Даже сквозь теплую одежду он казался невероятно худым. Я видела, что он подумал то же самое обо мне.
Чарльз, конечно, сиял здоровьем. Возможно, даже поправился. Это была вина Эро, а не его собственная, но я все равно его ненавидела. Но потом Стивенсон так горько разрыдался, что никто из нас уже не мог на него злиться. Шон потрепал его по плечу, а Уильям велел ему взять себя в руки – на его лице отражалась такая боль, что я подумала, он и сам готов расплакаться. Как и все мы.
– Это прощальная вечеринка, – радостно сказал Эро. – Один из вас на этой неделе оказал нам такую помощь, что я решил его отпустить.
У меня внутри все сжалось, потому что четыре дня назад я сломалась и написала обо всем, что знаю. Это было непростительно: меня никто не бил, и даже тот надзиратель так и не проучил меня, но я была так голодна, что больше не могла думать. Возможно, это была я; возможно, это был Чарльз.
– Уильям, – сказал Эро.
Его имя я ожидала услышать меньше всего.
– Вот сумка. В ней еда. Солдаты отвезут вас в Париж, и вы можете отправляться куда захотите, – полковник расплылся в улыбке. – Поздравляю. – Они с солдатами зааплодировали, и двое из них увели Уильяма ко входной двери. Уильям оглянулся на нас с несчастным видом, и больше я его не видела.
После этого наступила тишина. Никто не двигался. Мы были потрясены.
– Ну что же, – сказал Эро. – Ешьте! Однажды вы можете оказаться на его месте.
Мы с Фрэнком и Шоном были так голодны, что не придумали ничего лучше, чем повиноваться. Чарльз налил четыре бокала шампанского и раздал их нам.
– Пожалуй, сейчас нам не помешает напиться, – прошептал он.
Мы сели вместе, так же, как и в тот день, когда придумали свой идиотский план. Мы молча пили шампанское, слушая, как Эро и солдаты разговаривают и смеются. Они в самом деле казались довольными и расслабленными. Я подумала о том, что мне сказал Эро: он просто выполняет свой долг, стараясь быть с нами как можно мягче. Пожалуй, больше всего меня обескураживало то, что он был прав. Эро мог бы пытать нас или начать отрубать нам пальцы, но он этого не делал.
Я посмотрела на остальных. Фрэнку стал велик его морской свитер, который теперь болтался у него на плечах. Шон утратил свой обычный лоск. Даже Чарльз, который хорошо питался, вблизи выглядел не так, как обычно. Стивенсон был здоров, но казался опустошенным, и теперь, после того как он расплакался, я поняла: так Чарльз выглядел, когда был ребенком. Через какое-то время я сжала его руку.
– Я тоже написала о Трафальгаре и Ватерлоо, – сказала я, чувствуя, что сейчас важно говорить правду.
Шон кивнул:
– И я.
Фрэнк и Чарльз одновременно подняли взгляд. Они посмотрели друг на друга. Фрэнк прижал руку к глазам, и его плечи напряглись, а Чарльз, казалось, почувствовал облегчение.
– Значит, мы все рассказали ему об этом, – тихо сказала я. – Не только Уильям. Должно быть, наши показания совпали. Поэтому… он так уверен, что это правда.
– Что Уильям будет делать во Франции? – сказал Шон. Он напряженно смотрел на пузырьки в своем бокале шампанского. Он к нему даже не притронулся. – Он англичанин. Как он там один?
– Мы ничем не можем ему помочь, – сказал Чарльз. – Так что беспокоиться не имеет смысла.
Шон выглядел так, словно страшно от него устал.
– Сейчас их основная цель – Нельсон и Веллингтон, – тихо сказал Фрэнк. Он сжал рукава своего свитера. Казалось, он не слышал, о чем только что говорили Шон и Чарльз. – Боже правый.
– Но ведь они и так знают, кто такие Нельсон и Веллингтон, – сказала я. – Даже сейчас это общеизвестно. Разве нет?
– Наверное, – сказал он.
– Если они знают, где и когда им нужно победить, то это конец, – сказал Шон. В наступившей тишине он снова наполнил наши бокалы.
– Простите, – сказал Чарльз надтреснутым голосом, – но я… больше не могу. Я хочу попытаться вернуться домой. Мы знаем, что оказались здесь не из-за тумана…
– Тише, – прошептал Фрэнк.
– Мы все знаем, что оказались здесь не из-за тумана, – продолжал Чарльз. – Дело в этих столбах. Никто не строит подобные укрепления просто так. Если мы доберемся до них, то еще сможем попасть домой. Пока он не изменил будущее.
– Вы предлагаете рассказать ему что-то еще? – резко сказал Фрэнк.
– Нет, я предлагаю сбежать.
– Я пыталась, они меня поймали, – сказала я.
– Вы были одна, – сказал Чарльз. В его глазах появился лихорадочный блеск. – Давайте договоримся о времени. Сегодня в два часа ночи. У всех нас есть окна. Вылезем через них и встретимся на газоне у этой комнаты. Я трус, я сломаюсь, если он сделает что-то еще. Думаю, все мы сломаемся. Нужно выбираться отсюда.
Повисла пауза.
– Решено, – прошептал Шон.
Я поднесла свой бокал к их бокалам, умолчав, что надзиратели поставили на мои окна решетки.
Я смотрела, как они уходят: оказалось, что комната Чарльза была недалеко от моей, и я видела, как в темноте мелькнуло белое пятно, когда он осторожно спустился на маленькую мансардную крышу эркерного окна внизу. Приземлившись на дорожку, он неловко поскользнулся на гравии, а затем помчался через газон к остальным. Вскоре я услышала крики и выстрелы. Но думаю, им удалось сбежать, потому что больше я никого из них не видела.
Сегодня вечером Эро пришел ко мне с дорогой бутылкой вина. Теперь мы с ним друзья. Думаю, он простил меня за то, что меня растили как принцессу, а я простила его за то, что он выполнял долг перед своей страной.
– Мадемуазель, – сказал он, сияя. Он называл меня так все эти годы, хотя сейчас мне сорок лет и это звучит нелепо. Эро пытается быть со мной любезным. – Это случилось. Мы победили в Трафальгарском сражении и захватили Лондон. Война окончена, – он поднес свой бокал к моему и принял сокрушенный вид, стараясь скрыть свое ликование. Иногда он был неожиданно милосерден. – Мне очень жаль, мадемуазель. Это была достойная битва.
Вот я и подумала, что стоит записать, как все это случилось. Сегодня утром я повешусь. Не думаю, что это кому-то поможет – здесь уже ничем не помочь, – но, по крайней мере, это будет справедливой расплатой. Возможно, другие «имперцы» отыскали вас в Англии. Возможно, они помогут вам что-то исправить. Если же нет – храни вас Господь, потому что грядет Террор.
– Нет! Как? – сказал Джо вслух, дочитав последнюю страницу. На этом письмо обрывалось. Но Мэделин не могла повеситься. Она должна была встретиться с остальными «имперцами».
– Это всего лишь кофе.
Джо подскочил.
– Господи!
Джо не видел, как подошел Кайт и поставил рядом с ним чашку кофе, но сейчас капитан сидел напротив с тарелкой тостов. Он все еще выглядел плохо. Любой на его месте оперся бы локтями на стол, но Кайт держал спину прямо. Джо хотел было сказать ему, чтобы он расслабился, но вовремя понял, что после того, как его избил Лоуренс, Кайт не сможет согнуться еще не одну неделю.
– Извини. Я читал. Что случилось с «имперцами», им удалось сбежать?
– Наверное, – сказал Кайт.
– А она?
– Я ее никогда не видел, – сказал Кайт, качая головой.
Джо поднял руки и снова их опустил.
– Ты дал мне это письмо, потому что прекрасно знал, что в нем ничего не говорится о том, кто я такой и что со мной произошло, да?
– Да, – сказал Кайт. Похоже, ему в самом деле было стыдно. – Извини.
Джо прижал тыльную сторону ладони ко лбу: от сосредоточенного чтения у него разболелась голова.
– Нет. Если бы я мог что-то вспомнить, я бы уже вспомнил. Но… все это ни о чем мне не говорит. Ни поместье, ни Эро – ничего. Я думаю, что уже ничего не вспомню. По крайней мере, ты можешь расслабиться.
– М-м, – сказал Кайт. Судя по его виду, расслабляться он в этой жизни больше не планировал.
Джо сделал глоток кофе.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. Спасибо тебе за… вчера.
– Не за что. Мне понравилось. Красивый вид, – Джо дал ему свой кофе и стал смотреть, как Кайт его пьет. Он не мог пошевелить раненой рукой. – Почему именно сигареты? – спросил Джо. – Все было хорошо, пока я не закурил.
– Джем курил.
– О, – Джо сидел напротив него в одежде Джема. Его вины здесь не было, но ему все равно было не по себе. – Извини, – он поколебался. – Наверное, Агата постоянно напоминала тебе о нем.
– Агате было бы стыдно за то, что я срываю злость на первом встречном механике. Извини, – некоторое время Кайт смотрел на доки, и Джо в десятый раз подумал, что он говорил об Агате так, как большинство людей говорят о королевских особах. С рабской преданностью и страхом.
– Я знаю, что ты опять назовешь меня французом, но тосковать – это нормально, – тихо сказал Джо. – Она была твоей сестрой.
Кайт сжал зубы, и Джо подумал, что тот промолчит или сорвется на него, но в нем словно что-то надломилось.
– Нет, это не нормально, – сказал он. – Она была не настолько моей, – он слегка тряхнул головой. – Несколько лет назад умерла старая королева, и весь Лондон вышел на улицы провожать гроб. Половина Англии была убита горем. Как будто к ним это имело какое-то отношение. Это было отвратительно.
– Но ведь ты знал свою сестру.
– Я не вправе называть ее сестрой, – сказал Кайт, и по его тону стало ясно, что разговор окончен.
Джо решил, что стоит попытаться еще раз. С одной стороны, он был потрясен тем, что человека можно заставить испытывать такие чувства к собственной сестре, а с другой – холодный, равнодушный механический голос твердил, что чем сильнее Кайт расстроен, тем меньше он сегодня будет следить за Джо.
– Ну, может быть, люди так говорили, может быть, Лоуренс убедил тебя, что ты ничем не лучше ее лакея, но ведь это неправда?
Но Кайт не поддался на эту уловку. Он лишь изучающе смотрел на Джо.
– Ты выглядишь лучше.
– А ты выглядишь ужасно.
– При свечах я сразу хорошею, – сказал Кайт с едва заметной искоркой в глазах и улыбнулся, когда Джо пнул его ногой под столом. Улыбка быстро сбежала с его лица. Он сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить: – Так вот. Мы найдем кузнеца. Начинай заказывать все, что тебе нужно.