– Ну что ж, вы видели, что такое тюрьма, – сказал Эро, разливая дымящийся кофе. Прежде чем продолжить, он передал Джо чашку и стал смотреть, как тот ее держит. – Если не хотите снова туда вернуться, то должны кое о чем мне рассказать. А потом мы можем поговорить о более подобающем жилье для вас.
– О чем рассказать? – сказал Джо и сглотнул. Он не говорил неделю, и теперь его голос звучал неестественно. Глядя на свою чашку с кофе, он обратил внимание на собственные руки: кожа между пальцами потрескалась, и прикосновение к горячей чашке причиняло боль. А еще у него, похоже, была аллергия на какие-то компоненты кислотного тюремного мыла: ладони и запястья покрывали красные отметины.
– Пейте кофе, – сказал Эро.
Джо сделал глоток. После недели на одном хлебе с сыром вкус кофе казался таким насыщенным, что он не сразу смог его проглотить. Но затем по горлу и груди разлилось тепло. Ребра до сих пор болели, но от тепла чашки, которую Джо держал у грудины, ему становилось легче. Он оглядел кабинет. Простые вещи вроде книг на полках и дымящегося кофейника казались какими-то чужеродными.
– Ну что, как вам Ньюгейт, Турнье?
Джо заставил себя улыбнуться.
– Не так уж плохо. Бесплатная еда и постель. Да и надзиратели почти не тревожат.
Эро казался озадаченным. Джо подумал, что Кайт не только обыграл бы полковника в покер, но и запросто стащил бы у него из-под носа стол вместе с чайным сервизом. Затем Эро овладел собой и достал что-то из ящика стола.
Джо едва не выпрыгнул в окно.
Это была бомба. Аккуратная бомба с часовым механизмом, сделанная из динамитной шашки и часов, явно современных – современных в эпоху Джо, а не в нынешнюю. Здесь тоже носили карманные часы, но они были громоздкими и неточными. В это время еще не изобрели биметаллические пружины – небольшой механизм, благодаря которому часы стали маленькими и изящными.
– Одна женщина сделала это для меня, – сказал Эро, заводя часы. Когда они затикали, он вышел из-за стола, дал бомбу в руки Джо и снова уселся. – Она была очень умна.
Джо уставился на бомбу. Он работал с артиллерией. Он знал, какое действие производит то или иное количество динамита: при взрыве этой бомбы он бы разлетелся на части, а Эро бы просто забрызгало кровью.
– Что это? – спросил он, с удовлетворением отметив, что голос не дрогнул. Часы показывали без двух минут двенадцать. Две минуты.
– Всего лишь игрушка, – Эро раскрыл зонт и сел, положив его ручку себе на плечо. Выглядело смешно, но зонт защитил бы его дорогую форму от кровавого облака, в которое Джо должен был превратиться через минуту и сорок три секунды.
Джо хотелось швырнуть в него бомбу и убежать. Он сказал с легким смешком:
– Мне нравится ваш зонт, сэр.
– Мне тоже, – сказал Эро и слегка покрутил его. – Месье Фаво, – добавил он, обращаясь к лжевикарию, который ждал за дверью, – если Турнье решит на меня напасть в течение ближайших… эм, полутора минут, немедленно выстрелите ему в ногу, хорошо?
– Да, сэр, – ответил тот.
У Джо внутри клокотал страх, хотя сейчас важнее всего было его скрыть. Он был готов заплакать или закричать и чувствовал, что больше не может сдерживаться.
«Не будь таким чертовым французом», – сказал голос Кайта в его голове. Он прозвучал так отчетливо, что Джо был готов поверить в телепатию.
Джо сомневался, что даже Кайт смог бы сидеть здесь, держа в руках бомбу и сохраняя непроницаемый вид.
Нет, он бы смог. Ел бы припасенное для таких случаев яблоко, но держался бы спокойно, пока не взлетел на воздух. Ведь если тебе предстоит взлететь на воздух, то будет весьма унизительно сделать это после того, как ты показал себя таким трусом. Этим делу не поможешь. Какой смысл? Если окажешься в раю, то какой-нибудь святой над тобой посмеется, ну а если нет – там у тебя будет предостаточно времени для трусости.
Джо поднял бомбу, чтобы рассмотреть ее снизу, и дважды повернул в руках, притворяясь, будто его заинтересовали часы.
– Как красиво. Никогда не видел таких часов. Это серебро?
– Платина.
Джо чувствовал у себя на спине невидимую руку Кайта, и это его успокаивало. Скажи что-нибудь полезное.
– Я слышал о ней. Мой хозяин купил меня за платину.
Оставалось пятьдесят секунд.
– В самом деле? – сказал Эро.
Джо кивнул.
– Я стоил довольно дорого, – он сделал глоток кофе. Боже, он даже чуял запах металла от ладони, в которой сжимал бомбу. – У меня было свидетельство о происхождении и все такое.
Эро нахмурился.
– Свидетельство.
– Я из де Лионкуров, – гордо сказал Джо. Он не знал, была ли их родословная такой старой. В Лондре его времени рабы, происходившие от де Лионкуров, стоили дороже дома в Кенсингтоне. Их покупали только королевские особы. Но в это время тоже должны были быть родословные. Рабство существовало очень давно. – Хозяин говорил, что это хорошо. Ведь так? Не знаю, возможно, он обманывал меня из вежливости. Он часто так делал, – Джо посмотрел в пространство, словно представляя человека, которого любит, – так люди его положения делали вид, что любят своих угнетателей: яростно, безнадежно и униженно.
И впервые с тех пор, как Джо привиделся мужчина, который ждет его у моря, он появился тогда, когда Джо этого захотел. Джо четко видел его прямо над Эро. Как и раньше, незнакомец бросал камешки в воду, но теперь Джо наконец сумел различить его черты. Его волосы были рыжего цвета, глубокого рыжего цвета, как стекла в церковных витражах.
Эро взял бомбу из рук Джо и отсоединил провод. Отложив ее в сторону, он стоял и внимательно разглядывал Джо. Джо тупо смотрел в ответ, не понимая, что поразило его сильнее – тот факт, что через двадцать секунд он не взорвется, или осознание, что человек, которого он искал все это время, – Кайт.
– Вы сейчас держали в руках бомбу, Турнье. Она бы вас уничтожила.
У Джо больше не осталось сил притворяться, но в его голове снова прозвучал голос Кайта, который сказал, что если у Джо нет сил притворяться, то у него нет сил дышать, и велел ему не быть таким несчастным маленьким нытиком.
Он вскочил со стула.
– Что? Зачем вы мне ее дали?
Эро медленно выдохнул.
Джо расплакался. Это не потребовало усилий.
– Что вы делаете? Боже правый, я не знаю, за кого вы меня принимаете, но я не он!
– Да, – вздохнул Эро. – Полагаю, что так, – он обвел глазами Джо. – Вы случайно не захватили свое свидетельство о происхождении, когда убегали?
– Нет!
– Жаль. Послушайте, пожалуйста, хватит, – добавил Эро. Похоже, его раздражало, что в кабинете кто-то плачет. – Вот как мы поступим. Сейчас вы вернетесь в крыло для преступников. Я найду покупателя и продам вас, и будьте чертовски благодарны, что я не пристрелил вас за то, что вы потратили мое время впустую. – С каждым словом его раздражение нарастало. Казалось, он тревожился, что наделал глупостей.
– Да, сэр, – прошептал Джо. Его продадут: не лучший вариант, но уже кое-что. Из обычного дома сбежать куда легче, чем из тюрьмы, к тому же он прошел школу прикладной жестокости Миссури Кайта.
Остатки видения – воспоминания – все еще теплились у Джо внутри. Кайт все еще ждал его у моря, терпеливо и тихо, как всегда.
Глава 45
Кайт не думал, что когда-нибудь снова увидит Лондон. Город казался все тем же и в то же время другим. В Детфорде стояли испанские фрегаты, в порту было множество военных кораблей, которые он прекрасно знал, потому что когда-то они были английскими: «Беллерофонт», «Марс» и другие, но теперь суда перекрасили и переименовали на французский лад.
У него никогда не было времени тосковать по ним, но сейчас заняться было больше нечем.
– Здесь тише, чем в последний раз, когда мы были здесь, – сказал он Уэллсли.
Она стояла рядом с ним в зеленом шелковом платье. С тех пор как Уэллсли впервые оказалась на борту, Кайт ни разу не видел ее без формы, и сейчас платье выглядело на ней так же глупо, как если бы его нацепили на львицу. Такие, как Уэллсли, не должны были носить платья.
Она отлично говорила по-французски и собиралась притвориться женой погибшего капитана. Если выдача наград здесь производилась так же, как принято в английском флоте, то Уэллсли сможет лично доставить его в Ньюгейт и поговорить с начальником тюрьмы: тот выдаст ей чек и квитанцию для получения денег в Адмиралтействе. А потом… она говорила, как собирается добраться до Джо, но у него все вылетело из головы. Миссури никогда не боялся смерти в бою, но смерть у Букингемского дворца внушала ему страх, которого он никогда не чувствовал на квартердеке.
Он смотрел, как приближается разрушенный купол собора Святого Павла. С Джо все будет хорошо. У него талант выходить сухим из воды.
В доках Уэллсли безупречно изобразила француженку перед таможенниками, и их пропустили без всяких проблем. Миновав стражу, они плотной фалангой направились к Ньюгейту. Шестеро членов экипажа «Агамемнона» во французской форме, которую они отняли у захваченных матросов, плотным кольцом окружали Уэллсли и Кайта.
– Вы ведь знаете, что я вас там не оставлю, – сказала она.
– Придется. Получите деньги, возьмите Турнье и убирайтесь оттуда. Я думал, мы все решили, – устало сказал Кайт. Чего-то подобного он и боялся.
– Нет. Это вы решили, а я только хмыкнула в ответ, – сказала Уэллсли. – Мы справимся. Нас сорок человек.
– И сколько из них погибнет? Мы не можем рисковать ни единым моряком, Реви. У нас нет людей, чтобы их заменить, и тем более обученных.
– Ну, мы не оставим вас там, чтобы вас казнили.
Он повернулся к ней лицом. Они стояли на разрушенной улице, которую так толком и не убрали: обломки взорванных зданий все еще лежали на тротуарах, то тут, то там встречались группы бездомных детей, игравших в карты за кирпичными столами. Кайт не сразу понял, что они идут по Оксфорд-стрит.
– Я убил вашего брата, – сказал он.