Маяк потерянной надежды. Исповедь невротика — страница 22 из 62

На улице я почувствовала слабость в ногах и поняла, что силы меня покинули. В глазах помутнело, и последнее, что я помню, – как ко мне бросился незнакомый мужчина, чтобы подхватить до того, как я рухну на землю.

Сложно сказать, сколько времени я провела без сознания, но очнулась я от запаха нашатыря в машине скорой помощи. Заверив врачей, что со мной все в порядке, я вызвала такси, чтобы добраться до дома.

Через полчаса в полном изнеможении я переступила порог пустой квартиры. Быстро собрав все, что нужно, я легла в постель, чтобы отдохнуть после тяжелой ночи. Сна не было ни в одном глазу. Я считала овец, слушала медитации и пыталась уснуть под телевизор. Все тщетно. Тогда я встала и начала ходить по комнате. Голова кружилась, в глазах двоилось, дыхание было словно не моим, а спина обливалась холодным потом. Я чувствовала каждый удар своего сердца, и мне казалось, что с минуты на минуту оно не выдержит и остановится. У меня началась паника. В три часа ночи я оделась и выбежала на улицу. На свежем воздухе стало немного лучше. Я бродила по району до тех пор, пока не перестала чувствовать ног. Вернувшись домой, я легла в кровать и смотрела на часы в ожидании утра, чтобы, наконец, хоть кому-нибудь позвонить и просто поговорить. Но время как будто стояло на месте…

С того дня моя жизнь разделилась на до и после. И все, что происходило со мной раньше: расставание с Никитой, увольнение с работы, панические атаки и мигрени, стало казаться сущим пустяком по сравнению с тем, что свалилось на меня теперь. Я отказалась от всех заказов – мне было не до работы. Каждую секунду я думала о том, что может случиться самое страшное, и мысли об этом причиняли мне адскую боль. Страх не давал нормально существовать и думать о чем-либо ином. Меня больше не волновали проблемы с моим здоровьем – я молила Бога только о том, чтобы бабушка скорее поправилась. Я часто просыпалась среди ночи от собственных криков, а потом до утра не могла сомкнуть глаз. Я находилась в постоянном напряжении, и от этого мои головные боли только усиливались. Я не позволяла себе опускать руки, но с каждым днем мне было все сложнее оставаться сильной.

* * *

Мне было очень страшно. Страшнее, чем когда-либо прежде.

Я боялась, что бабушка может не справиться с болезнью из-за возраста. И этот страх сводил меня с ума.

Вот уже несколько дней не наступало никаких улучшений. Бабушке было сложно дышать, она стала совсем беспомощной. Силы покидали ее с каждым часом, и это приводило меня в ужас. Я никогда не видела ее такой. Когда я смотрела на нее, мое сердце обливалось кровью. Я вспоминала, как она плакала, когда упала в первый раз, и ругала себя за то, что тем самым доставляет мне неудобства.

Она всегда была независимой и самостоятельной, и я знала, что ощущать свою беспомощность для нее невыносимо, но тем не менее могла не спать ночами и сколько угодно сидеть возле ее кровати, лишь бы мы смогли победить этот недуг. Бабушка занимала главное место в моей жизни, и теперь, когда с ней случилась беда, все остальное совершенно перестало меня интересовать.

На очередном обследовании врачи диагностировали воспаление легких – положение становилось критическим. Я устроила истерику и кричала, как сумасшедшая, не понимая, как можно было не заметить этого раньше. Но мои крики не могли ничего изменить…

С каждым днем бабушке становилось все хуже. Дальше тянуть было нельзя. Я чувствовала, что не справляюсь в одиночку, и набрала номер мамы. Как только я услышала ее голос, из глаз хлынули слезы.

– Пожалуйста, приезжайте! Бабушка в больнице, с воспалением легких, ей очень плохо! Она больше не может самостоятельно ходить. Я боюсь, мне очень страшно! Мамочка, вы нужны мне!

На следующий день родители уже были в Москве, и тревога, пусть понемногу, но стала отступать. Теперь я чувствовала, что нахожусь не один на один с обрушившейся на меня бедой. Однако страх никуда не делся. Наоборот, с каждым днем он только нарастал.

Я не могла ни спать, ни и есть. За несколько дней похудела на семь килограммов. Сил с каждым днем становилось все меньше. Меня постоянно тошнило, но приходилось насильно запихивать в себя еду, чтобы хоть как-то существовать. Мне нельзя было сдаться в такой момент. Я нужна была бабушке и родителям и не хотела, чтобы все это легло на их плечи. Душа разрывалась от боли. В горле постоянно стоял ком, но слез не было.

Я еще верила, что бабушка скоро пойдет на поправку и все наладится. Но удерживать эту уверенность становилось труднее и труднее. Я изо всех сил старалась не думать о плохом, но сознание продолжало генерировать устрашающие мысли. Мне начали сниться кошмары. Каждое утро я просыпалась в холодном поту, с ощущением, что выбралась из ада. Безрадостная реальность теперь выглядела лучше снов. Я стала бояться спать, поскольку не хотела видеть, что там происходило, и до последнего боролась со сном.

Хотелось стать невидимкой и сутками не включать мобильный. Говорить с кем-либо о том, что со мной происходило, было выше моих сил. Я стала раздражительной, дерганой, нервной. У меня часто случались истерики на ровном месте, со мной было тяжело общаться, и я поражалась, как меня до сих пор терпели близкие, ведь даже мне было крайне сложно с самой же собой.


Подруги подбадривали меня как могли, обещали, что все образуется и бабуля непременно поправится. К сожалению, врачи не разделяли их оптимизма. Они лишь разводили руками и говорили, что в сложившейся ситуации не могут делать никаких прогнозов. Возраст и проблемы с сердцем усугубляли течение болезни. Я постоянно винила себя в том, что не досмотрела, не уберегла и вовремя не обратилась за помощью, потому что была слишком занята своими душевными травмами и неразберихой в личной жизни. Теперь все это казалось мне такой чепухой. Если бы я могла вернуть время назад, я бы вообще не обратила на это внимания! Только в такие моменты понимаешь, что все можно пережить и переболеть, лишь бы родные были живы и здоровы. Я накручивала себя до такой степени, что порой начинала себя ненавидеть.

Визиты в больницу были для меня самым сложным испытанием. Я с трудом выдерживала эти несколько часов: меня всю трясло, постоянно накатывала паника. Каждый раз, переступая порог отделения, я представляла, что сейчас выйдут врачи и скажут что-то страшное. Но ситуация оставалась стабильной. Стабильно ужасной. Бабушка не могла ходить, и когда я видела ее лежащую без движения на больничной койке, мне казалось, что с минуты на минуту у меня остановится сердце. Я снова начала задыхаться и с трудом добиралась до дома. Обмороки стали ежедневными, и однажды – после того, как я, упав, разбила нос – мама запретила мне приезжать в клинику. А потом я слышала, как она плакала всю ночь, и это причиняло мне еще большую боль.

* * *

Нестерпимо болела голова; проблемы с дыханием порой доводили до бешенства. Я старалась держаться и не показывать отчаяния родным, чтобы не усугублять положение. Но от этого становилось только хуже.

Я очень часто теряла сознание, тонула в депрессивной беспросветности, и все, что происходило со мной ранее, теперь казалось детским лепетом. На меня обрушилось все разом. Я похудела настолько, что впали щеки и ввалились глаза. Все вещи висели на мне, как на вешалке. Волосы начали выпадать клоками. Я боялась смотреть в зеркало, но это было меньшее из зол…

Вернулась мигрень! И она мучила меня почти ежедневно. Меня постоянно рвало, и голова болела до такой степени, что мне было больно даже просто лежать, не говоря уже о том, чтобы заниматься какой-то умственной работой. Мне было стыдно, что из-за своего состояния я не могла находиться в больнице с бабушкой и сменить маму, которая не отходила от ее кровати целыми днями. Панические атаки повторялись снова и снова. Они накрывали меня по нескольку раз в день, при этом прежде не были настолько сильными. Мое самочувствие становилось все хуже, и я не могла это остановить. Каждый раз, когда звонил телефон, я вздрагивала, как ошпаренная: внутри все переворачивалось от внезапно охватывавшего ужаса. Я боялась звонков из больницы.

Боялась услышать самое страшное.

В тот день, когда родители появились на пороге квартиры, я поняла, что все не так, как было раньше.

– Не молчи, мама! – стараясь не сорваться на крик, потребовала я.

Будто со стороны, я услышала, как дрожит мой голос. Нехорошее предчувствие внутри не давало возможности говорить спокойно, и оно меня не обмануло.

– Бабушка в реанимации. Ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких – инфаркт головного мозга. Дальше будет только хуже. Алиса, ты должна отпустить ее душу. Не держи ее, прошу! Она не заслужила таких мучений.

От этих слов помутнело в глазах. В тот момент я отчетливо поняла, что все кончено и теперь начинается ад. У мамы в глазах стояли слезы. Я опустила голову, чтобы не встречаться с ней взглядом. Родители до последнего дня скрывали, что надежды больше нет. Потому что знали, что это меня убьет. Я чувствовала это, но все равно верила в чудо.

– Я должна ее увидеть, отвезите меня в больницу, – тихо сказала я.

И они выполнили мою просьбу.

В реанимацию к бабушке теперь пускали в любое время, и мама могла всегда находиться рядом с ней. Мама держалась молодцом, и я поражалась тому, как ей это удавалось. Каждый из нас понимал, что времени осталось мало. Никто не мог знать, какая минута ее жизни станет последней. Надеяться было уже не на что. Мы проиграли эту битву, хоть и боролись до последнего. И от чувства бессилия перед неизбежным мне самой хотелось умереть.

– Она в сознании, но ничего не чувствует. Мы постоянно колем ей сильнейшие препараты, чтобы уменьшить боль. В остальном мы, к сожалению, бессильны, – слова врача прозвучали приговором.

Я все еще не могла поверить в то, что это происходит с нами наяву. Я смотрела на бабушку, держала ее за руку и, впервые за долгое время, почувствовала, что подкатывают слезы. Я не плакала с той ночи, когда приняла решение разорвать отношения с Никитой. И сейчас я хотела заплакать, но не смогла.