Едва вошёл, как сразу же столкнулся, но не с купцом, а со швейцаром. Тот заступил мне дорогу.
— Молодой человек, вы уверены, что вам сюда? — тихо, но твёрдо спросил он.
— Да. А вам, я смотрю, захотелось сменить обстановку? — нашёлся я. — Так не проблема. Доложу по инстанции, что вы препятствовали полицейскому расследованию, и поедете в Сибирь, будете шишки лущить белкам.
— Так бы сразу и сказали, что по делу, — проворчал он, опуская глаза и отходя с дороги. — Чего пугать-то?
— Только что сюда вошёл купец, — сказал я.
Швейцар одними глазами показал вправо. Золотов стоял в холле, у лестницы, внимательно рассматривая гравюру на стене. Я отошёл в сторону, чтобы случайно не попасться ему на глаза. Швейцар буравил меня неприязненным взглядом. Я его игнорировал. Флотские никогда особенно не жаловали полицейских. Даже когда эти флотские давно списаны на берег и единственная их связь с морем — открывать двери и подавать верхнюю одежду в Морском собрании.
Купец не задержался. Он что-то буркнул себе под нос — громко и совершенно неразборчиво — и решительно направился к выходу. Швейцар, распахнув перед ним дверь, коварно косил глазом в мою сторону. Белок он явно любил больше, чем полицию.
Купец на швейцара даже не взглянул. Я быстро подошёл к гравюре. Если быть более точным, на стене висела целая серия картинок, но купца заинтересовала только одна. Третья справа. На ней красовался уже знакомый мне маяк в виде арки. Вольготно раскинувшись над входом в Петровский док, он занимал всё пространство от Итальянского дворца и аж до дома Миниха. Слева вперёд выдавались Рыбные ряды. Задумчиво почесав затылок, я поспешил на выход, не преминув напомнить швейцару, что в Сибири очень холодно.
Купец быстрым шагом направлялся обратно. Я подумал, что он идёт домой, но он свернул раньше. Перешёл по мостику на Якорную площадь, и так прибавил, что я еле поспевал за ним.
Такой лёгкой рысью мы добежали до Итальянского дворца. Купец буквально вылетел на мост через канал и там встал, как вкопанный, озираясь по сторонам. Не иначе, высматривал, где тут должна была быть эта арка. Судя по гравюре, чуть дальше от ворот, чем сам мост, но в целом место было то самое.
Заметив по другую сторону городового, я махнул ему рукой. Тот посмотрел на меня. Я показал ему на купца, стоявшего посреди моста, и сам двинулся к нему. Моё приближение Золотов проморгал, а вот городового в форме приметил почти сразу, а приметив, стремительно развернулся в другую сторону. То есть навстречу мне.
— И снова здравствуйте, Артём Поликарпович, — как можно радушнее произнёс я. — Ищете что-нибудь? Помочь?
Пролетая в следующий момент над мостовой, я подумал, что Артём Поликарпович всё-таки очень эмоциональный человек. А ещё он не только кричать умеет. Дальнейшие размышления были прерваны встречей с ограждением моста. В голове зазвенело. Я грохнулся на бок. Мимо тяжело протопали ноги Золотова. Затем — форменные сапоги городового. Его свисток воззвал ко мне, как трубы небесные, и я кое-как поднялся на ноги.
Золотов бежал прочь. Городовой едва не наступал ему на пятки. Судя по тому, как купец мне врезал, это не ему от нас бегать следовало, но нынешний расклад был именно таков. Я больше зашагал, чем побежал следом.
Откуда-то сбоку выскочил дворник с лопатой. Купец бежал прямо на него. Дворник замахнулся лопатой. Купец вырвал её у него из рук и врезал ею ему по лбу. Дворник рухнул на землю, а Золотов побежал дальше. Я прибавил шагу. Городовой догнал купца и повис у него на плече. Тот продолжал бежать.
Кто-то в синем костюме, оказавшийся впоследствии таможенником, бросился купцу под ноги. Купец со всего маху грохнулся о мостовую. Городовой покатился дальше. Купец начал подниматься на ноги, но таможенник крепко ухватил его за них и старательно этому мешал. Следом подоспел городовой, за ним — я, а потом ещё пара дворников, прибежавших на свист.
Всей этой компанией мы дружно навалились на купца и с грехом пополам связали его портупеей городового. Задачка оказалась та ещё. Тумаков хватил каждый, не говоря уже о словесных оскорблениях. Матерился купец однообразно, но уж очень громко. Как из пистолета в ухо стрелял.
Наконец мы его скрутили. Я уселся прямо на купца, вытирая пот со лба. В голове ещё слегка звенело. Рядом тяжело дышал городовой с шашкой в руке. Портупею пришлось пожертвовать для общего дела, и он вертел оружие в руках, не зная, куда теперь его девать. Мне б его заботы!
— Куда бежали, Артём Поликарпович? — осведомился я.
Тот прохрипел снизу что-то недоброе. Я вздохнул. Вокруг начал собираться народ. Послышались вопросы: что, мол, тут творится средь бела дня?
— Задержан преступник, — оповестил всех городовой.
— Подозреваемый, — поправил я его. — Хотя сопротивление властям тут налицо.
— Точнее, на лице, — фыркнул кто-то.
Послышался смех. Я осторожно потрогал левую щёку. Она вся горела. Похоже, остряк был прав. Чиновного вида старичок с пенсне на носу затребовал доказать, что я тут «власть». Пришлось предъявить документ.
— Сыскная полиция, — прошелестело по рядам. — А дело-то серьёзное.
И нет бы людям успокоиться на этом и разойтись. Куда там! Толпа прирастала как на дрожжах. Когда я попросил городового найти коляску для перевозки арестанта, ему уже пришлось проталкиваться.
Люди, нисколько не смущаясь, переговаривались в полный голос. Версии о возможных грехах пойманного купца сыпались как из рога изобилия. Кто-то помянул утреннее самоубийство, и я навострил уши, но ничего интересного для следствия не услышал. Даже имя покойного, и то переврали. Другой остряк с претензией на юмор громко строил догадки на предмет того, куда я поскачу на этом борове, если сумею его обуздать.
Затем кто-то признал меня, кто-то купца — Кронштадт город маленький — и остроты стали более адресными. Мол, нашёл Ефимка замену воздушному шару и сейчас на этом нечистом полетит прямиком в Санкт-Петербург, с докладом к самому Государю Императору. Одни просили и их в докладе помянуть, другие просто зубоскалили. Купец подо мной взбрыкивал и щедро осыпал проклятиями всех вокруг.
К счастью, тут подкатила коляска и мы на ней, если быть честным, попросту сбежали.
— Не буду спрашивать, раскрыл ли ты дело, — фыркнул Семён, когда я ввалился в приёмную. — Всё прямо на лице написано.
— Ну, хоть ты не язви, — попросил я. — Я эту шутку сегодня раз сто в разных вариациях слышал. Лучше запри вот этого вот, — кивнул я на купца, — в камеру. И не в службу, а в дружбу, съезди за Маргаритой Викторовной.
Поникший было купец снова стал кричать и брыкаться, но у нас и не таких буянов по камерам расселяли. Справились. Семён пообещал быть «одной ногой здесь, а другой уже там», и добавил:
— Да, совсем из головы вылетело. Тебя только что инспектор спрашивал.
Значит, не судьба мне передохнуть. Впрочем, какой-то лимит времени мне свыше всё-таки выделили. Инспектора в кабинете не оказалось. Заварив себе кофейку, я устроился за столиком у окна. Своего помещения для простых агентов не выделили, так что отчёты мы писали тут же, под бдительным оком начальства.
Туман в голове малость рассеялся, и я отчётливо увидел всё дело: преступление и преступника, мотив и средство. Да, действительно всё просто. Вздохнув, я отставил кружку и начал аккуратно переносить мысли на бумагу. Дошёл примерно до середины, когда в кабинет вошёл инспектор.
— Я так понимаю, всё готово и можно передавать дело в суд, — сказал он таким тоном, будто ни на йоту не сомневался в положительном ответе.
Не отрываясь от бумаги, я кивнул. Кивок отозвался ноющей болью в голове, заставившей меня поморщиться.
— Сейчас, Вениамин Степанович, — пообещал я. — Рапорт закончу, и будет всё.
Инспектор прошёлся по комнате и остановился у самовара. На какое-то время священнодействие заваривания чая полностью поглотило его внимание, а я практически закончил отчёт.
— За Маргаритой Викторовной вы Семёна послали? — спросил инспектор. — Ладно, пусть прогуляется. Кстати, купца-то за что арестовали?
— Да буянил он не в меру, — пояснил я и осёкся. — Погодите, Вениамин Степанович, только не говорите, что вы и без моего рапорта знаете кто убийца.
— Мне всё было ясно с самого начала, — спокойно ответил инспектор. — Это, как говорил Шерлок Холмс, «дело на одну трубку», — и, заметив мой недоумённый взгляд, добавил: — Он имел в виду, что пока выкуривал трубку — раскрывал подобное дело. Вы не читали рассказы Артура Конан-Дойла?
— Нет.
— Напрасно. Его даже в Китае читают, предпочитая собственным авторам, а это кое-что да значит. Китайцы — народ замкнутый. До них не так-то просто достучаться.
Я хмыкнул. Не знаю, как там этот Холмс, а я, пока бегал туда-сюда, весь на табачный дым изошёл. Скоро рассеиваться буду.
С улицы донёсся стук копыт. Я выглянул в окно. Семён привёз Маргариту в наёмном экипаже. Это правильно. Дождь опять закапал, да и вообще погода к прогулкам не располагала. Не в нашей же карете с решётками её везти. Хотя инспектор вряд ли думал также. Наперёд могу сказать, что Семён включит двадцать копеек в расходы, а Вениамин Степанович их оттуда вычеркнет. Забегая вперёд, так оно и случилось.
— Маргарита Викторовна приехала? — спросил он.
— Да, Вениамин Степанович.
— Пригласите её сюда, и купца тоже.
— Слушаюсь.
Пребывание в камере пошло Артёму Поликарповичу на пользу. Он больше не ругался и не размахивал руками. Когда мы с Семёном доставили его в кабинет, инспектор задумчиво изучал рисунок с аркой, который был найден в кармане Андрея, а Маргарита Викторовна, сидя на стуле, бросала на него встревоженные взгляды из-под бровей. Купцу достался табурет. Семён присел за столик рядом, а я прошёл к своему столу. Купец злобно зыркнул на меня, потом на Маргариту Викторовну.
— Ну что же вы, Артём Поликарпович, — заговорил инспектор, — общественный порядок нарушаете, сотрудников полиции бьёте. Они ведь при исполнении.