. Это ему должны были предоставить коттедж «Атлантик». Коттедж нужен был ему для работы, и он имел на него право. Эмили Холкум легко могла бы переехать, но не пожелала. А еще сначала возникли трудности, потому что папа настаивал, чтобы и Деннис, и я жили здесь вместе с ним. А полагается, чтобы каждый гость приезжал сюда один. Отец считал, что раз Эмили Холкум могла привезти с собой Рафтвуда, то он может взять Денниса и меня. Да ему и нельзя было иначе: он не мог бы без нас обойтись. По-настоящему этим островом управляют двое — мистер Мэйкрофт и Эмили Холкум. Они, кажется, так и не поняли, что папа — великий писатель… был великим писателем. Дурацкие правила на него не должны распространяться.
— Вам не казалось, что ваш отец настолько подавлен, что может сам лишить себя жизни? — спросил Дэлглиш. — Простите меня, пожалуйста, но мне необходимо задать вам этот вопрос.
Миранда взглянула на Денниса Тремлетта, как будто этот вопрос было бы естественнее задать ему, а не ей. Тремлетт сидел, напряженно выпрямившись, не сводя взгляда со своих стиснутых рук, и не поднял на нее глаз. Она сказала:
— Ваше предположение ужасно, коммандер. Мой отец не из тех людей, которые кончают жизнь самоубийством, а если бы он был из их числа, не совершил бы этого таким страшным образом. Ему было отвратительно всякое уродство, а повешение уродливо. У него было все, ради чего живет человек. У него была слава, у него были средства, у него был талант. У него была я. Я его любила.
Тут вмешалась Кейт. Она никогда не была бесчувственной и очень редко поступала бестактно, но в ней не было излишней чувствительности, которая могла бы помешать ей задать, если надо, прямой вопрос.
— Вероятно, он был более расстроен вашим решением вступить в брак, чем дал вам понять, — сказала она. — В конечном счете это вызвало бы существенный переворот в его жизни. Если у него были и другие причины для огорчений, которые он от вас утаивал, ваше решение могло оказаться последней каплей.
Миранда повернула к ней вспыхнувшее лицо. Когда она заговорила, ясно было, что она едва удерживается от крика.
— То, что вы говорите, ужасно! Вы намекаете, что мы с Деннисом виноваты в смерти папы. Это жестоко и к тому же нелепо. Вы что думаете, я не знала собственного отца? Мы жили вместе с тех пор, как я окончила школу, и я заботилась о нем, делала все, чтобы ему было удобно жить, служила его таланту.
— Именно это и имела в виду инспектор Мискин, — мягко возразил ей Дэлглиш. — Вполне очевидно, что вы с мистером Тремлеттом твердо решили, что ваш отец никак не должен пострадать, что вы не перестанете заботиться о нем, за ним ухаживать, а мистер Тремлетт продолжит свою работу в качестве его секретаря. Но нельзя исключить, что ваш отец не смог осознать, насколько глубоко и серьезно вы все это продумали. Инспектор Мискин задала вам вполне оправданный вопрос — не жестокий и не бесчувственный. У нас есть свидетельства, что в тот вечер, когда вы сообщили ему эту новость, ваш отец обедал в Кум-Хаусе — а ведь это было для него не совсем обычно — и выглядел явно расстроенным. Кроме того, он заказал катер на сегодняшний день. Он не уточнил, собирается ли он уехать с острова, но это, видимо, подразумевалось. Он говорил кому-нибудь из вас, что намеревается уехать?
На этот раз Миранда и Деннис посмотрели друг на друга. Дэлглиш заметил, что этот вопрос был для них не только неожиданным, но и неприятным. Все молчали. Немного погодя Деннис Тремлетт ответил:.
— Он говорил мне раньше, в начале недели, что собирается уехать на материк на целый день. Он не сказал: зачем. У меня было такое чувство, что это связано с его разысканиями к роману.
Кейт возразила:
— Заказ катера на вторую половину дня не мог обеспечить ему целый день на материке. А он когда-нибудь раньше выезжал на материк после того, как приехал, на остров?
И снова воцарилось молчание. Если Тремлетт или мисс Оливер намеревались солгать, им стоило лишь минуту подумать и оба сообразили бы, что полиция сможет проверить все, что они скажут, у Джаго Тэмлина. Наконец Тремлетт ответил:
— Он время от времени выезжал туда, но не очень часто. Не могу припомнить, когда он это делал в последний раз.
Дэлглиш вдруг почувствовал какую-то перемену, трудно уловимую, но несомненную, в направлении задаваемых вопросов и в тоне ответов. Он сменил тему:
— А ваш отец говорил вам что-нибудь о своем завещании? Например, есть ли какие-то организации, которым может быть выгодна его смерть?
Он увидел, что с этим вопросом им было легче справиться. Ответила Миранда:
— Я его единственный ребенок и, естественно, главная наследница. Он сказал мне об этом несколько лет назад. Он мог оставить что-то Деннису — в знак благодарности за его службу в последние двенадцать лет, кажется, он даже упоминал об этом. А еще он говорил, что оставляет два миллиона фунтов фонду острова. Кум: частично они должны будут использовать эти деньги на строительство еще одного коттеджа, которому присвоят его имя. Не знаю, изменил он свое завещание в последнее время или нет. Если и изменил, то мне он об этом не сказал. Я знаю, что его все больше огорчал отказ фонда предоставить коттедж «Атлантик» в его распоряжение. Полагаю, фонд действовал по совету мистера Мэйкрофта. Здесь никто ни малейшего представления не имеет, что этот коттедж значил для папы. Ему всегда было очень важно, где он работает, и этот наш дом на самом деле совсем неудобное место. Я признаю, что здесь имеются две спальни, в то время как в большинстве других коттеджей этого нет, но папа никогда не чувствовал себя здесь как дома. Мистер Мэйкрофт и Эмили Холкум, как представляется, никогда не понимали, что мой отец — один из величайших писателей Англии и что существуют вещи, которые необходимы ему для успешной работы — соответствующий дом, соответствующий вид, достаточно места и настоящая уединенность. Ему нужен был коттедж «Атлантик», и они очень легко могли бы это устроить. Если он исключил фонд из своего завещания, я буду только рада.
— В какое точно время вы сообщили вашему отцу новость о помолвке? — спросила Кейт.
— Вчера, примерно в пять часов вечера, может быть, чуть позже. Мы с Деннисом выходили на прогулку по гребню скалы, и я вернулась домой одна. Папа был дома, читал; я приготовила ему чай и тогда же все ему рассказала. Он был очень добр со мной, хотя не так уж много сказал в ответ, только что рад за нас и что он видел — все идет к этому. Потом сказал, что пообедает в Кум-Хаусе и чтобы я позвонила миссис Бербридж и дала ей знать, что за обедом будет еще один человек. Он сказал, там будет гость, с которым он хочет специально встретиться. Наверное, он имел в виду доктора Шпайделя или доктора Йелланда, ведь, кроме них, других гостей на острове сейчас нет.
— А он не говорил вам, зачем ему это было нужно?
— Нет, не говорил. Он сказал, что пойдет к себе — отдохнуть до того времени, когда надо будет одеваться к обеду. Я больше его не видела, пока он не сошел вниз чуть раньше половины восьмого, чтобы отправиться в Кум-Хаус. Он сказал только, что вернется не поздно.