– Высеку! – вскричал Кайт, и Джо не мог понять, обращался он к Фреду, или к Джо, или к обоим сразу.
– Мистер Турнье, никакой вы не мистер Турнье…
На них обрушился гребень очередной волны. Корабль держался на плаву, эта волна оказалась не такой страшной, как предыдущая, но она все же заставила Джо ненадолго отвести взгляд.
Когда он отер капли с глаз и снова смог видеть, Фреда уже не было.
Кайт все еще стоял у борта, глядя на вздымающуюся воду.
Джо слышал как минимум от четверых офицеров, что нужно делать, если кто-то упал за борт. Кричать во всю глотку, указывать на место падения рукой и не двигаться с места, иначе люди со спасательными кругами не поймут, куда им бежать.
Кайт отвернулся и прислонился к борту спиной.
– Иди вниз, – сказал он Джо.
– Он может быть еще жив, разве мы не…
– Он не умеет плавать.
Джо оглядел волны, надеясь, что где-нибудь мелькнут светлые волосы, но напрасно. Он снова посмотрел на Кайта. С его стороны было бы глупо обвинять Кайта в убийстве, хотя Джо не сомневался, что именно это и произошло. Выскажи он подобное обвинение – и это будет слово Кайта против его слова, и тогда Джо запрут до конца плавания. Или, еще хуже, запрут, прострелив коленные чашечки.
Но он не мог просто стоять и делать вид, что все в порядке.
– Неужели это настолько важно, – спросил Джо, стараясь говорить тихо, – чтобы никто не говорил мне, кто я такой? Ну и что с того, что он узнал меня? Черт возьми, ты отдал мне письмо Мэделин, а я все равно ничего не вспомнил! Фред мог бы назвать мне имя, и это бы ничего не изменило, по-моему, это вполне очевидно. Дело в чем-то другом, да? Не только в том, вспомню я или нет?
– Следить за порядком на этом корабле не твоя задача, – тихо сказал Кайт. Теперь в его голосе звучала угроза. – Возвращайся к своей вахте, Турнье. Эдинбург уже близко.
– Господи! – Джо услышал, как его собственный голос стал высоким. – Ребенок мертв! Ты с рождения такой монстр или когда-то был человеком? Или уже не помнишь?!
Кайт выглядел так, словно хотел что-то сказать – многое, – и от невысказанных слов в воздухе повисло напряжение. На какое-то безумное мгновение Джо подумал, что капитан сейчас все объяснит. Но затем напряжение рассеялось, Кайт закрылся, молча и быстро обошел Джо, чтобы пройти в каюту.
Джо остался на месте и стоял под дождем, дрожа от ярости. Когда к нему вернулась способность мыслить, он побежал в лазарет, чтобы найти Агату.
– Он только что убил Фреда Хэтэуэя, – заявил он. – Я видел, как он это сделал. Он столкнул его за борт.
Он ожидал, что она скажет ему не глупить. Но Агата лишь положила руки на край стола и изучающе смотрела на него.
– За что?
– Фред хотел сказать мне, кто я такой.
– Понятно, – больше Агата ничего не сказала. Она вовсе не выглядела удивленной.
– Я не понимаю, почему это так важно, – сказал Джо в наступившей тишине. – Я ни черта не вспомнил с тех пор, как я здесь, и, очевидно, уже не вспомню. Даже если я окажусь чертовым Наполеоном Бонапартом, это будет неважно. Агата, в чем дело? Это не похоже… Кайту наплевать, что я снова пройду через портал и все расскажу французскому правительству своего времени! С чего им верить такому, как я? Да даже если и поверят, все, что от вас требуется, – просто заложить чертов портал кирпичом, да и дело с концом. У него ко мне что-то личное. Он был напуган. Я что-то о нем знаю, да? – спросил Джо и сглотнул: он все еще был мокрым и теперь чувствовал себя потерянным, потому что, пока он говорил, его мысли приходили и снова разбегались. – Если я вспомню, то могу ему навредить, да? Растоптать его. Что я знаю? Я видел еще одно убийство?
– Джо…
– Боже, я что, видел, как он убил Джема? – прошептал Джо.
– Нет, – она примирительно протянула к нему руки. – Послушайте. Послушайте. Я понимаю, что это выводит вас из себя, но сначала о главном. Вы должны рассказать мне, что случилось с Фредом Хэтэуэем. Что именно сделал Миссури?
Джо рассказал ей, стараясь сохранять спокойствие. Но потом обнаружил, что дрожит, и вовсе не от гнева. Это было что-то другое, и он не мог сказать, что именно, потому что не мог этого почувствовать: его тело словно отделилось от разума. Джо вдруг снова увидел несуществующее воспоминание о том, как Лили попала под паровоз, услышал глухой хруст, и перед глазами у него заплясали черные звезды.
Агата схватила его за локоть.
– С вами все в порядке. Это просто шок, это нормально, если вы никогда раньше не видели, как кто-то умирает, – она усадила его в кресло. – Мне жаль, что вам пришлось это пережить, – тихо сказала она. – Но я думаю, что вы сильный. Вы должны быть сильным, если были рабом. Разве не так?
Джо помотал головой.
– Нет, я совершенно никчемный. Спросите у моей жены. Агата, вы должны как-то повлиять на Кайта. Он не может вот так убивать детей. Независимо от причин.
– Да, я понимаю. Я проведаю его, но сначала мне нужно убедиться, что ваш пульс замедлился. Вы это слышите? – Агата держала его за запястье. Она улыбнулась так, как никогда прежде. Улыбка смягчила ее лицо, но выдавала возраст. Теперь Джо не волновался, находясь так близко к ней. – Как будто вы пробежали марафон.
Джо с трудом сглотнул. Его миндалины казались каменными.
– Он страшный человек, ваш брат.
Она кивнула с извиняющимся видом:
– Я знаю. Мне жаль. Это я сделала его таким. В свое время мне казалось, что так надо.
Глава 24
«Миссури» затонул во время шторма, забрав с собой их мать. Когда спустя пять лет ее второй муж Педро умер, они остались без его пенсии, и им стало не на что жить.
Агате было шестнадцать, и, поскольку она обладала скорее книжным умом, нежели практическим, она написала лорду Лоуренсу. Он приходился ей дядей и до достижения ею двадцати пяти лет распоряжался деньгами, которые она унаследовала от отца (настоящего отца, англичанина, а не Педро). Агата видела его пару раз много лет назад, когда училась в школе в Англии, и ей казалось, что он добр.
Ожидая ответа и уповая на то, что он окажется благоприятным, она учила Миссури английскому. Он этому противился, но, будучи послушным ребенком, все же учился, хотя Агата как-то слышала, как он говорил друзьям, что сестра заставляет его учить вымышленный язык, который звучит как плевки. Она только диву давалась, что у пятилетнего ребенка может быть собственное мнение, словно он настоящий человек.
Письмо из Англии пришло в один из жарких дней. Они стирали на крыльце, сидя под веревками, на которых висело чужое белье. Их жилище располагалось в тени церкви. Почту принесли вовремя, Агата это отчетливо помнила, потому что в тот миг прозвучало три оглушительных удара колокола, и, как и всегда, ей пришлось прикрыть собой корыто для белья, когда в небо взмыла стая птиц.
Письмо было коротким.
Лорд Лоуренс не приглашал их в Англию.
Лорд Лоуренс выражал сожаление, однако никак не мог взять в толк, какое отношение имеет к нему сын плотника. Агате, несомненно, дозволялось приехать, ведь их связывали узы родства, и он был готов дать ей образование, достойное английской леди, но только без Миссури, общество которого могло очернить имя Лоуренса. Как было известно Агате, по достижении двадцати пяти лет ей предстояло вступить в права наследства, и тогда она будет вольна поступать, как заблагорассудится, а также таскать за собой сомнительных родственников в любом количестве, но до того момента лорд Лоуренс был обязан оберегать честь семьи. Он весьма сожалел, но надеялся, что племянница его поймет.
– Пошел к черту, – сказала она вслух.
– Миссис Перес говорит, что леди не должны ругаться, – серьезно сказал Миссури. Он отжимал белье, которое постирала Агата, а соседская кошка за ним наблюдала. Иногда она опускала лапу в мыльную воду, пытаясь понять, почему ему это так нравится. Сама она явно не была впечатлена.
– Миссис Перес не встречала ни одной леди, кроме как в романах. Есть разница между тем, что леди может сказать в книге, и тем, что она говорит, когда кто-то подкладывает ей свинью. Пошли, – сказала Агата. Она взяла его за руку. – К черту белье. Нам нужно снова поступить на «Тринидад».
– Я думал, мы поедем в дождливые края?
– Планы изменились. Мы больше не дружим с лордом Лоуренсом.
– Почему?
Она научила брата нескольким словам, которые ему, вероятно, знать не следовало.
«Сантисима-Тринидад» был тем самым кораблем, на котором родился Миссури, тем самым кораблем, на котором умер его отец, и тем самым кораблем, на котором Агата пять лет служила медсестрой. Сейчас судно ремонтировали в порту. Когда Агата его увидела, у нее перехватило дыхание от радости. Это был ее дом. Это был самый большой военный корабль в Европе, размером с замок. Он состоял из пяти палуб и был оборудован ста сорока пушками. Сейчас его заполонили плотники. В воздухе пахло опилками и свежей смолой.
Трап был спущен, так что Агата поднялась по нему, ведя Миссури перед собой, и огляделась в поисках какого-нибудь офицера. Мимо проходил капитан. Завидев их, он остановился.
– Мисс Лоуренс! Что вы здесь делаете? Мы забыли отдать что-то из вещей Педро? Разве вам не доставили его морской сундук?
– Нет, сэр, все в порядке, – сказала Агата. Оказавшись здесь, она начала нервничать. Ей было бы легче говорить с офицером пониже рангом, с кем-то, чья задача заключалась лишь в том, чтобы запомнить ее имя. – Но я хочу снова поступить в лазарет.
Он нахмурился.
– Я полагал, что вас ожидают в Англии.
– Нет, сэр, – сказала она, приготовившись спорить, если капитан начнет говорить, что ей следует подыскать себе работу на берегу. То есть работу в какой-нибудь жалкой монастырской больнице, в окружении людей, которых она не знала. Агата была на одиннадцать лет старше Миссури. Люди решили бы, что он ее сын, и сочли это достаточным поводом гнусно с ней обращаться. – И у меня нет средств, чтобы платить за жилье.