Маяк на краю времени — страница 56 из 70

Трое из четверых мужчин умерли, но один остался в живых. Кайт присутствовал при наказании: он считал это своим долгом. Хичему пришлось уйти на середине: ему стало плохо.

Глава 39

Эдинбург, 1807 год

Джо вел перед собой стаю детей, пораженный их количеством: ребят было около сорока. Все они были недовольны, что их заставляют идти: даже Алфи, который жаловался, что предпочел бы, чтобы ему позволили выполнять свой долг. На пристани Джо поднял его на руки, чтобы он увидел, как отчаливают корабли.

– Это мятеж, приятель, – сказал ему Клэй. – Не хотел бы я там оказаться. Даже если они победят, их всех все равно расстреляют.

Джо слегка толкнул его.

– Может, хватит уже о мятеже?

– Когда на «Дефайанс» был мятеж, всех расстреляли, – упрямо продолжал Клэй. Он злобно посмотрел на Джо. – Никто не должен был знать о мистере Каслри, так что Адмиралтейство убило всех, кто видел «Империю». Кроме меня и остальных зачинщиков мятежа. Нас высекли. Никто не думал, что я выживу.

Джо нахмурился.

– Я думал, это сделал Кайт.

Клэй нахмурился в ответ.

– Нет. Мистер Кайт за мной ухаживал.

* * *
Лондон, 1798 год

Клэй проснулся на односпальной кровати в чистой светлой комнате. Кто-то коснулся его плеча, и у него в руках появился стакан с водой. Клэй осторожно взял стакан, боясь пролить воду на хрустящее постельное белье. Оно было чужим и, по-видимому, дорогим. Тот, кому оно принадлежало, пришел бы в ярость. Пытаясь сесть, он закричал. Знакомый голос сказал ему: «Все будет хорошо», но даже в тот миг это казалось воспоминанием, поскольку он не мог думать ни о чем, кроме того, что все его тело пылает.

Из всех людей в мире Клэй меньше всего ожидал увидеть младшего из лейтенантов Хичема. На корабле его все боялись, ведь он выглядел так, словно может кого-то убить. Клэй подумал, правда ли это, и попытался отстраниться, но снова закричал.

– Нет… нет, все в порядке, – пытался сказать Кайт. – Вы в безопасности.

Клэй сидел, прислонившись к прохладной стене, не понимая, что происходит и что будет дальше. Ему хотелось, чтобы Кайт забрал у него стакан. Стекло было очень тонким. Его было легко разбить.

Рядом сидел тигр. Происходящее казалось нереальным.

– Пожалуйста, постарайтесь попить…

С ним что-то произошло, что-то серьезное, но Клэй не мог вспомнить, что именно. Он помнил, что долго болел, и вроде бы помнил какую-то повозку, но что-то в нем сопротивлялось этим воспоминаниям. Он боялся вспоминать. На месте, где раньше был его разум, зияла странная черная пустота.

– Вы можете его погладить, – сказал Кайт. Тигр был настоящим. Зверь устроился на постели рядом с рукой Клэя. У него мелькнула лихорадочная мысль: всегда ли Кайт был сумасшедшим или это началось недавно.

Не желая того, но боясь, что Кайт может что-то с ним сделать, если он откажется, Клэй вытянул палец и погладил голову тигра, а затем поспешно отдернул руку. Он не понимал, почему Кайт хочет, чтобы он подружился с диким животным, но был убежден, что у него гораздо больше шансов выжить, если он будет делать то, что ему говорят. Клэй бросил взгляд на дверь. Она была приоткрыта, но трудно было сказать, сколько еще запертых дверей отделяют его от выхода. Еще одной проблемой было то, что он не мог пошевелиться.

– Вы голодны? – спросил Кайт.

– Нет.

– Вам нужно поесть.

Клэй смотрел на Кайта, думая, что тот с ним сделает, если отказаться. Снова темнота, снова госпиталь, снова – у него в голове закружился черный вихрь, который болезненно возгорался, стоило к нему прикоснуться, – снова все плохое.

– Хорошо, – прошептал он.

– Вот и славно, – Кайт казался довольным. – Хорошо.

Кайт, похоже, не понимал, что любой здравомыслящий человек будет делать, что говорят, в каком бы состоянии он ни был, если ему угрожает тигр и безумец, который зверя завел. Кайт дал ему тарелку фруктов. Клэй начал их есть, с трудом заставляя себя хоть что-то проглотить. Он не знал названий половины из них: они были какими-то иностранными. Кайт был иностранцем – кто-то ему об этом говорил. Проглотив очередную порцию, он бросал взгляд на Кайта, ожидая какого-то знака, что можно перестать, но Кайт лишь наблюдал за ним, и Клэй с ужасом понял, что должен съесть всю тарелку.

Когда он съел половину, дверь распахнулась. Клэй поднял взгляд, надеясь, что тот, кто пришел, уведет с собой Кайта или по крайней мере отвлечет его, но надежда тут же погасла. Это был чертов Каслри. Тот, из-за кого все и произошло.

Не думая, Клэй швырнул тарелку в его холеную голову и сам бросился вслед, крича, царапаясь и плача, но Кайт оттащил его.

– Клэй… Роб! Роб, все хорошо… пожалуйста, все хорошо…

– Это он во всем виноват! Если бы кто-нибудь просто пристрелил его, ничего бы этого не случилось!

На лестнице послышались шаги, дверь снова открылась, и на пороге возник толстый мужчина в длинном парике.

– Кто это? Что за шум?

– Результат вашего хитрого плана, – взревел Кайт.

– Как вы смеете! Это мой дом…

– Нет, это дом моей жены, – раздался откуда-то голос Каслри. – И раз уж этот человек отплатил за мою жизнь своими ранами – страшными ранами, – то меньшее, что я могу для него сделать, – дать ему приют, пока мы на берегу.

Кайт локтем прикрыл дверь. Любой другой на его месте пнул бы ее ногой, но одной из его пугающих черт было то, что он всегда сохранял спокойствие. От того, кто кричит, ругается и хлопает дверьми, знаешь, чего ожидать, – за это все и любили капитана Хичема, – но Кайт… было что-то в его нечеловеческой сдержанности, что всегда вызывало у Клэя дрожь.

Двое других продолжали спорить снаружи, но в комнате было тихо. Оранжевый тигр запрыгнул на постель. Клэй закрыл глаза руками на случай, если тигр проявит к ним интерес. Затем голоса в коридоре умолкли, по лестнице простучали шаги, и все стихло, если не считать прыжков тигра по белой комнате и цоканья его когтей.

Кайт не отходил от него. Иногда он снова приносил еду, которой Клэю приходилось давиться. Иногда появлялась злая женщина, которая вытворяла с его спиной такое, что он вскрикивал. По вечерам в свете очага волосы Кайта становились инфернально рыжими. Через некоторое время Клэй понял, что находится в аду. Но этот ад был вполне сносным. Кайт был вспыльчивым психом, который очень скоро начал нравиться Клэю. Каслри больше не появлялся: видимо, Клэй его напугал.

Клэй решил, что рано или поздно убьет его. От этой мысли ему стало легче.

* * *
Эдинбург, 1807 год

– Клэй, – сказал Джо. – Что случилось с Джемом? Это вы убили его, а Кайт взял вину на себя?

Но все было бесполезно. Клэй, не слушая его, играл в камень-ножницы-бумагу с Алфи.

Впрочем, это уже не имело значения.

В доках царил радостный хаос. Если бы накануне кто-то сказал Джо, что половина Эдинбурга выйдет на улицы посмотреть на морское сражение и что люди за пять минут отыщут шотландские флаги и начнут продавать на маленьких прилавках чертополох в качестве талисманов, он бы сказал, что они сошли с ума. Но всю гавань заполнила атмосфера праздника.

Моряки все еще поднимались на корабли, а врачи в одежде цвета индиго устанавливали палатки на расстоянии ста ярдов друг от друга, готовясь принимать раненых. На причалы высыпали трубачи и барабанщики. Джо не знал, сговорились ли они играть одну и ту же песню или ее выбор и без того был очевиден, но трубы звучали так пронзительно, что их, наверное, было слышно даже на французских кораблях. Причал заполнил пугающий вой. Джо хотел убежать, но застыл на месте: теперь, когда он прислушался, звук показался ему знакомым.

Когда корабли подняли паруса и поймали ветер, толпа взревела. Французы направлялись в сторону суши в том порядке, который обсуждали через телеграф. Гавань, должно быть, находилась в зоне досягаемости их длинноствольных пушек, но, похоже, это никого не беспокоило. Джо никогда не видел, чтобы толпа вела себя подобным образом. При первых выстрелах никто не убежал. Напротив, люди двинулись в сторону моря. Джо видел, как пушечный снаряд попал в медицинскую палатку.

И даже тогда никто не побежал.

Вместо этого гавань наполнилась шумом. Снова загремели барабаны, но на этот раз их звучание не было шотландским. Поскольку пение началось где-то вдалеке, он не сразу узнал «Марсельезу». Но к тому моменту, когда они дошли до слов «Aux armes, citoyens»[12], пение уже доносилось со всех сторон. До сих пор это была лишь скучная песня, которой приходилось подпевать в день рождения императора и иногда на международных матчах по крикету. Джо примерно знал слова, но никогда не вслушивался в них, не задумывался над их значением: это была свирепая, кровожадная песня о массовой резне. Под такую песню можно было перерезать кому-нибудь горло.

Он никогда не слышал, чтобы кто-то пел перед врагом его национальный гимн, но тот, кто это придумал, рассчитал верно: подобное в самом деле действовало на нервы.

Джо повернулся, чтобы уйти. Клэй, казалось, этого даже не заметил, но Алфи помахал ему рукой.

Поиски почтовой станции заняли целую вечность. Джо забрался внутрь, а затем украл лошадь. Никто его не остановил – он видел человека, подметающего двор, но все остальные, по-видимому, ушли в гавань.

Джо ожидал, что будет в восторге, оказавшись на пути домой, но не испытал ничего подобного даже после того, как выехал за городские ворота. Он чувствовал себя так, словно у него вырезали частичку души.

Часть VНьюгейт

Глава 40

Дорога на Глазго, 1807 год

Джо выехал из Эдинбурга вместе с толпой направлявшихся на восток людей, нагруженных гусями и корзинами с провиантом, но через несколько сотен ярдов они свернули на тропинку, ведущую через поле, и толпа поредела. Еще через милю он остался один. Кайт был прав: дорогу преграждали высоченные стражники, подобные тем, что охраняли замок. Джо приблизился к ним, бросив поводья и подняв руки. Услышав его голос, они опустили винтовки. Он соврал что-то насчет разведки, а затем, когда у него спросили пароль, изобразил гнев.