Он не видел, что Кайт проснулся, пока тот не встал и не прошел к двери.
– Подожди, куда ты? – сказал Джо.
– Подальше от этого, – сказал Кайт, указывая на сигарету.
– Внизу ничем не лучше, не надо… смотри, я ее выбросил. Не уходи, – Джо пошел за ним. – Тебе не стоит вставать. Это всего лишь сигарета, почему тебя это так выводит из себя?
Кайт не сильно толкнул его. Он хотел просто проучить, а не ушибить, но это было больно. Джо ударился о стену, чувствуя, как ребра пронзила боль.
– Ну ладно, – услышал Джо собственный голос. Он коснулся костяшек Кайта. – Ладно, все нормально.
Кайт отпустил его и отошел.
– Прости, – прошептал он.
– Я провел в море всего ничего, да и то едва не бросился на бармена. Ты молодец, что вообще можешь связно говорить, – Джо медленно дышал, призывая Кайта к тому же. Он не прерывал молчания, ожидая, когда дыхание Кайта успокоится. Руки Кайта в руках Джо дрожали. Его переполняла энергия. Нужно было куда-то ее направить. – Пойдем на прогулку. Долгую прогулку. Как там называется этот холм в городе?
– Трон Артура?
– Давай на него заберемся. Встретим рассвет.
Кайт долго всматривался в темноту, а затем кивнул. Матросы с подозрением посмотрели на Джо, но тот притворился, будто ничего не заметил. Он понял, что это глупая затея, едва они вышли на улицу. Было туманно, и холм скорее напоминал гору, на вершину которой вела одна-единственная крутая тропа. У Джо уже болели все мышцы, а свет на вершине, казалось, совсем не приближался. Лишь слабо поблескивал в тумане. Чем больше он смотрел наверх, тем менее вероятным ему казалось, что они когда-нибудь туда доберутся.
– Ты говорил, – сказал Кайт, – что в твое время многие страдали от эпилепсии. И от потери памяти. Ты говорил, что это было частым явлением.
– Да, это… ну, врачи так говорили. Они говорили, что было несколько волн. А началось все два с половиной или три года назад. А что?
– Три года назад здесь кое-что произошло. Это сильно изменило будущее. Ты разозлишься, когда узнаешь, но… я расскажу, если ты хочешь знать. Это единственное, что я могу для тебя сделать, чтобы… – Кайт слегка поднял руку – отблагодарить тебя.
– Что могло так сильно изменить будущее?
– Трафальгар.
Рука Кайта потянулась к ожогам на его лице, но, как всегда, он отдернул ее, так и не коснувшись их.
– «Империя» прибыла из будущего, в котором англичане победили в Трафальгарском сражении. Лондон выстоял, французский флот не добрался до Кале, чтобы перебросить войска в Кент и Бристоль, вторжения не было – ничего этого не произошло. В твое время власть принадлежала Англии. Но затем мы проиграли.
Джо чуть было не рассмеялся.
– Боже правый. А ведь она всего лишь хотела рассказать Эро о железнодорожных станциях, – он достал письмо Мэделин, чтобы показать, что имеет в виду.
Кайт кивнул, но он, похоже, ее не винил.
Глава 34
В тот послеполуденный час все вокруг пахло краской и скипидаром. Они перекрашивали корпуса кораблей. На «Бель-Иль» пришлось перекрасить даже кольца вокруг мачт в желтый цвет вместо черного. Кайт обменял свою куртку на банку краски и кисточку. Он любил красить. Это было простое занятие, которое всегда давало видимый результат.
Вися на веревках под свернутыми парусами, он чувствовал легкий ветерок, который не достигал палубы, погруженной в знойный туман. Люди на соседних кораблях тоже это заметили, и мачты раскачивались вместе с повисшими на них матросами, что придавало флоту праздничный вид, словно он состоял из высоких каруселей. Каждые пять минут Кайт бросал взгляд на флагманский корабль, хотя снова и снова обещал себе, что не будет смотреть на него еще хотя бы час. Он выделялся тем, что на нем не было никаких флагов. Ни заказов продовольствия, ни почты, ни разрешения перейти с одного корабля на другой.
Показался золотой купол собора в Кадисе. Кайт старался не смотреть на него так же, как на пустые мачты «Ройял Соверен». Сегодня было двадцать месяцев и два дня, как он не сходил на берег. Не то чтобы он этого остро желал, но Кадис был для него чем-то особенным. Не домом, нет: Миссури слишком часто переезжал для того, чтобы иметь дом – не считая места, где хранилась его основная одежда. Но ему нравился этот город, и всякий раз, когда он все же смотрел на собор, то думал, там ли еще те отцы, которых он помнил. С тех пор как Кайт здесь оказался, ему снова захотелось пойти на настоящую мессу, в настоящую церковь вместо унылых серых английских церквей с их мягкотелыми английскими священниками. Было что-то отталкивающее в вере, у которой не было хребта, а зубов едва хватало прожевать сэндвич с огурцом.
Сразу за оконечностью залива стоял французский флот. Они провели там тридцать дней, ни разу не тронувшись с места, даже ради разведки. Не потрудились открыть огонь по английским фрегатам, которые подплывали на них посмотреть. Жены их офицеров даже стали спускаться с кораблей, чтобы посмотреть на жен английских офицеров, отправляющихся на лодках за покупками в Кадис. Это был странный, крошечный жест дружелюбия в разгар строгой блокады. Если бы в одной из этих лодок находился хоть один мужчина, все было бы совершенно иначе. Но все решили, что должна быть какая-то грань: в данном случае – не огорчать женщин.
Два матроса над Кайтом, прокрашивавшие следующую полосу, бормотали, что их занятие лишь способ убить время. Он плеснул в них краской.
– Не отвлекайтесь.
– Да, сэр, – поспешно ответил один из них.
Обычно офицерам было труднее всего заставить людей себя слушать. Кайту же хотелось, чтобы его слушали меньше. Он никогда не делал ничего заслуживающего внимания, у них не было причин его бояться. Цель их работы в самом деле была сомнительной. Они красили, потому что все, чего в действительности хотел добиться Нельсон, – это приятный глазу эффект шахматной доски, который создавал черно-желтый окрас корпусов. Когда орудийные порты открывались, на желтых полосках появлялись черные квадраты, и адмирал хотел, чтобы мачты гармонировали с остальной частью корабля.
Том выбрался из каюты, слегка растрепанный от жары, и прислонился к гакаборту как раз напротив качелей, на которых висел Кайт. Судя по складкам на его жилете, он сегодня уже стоял у других поручней.
– Приветствую, – сказал Том. – Почему… почему? – он указал на банку с краской. – У нас что, нет матросов, лейтенант? Вы что, не получили бумаги, которые я подготовил?
– Я устал махать «Ориону», сэр, – сказал Кайт, и над ним раздалось одобрительное бормотание. У него в груди что-то неприятно шевельнулось. Рано утром Джем помахал ему в ответ с другого корабля. Они могли как следует разглядеть друг друга только в телескопы. Он испытал облегчение, узнав, что Джем цел и невредим, но оно было недолгим.
– Значит, мы красим, – заключил Том. Казалось, он хотел добавить что-то более толковое, но так ничего и не придумал.
Кайт поймал себя на том, что потирает татуировку под рукавом, и почувствовал, что его распирает от желания поговорить с Джемом. Оно овладело им с такой силой, что он был готов начать подавать сигналы дымом.
– Капитан, нельзя ли нам… – начал один из матросов.
Том поднял голову.
– Нельзя ли перейти на другой корабль, несмотря на то что на «Ройял Соверен» нет сигнального флага, указывающего на то, что нам разрешено перемещаться между кораблями?
– Но дамам ведь можно, – с надеждой сказал матрос.
– Уже нет. Со вторника это запрещено, – вздохнул Том. Неподалеку «Ройял Соверен» налетел на какое-то препятствие в воде и покачнулся. – Черт возьми, чем лорд Коллингвуд занимается целыми днями? Даже моллюски – и те больше нуждаются в обществе. Само собой, мы должны быть в состоянии готовности, а не болтаться между кораблями на лодках, но ни с кем не общаться три недели? У него либо очень потешная собака, либо исключительно красивый юнга.
– Думаю, это собака: с юнгой пришлось бы разговаривать, – сказал Кайт. Правило держать свое мнение о старших офицерах при себе утратило силу примерно в то же время, когда закончился сахар.
Один из матросов тихо выругался, попав краской за пределы полоски. Кайт передал ему банку со скипидаром. Отпустив ее, он почувствовал, что пальцы стали липкими. В открытом море не должно было быть душно, но воздух здесь казался таким же спертым, как в каком-нибудь крошечном переулке. Матросы даже бросили ловить рыбу, сидя на пушках. Ловить было нечего: единственными живыми существами были медузы, которые отпугивали всех остальных. На «Орионе» кто-то натянул бельевую веревку между четырьмя открытыми орудийными портами. Кайт видел висящие на ней рубашки. Море было слишком спокойным, чтобы их забрызгать.
Поначалу матросы на палубе старательно трудились, но теперь все замедлились. Стояла невыносимая жара, и большинство из них сняли рубашки, завязав их на поясе. Темнокожие мужчины настолько загорели, что их татуировки стали не видны, а белокожие – обгорели. Боцман, которому было совершенно нечем заняться, хотя он нес вахту, прислонился к основанию мачты, держа в руках ружье на случай, если удастся подстрелить какую-нибудь пролетающую мимо птицу, но те не появлялись. Пытаясь сбросить оцепенение, в котором он находился весь день, Кайт опустился рядом, хотя говорить было не о чем. Ему стало казаться, что даже молчать лучше с кем-то. Боцман взглянул на него, и они стукнулись костяшками пальцев. Кайт показал ножницы, а боцман – бумагу. Камень, ножницы. Камень, камень. Боцман толкнул его ногой.
«Агамемнон», стоявший напротив них, опасно поскрипывал. Боцман бросил взгляд в ту же сторону, и они с Кайтом погрузились в молчание, еще более удрученное, чем прежде. Даже отсюда было очевидно, что корабль построен из рук вон плохо, но с этим ничего нельзя было сделать. Нельзя просто подать кому-то сигнал и пожаловаться. В любом случае это все равно бы не помогло. «Агамемнон» был образцом низкопробного кораблестроения. Он не был старым, но всякий раз, когда Кайт его видел, очередная его часть приходила в негодность.