– Нет. Я просто хотел его увидеть.
– Боюсь, это невозможно, – сказал Сен-Мари.
На лестнице послышались шаги, и появился Джо с корзиной грязного белья.
– Там холодно, можно мне посидеть с вами и полакомиться вашим марципаном? – спросил он у Сен-Мари по-французски и замер, увидев Кайта. Он его не узнал.
– Ну что ж, доброй ночи, – сказал Сен-Мари Кайту. – Не смею вас задерживать. – Он проводил его до двери. Когда дверь закрылась, Кайт услышал, как Сен-Мари сказал Джо, что это был попрошайка. Он ударился головой в стену. Кайт с ужасающей ясностью понял, что произошло. Джо Турнье был тем, кем должен был стать Джем Каслри, родившись в Лондоне, который оказался под властью Наполеона. Лондона, в котором жил Джем, больше не существовало, как и самого Джема.
Мог ли он похитить мужчину, который был выше его ростом, и довезти его до Эйлин-Мор, не причинив ему вреда? Даже если бы Кайт точно знал, что к Джему вернется память, он едва ли был способен это сделать.
– Он все еще здесь, – пробормотал Сен-Мари. – Нужно позвать жандармов.
На следующий день Кайт снова попытался поговорить с Джо, и его снова арестовали – за попытку похищения раба. Он провел два дня в заключении и, выйдя оттуда, уже понимал, как должен поступить. Он хотел отправить ему письмо – по крайней мере, оно бы попало в дом, – но у Джо не было никаких причин верить случайному письму от незнакомца. В конце концов Кайт вернулся на Эйлин-Мор, пересек границу и отправился в Сторноуэй. Стараясь ни о чем не думать, пошел на почту и оставил там открытку, попросив не отправлять ее до 1899 года. Женщина за стойкой заподозрила, что он ее разыгрывает, но пообещала выполнить его указания.
Когда Кайт вернулся в Эдинбург, Агата проводила эксперимент с лягушкой и лейденской банкой. Поверх платья она повязала фартук. Он поставил сумку в угол и сел на свободный табурет. Прошло три или четыре секунды, прежде чем сестра его заметила.
– Господи! Надо тебе колокольчик повесить на шею, – рассмеялась она. – Ну как, что вы узнали? – Агата увидела его лицо. – Что ты сделал с Джемом?
– Я… не знаю, – на секунду Кайт умолк, потому что ему хотелось сказать: «Дай мне хотя бы пять минут». Но он был не вправе молчать.
– Миссури, – ее голос звенел, словно она трясла перед ним жестянкой с монетами.
Кайт объяснил ей все, насколько сам это понимал. Когда он закончил, ему показалось, что у него вырвали внутренности. Кайт чувствовал себя как тот человек из пьесы, у которого не было денег, чтобы вернуть долг, и он должен был расплатиться собственной плотью, вырезанной из груди.
– Это все? – наконец сказала Агата. – Ты оставил его там.
Он кивнул.
Снизу послышались голоса и хлопанье дверей. Должно быть, бар открывался к ужину. Здешние звуки отличались от тех, которые они привыкли слышать в большом доме на Джермин-стрит, но английские банки разорились. Теперь у них не было денег.
Агата расправила юбку, разглядывая ее на свету, пока не убедилась, что на ней ничего нет. Сколько она себя помнила, она всегда носила белый или белый с орнаментом, но теперь женщины на флоте красили свои платья в темно-синий, под цвет офицерской формы. Она положила обручальное кольцо в верхний ящик и заперла его. Выйдя из-за стола, Агата ударила Кайта с такой силой, что тот рухнул на четвереньки.
– Убирайся, – только и сказала она.
Глава 50
Морозная ярмарка сияла. Киоски были украшены электрическими лампочками, работавшими от старого генератора, шум которого был различим даже за шипением каштанов на конфорках и музыкой, доносившейся из музыкального фургончика гадалки. Пока Кайт рассказывал, они с Джо сделали пару кругов по ярмарке.
Они долго шли молча, пока Джо раздумывал, что сказать. Это была правда, он это чувствовал. Все, о чем говорил Кайт, казалось ему знакомым. Пару раз он даже хотел что-то добавить, но не мог совладать с голосом.
Часовая башня пробила полночь, и ей вторили колокола собора Святого Павла и других церквей вдоль реки. Джо посмотрел на здание Парламента. Он помнил, как оно лежало в руинах.
Ему казалось, будто он вспоминает сон. Воспоминания слились в единый рой из звуков и двигателей. Когда Джо оглянулся на собор, у него в памяти всплыли таблички, на которых было указано время исповеди, и Мария с электрическим нимбом, но он не мог сказать, когда все это видел и что делал до или после этого. Кайт молчал. Сейчас он казался другим – не просто раненым моряком: Джо знал, как он выглядел, прежде чем его лицо изуродовали шрамы от ожогов, и оттого они теперь казались полупрозрачной маской на лице человека, который все еще был красив.
От ледяной глади реки поднимался холод. Джо чувствовал, как мороз проникает к нему в рукава и под полы пальто, так что он остановился, чтобы купить горячих засахаренных каштанов, и дал их Кайту подержать. В знак благодарности Кайт слегка толкнул его плечом.
– Вы вернулись убедиться, что у меня есть семья, ведь так? – сказал Джо. – Что я не прозябаю в одиночестве в комнате где-нибудь над обувной лавкой.
Кайт не ответил ни да ни нет и не сказал, что бы стал делать, если бы все же обнаружил его в обувной лавке.
– Я пришел попрощаться. Портал замуровывают, и через две недели границу уже будет не пересечь.
Джо отвернулся и посмотрел на лед. Кайт предложил ему каштаны.
– Спасибо. Я хоть в чем-то остался прежним?
Кайт кивнул:
– Я думаю, вы один и тот же человек, просто представали в разном свете.
– Но речь идет не об утреннем и вечернем свете, правда? – сказал Джо, хотя он не помнил, что именно Кайт говорил ему в прошлом, но хорошо представлял себе общую канву разговора. – Скорее, об ультрафиолетовом, инфракрасном и видимом излучении. И не говорите, что не знаете, что такое электромагнитный спектр: если вам доводилось проводить время с любым из моих воплощений, рано или поздно об этом должна была зайти речь.
– Да, я знаю, потому что моей сестре как-то пришлось спасать меня от экспериментов с рентгеновскими лучами. Кем надо быть, чтобы изготовить рентгеновскую установку в сарае?
Джо одновременно рассмеялся и закашлялся. Он не мог понять, помнит ли это или просто отлично может представить.
– В этот раз было тяжело? – через некоторое время спросил Кайт.
– Нет. Я потерял память, когда был в Гаррисе. Пока лед не сошел, меня приютил викарий, а потом отвез к врачу в Глазго. Тоби и Элис приехали за мной, – он нахмурился, вспомнив, в какой момент оставил Кайта. – Как дела в Эдинбурге? Там была осада?
– Нет. Все в порядке. Уже лучше, – Кайт отстранился и отошел от него. – Но надеюсь, что мы не натворим еще бо́льших бед, заложив портал.
– Нет, это звучит разумно, почему же?..
Кайт указал наверх.
– Пока мы здесь стояли, форма лампочек изменилась.
– Да… правда, – медленно сказал Джо.
– Это все из-за людей, которые постоянно снуют туда-сюда. Я пытался запретить экипажу слишком часто сходить на берег, но нам все равно нужно закупать продовольствие, а всем хочется посмотреть, как выглядит будущее. Сейчас между столбами плавает куча обломков из обоих времен. Думаю, это оказывает свое влияние, – Кайт смотрел на лампочки над ними, как будто ожидая, что те снова изменятся. – Нас то и дело навещают китобои со стороны будущего. Они знают о портале и приходят почитать нам лекции о современном кораблестроении.
Джо рассмеялся.
Кайт тоже улыбнулся. Джо заподозрил, что он питает слабость к китобоям.
– Но каждый раз, когда кто-то пересекает границу, что-то меняется – пусть даже незначительно, – ведь они не должны там находиться. Я всю неделю боялся, что кто-то с вашей стороны назовет болваном кого-то с моей стороны и наутро я обнаружу, что здесь все говорят по-русски или на хинди, или еще бог знает что.
– Уверен, что все будет в порядке. Мы проживем и с другими лампочками, – сказал Джо, хотя теперь, когда Кайт об этом упомянул, ему стало не по себе.
Гостиничный номер в Найтсбридже был скромным, но просторным, с широким камином, за решеткой которого теплился уголь, от него нагревался коврик у камина. Кайт остался внизу взять вина – ночной портье держал его горячим, – поэтому Джо пошел вперед, разжечь камин. К тому времени, как Кайт вернулся в комнату, открыв дверь локтем, в камине снова заплясали языки пламени, как будто хозяином здесь был Джо, а не Кайт. Он осторожно поставил бокалы на стол, где горничные, ожидая, что гости будут пить вино, оставили миску апельсинов и острый нож. Он взял апельсин и начал его резать. Когда Джо коснулся его руки, Кайт отпрянул.
– Вы не против, если я возьму вино с собой? Думаю, я смогу незаметно пронести стакан и не буду вам больше мешать, – сказал Джо, представляя, до чего странно, должно быть, находиться в его обществе, учитывая, что он помнил себя Джемом Каслри и Джо Турнье, но не был ни тем ни другим.
– Нет, останьтесь. Вы замерзнете.
Джо не стал говорить, что Кайт едва может на него смотреть. Тот не любил, когда на него обращали внимание. Джо все сильнее подозревал, что, когда Кайт не стоял на квартердеке, он больше всего хотел, чтобы ему позволили просто тихо сидеть в уголке.
– Когда у вас поезд? – сказал Джо.
– Утром. В семь часов.
Джо почувствовал внезапную тревогу. Он надеялся, что Кайт пробудет здесь хотя бы неделю, даже не надеялся, а ожидал этого, потому что в период между Рождеством и Новым годом было трудно куда-то уехать.
– Я… как вы себя чувствуете на вокзалах? Вы не путаетесь?
– Нет, они приводят меня в ужас, но теперь все надписи на английском, и от этого легче – по крайней мере, я не могу случайно уехать в Париж.
Повисло болезненное молчание.
– Я могу вас проводить, – предложил Джо.
– Нет, спасибо.
Джо мучительно пытался найти повод увидеть его снова.
– Я могу принести вам что-то почитать в дорогу. В последнее время вышло много интересных публикаций. Вам это может быть интересно.