Спасибо за то, что была со мной и подарила мне самое лучшее детство. Прощай, мое сердце и моя душа!»
Я думала, что после похорон мне станет легче. Но заблуждалась.
Дни шли, а боль все так же разрывала мое сердце, стоило мне хоть немного прийти в себя. Каждое утро начиналось с осознания, что бабушки больше нет. И я понимала, что это, увы, не сон. Когда я прокручивала в голове мысли о том, что больше никогда не смогу увидеть ее, обнять или просто услышать родной голос, меня накрывали приступы панических атак. Так продолжалось по кругу, бесконечно. И этот процесс был мне неподвластен, я не могла его остановить. Я не понимала, почему Бог забрал ее так рано. Ведь она так хотела жить, у нас впереди было столько планов! Она так хотела побывать на моей свадьбе и понянчить моих детей. Я всегда отмахивалась от этой темы и была уверена, что мы все еще успеем… И вдруг – все оборвалось в один момент. И у меня уже не было возможности что-либо изменить.
Я продолжала просыпаться каждое утро, но не видела в этом смысла. Мне не хотелось вставать с кровати, есть, пить, принимать таблетки, брать в руки телефон. Целыми днями я лежала под одеялом и смотрела в одну точку в ожидании спасительного сна. После смерти бабушки в голову все чаще стали приходить мысли, что в этом мире я осталась одна. Человека, который любил меня сильнее всех на свете, больше не было на этой планете. Между нами с самого детства возникла особая душевная и эмоциональная связь. Никто не понимал и не чувствовал меня так, как она.
Я никогда особенно не сближалась с родителями, и сейчас ощущала это еще сильнее, чем раньше. Их присутствие иногда раздражало, мне не хотелось с ними разговаривать, не хотелось их заботы. Я не хотела, чтобы кто-то старался заменить мне ее, хотя осознавала, что папа и мама лишь пытались поддержать меня в этот трудный момент.
Я попросила Киру сообщить нашим общим знакомым, что я была не в состоянии вынести их соболезнования и поэтому не реагировала на звонки и сообщения. Я не могла ни с кем разговаривать, мне было невыносимо видеть сочувствующие взгляды. Я знала, что за меня переживали, но у меня не было сил слушать слова поддержки. Все, кто знал о моей беде, постоянно интересовались здоровьем бабушки и предлагали свою помощь. Но с того дня, когда врачи вынесли нам страшный приговор, я перестала всем отвечать. Теперь для меня это было сложно вдвойне.
Однако, несмотря на осознанную изолированность от внешнего мира, я чувствовала, что мои близкие люди рядом. Друзья присылали цветы, еду из ресторанов, фрукты и другие приятные мелочи. Они пытались подбодрить меня и показать, что я не одна с этим горем. И это было бесценно.
Я ни на секунду не могла забыть о том, что бабушки больше нет. Моя душа сжималась от боли и отчаяния, мне хотелось полностью отключить сознание, лишь бы ничего не чувствовать. Я не могла самостоятельно с этим справиться и повлиять на свое состояние. Временное облегчение приносили транквилизаторы, но они не могли избавить меня от постоянной пронзающей боли. Теперь я знала истинное значение слова «страдание».
Мне все время было трудно дышать, и это лишало меня последних сил. Еда вызывала отвращение и тошноту. Кире приходилось кормить меня с ложки, как маленького ребенка. Все вокруг говорили, что со временем это пройдет и моя печаль утихнет. Я верила и ждала. Но сколько времени должно пройти, прежде чем станет хоть капельку легче? Я не знала ответ на этот вопрос. Кира – тоже.
Представить дальнейшую жизнь без бабушки я пока не могла, да и не хотела. Иногда мне казалось, что в конце концов моя боль меня убьет. Я никому об этом не говорила, но такие мысли часто крутились в моей голове. Целыми днями я читала молитвы об упокоении, и на сердце становилось немного светлее. Я верила, что бабушке там намного лучше, чем мне здесь. И это придавало мне сил, чтобы прожить очередной день.
Мамино состояние тоже начинало меня беспокоить. Она все время плакала и перестала быть похожей на себя. Я была уверена, что помимо переживания бабушкиного ухода, она винила себя в том, что я оказалась в таком состоянии.
Каждый раз, вспоминая, что теперь на Земле у нее не осталось ни одного родного человека, кроме меня (ведь она похоронила маму), мне становилось стыдно за свое поведение. Я должна была поддерживать ее и быть рядом, а не упиваться своим горем в одиночку. Но такие просветления длились недолго. Вскоре меня накрывал очередной приступ тоски и отчаяния, и я снова не могла думать ни о чем, кроме собственной боли.
Спустя несколько дней после похорон мне начало казаться, что я схожу с ума или даже уже сошла, но пока не понимаю этого. С каждым днем этот страх становился все сильнее и изводил меня. Впервые я решилась заговорить об этом с Кирой, когда навязчивые мысли окончательно завладели моим сознанием, не оставив пространства для кратковременных проблесков позитивных умозаключений.
– Мне кажется, что я схожу с ума, – призналась я подруге однажды вечером, когда она в очередной раз пыталась накормить меня ужином. – Я часто слышу какие-то странные голоса, мне снятся кошмары, которые изводят меня весь следующий день, и я с каждым часом все больше замечаю, что уже не могу контролировать свою агрессию. Мне страшно…
– Алиса, ты должна обратиться к психиатру, – серьезно сказала Кира. – Ты понимаешь, что дальше тянуть нельзя? Это просто преступление!
– Я не могу этого сделать, потому что он точно отправит меня в лечебницу. А я не смогу там находиться, понимаешь? Я этого не выдержу!
– Что значит «не смогу»? А изводить себя уже несколько месяцев ты можешь? Алис, сколько еще это будет продолжаться?! Неужели ты не видишь, что тебе становится только хуже?!
– Я не хочу, чтобы меня признали сумасшедшей! Тебе этого не понять…
– Ты не сумасшедшая, прекрати так говорить. Ты абсолютно адекватный человек, просто столкнулась с очень сложной ситуацией, и тут я не в силах тебя спасти, как бы сильно я тебя ни любила. Прошу, ради бабушки, услышь здравый смысл!
Больше на эту тему мы не говорили, но я замечала тревожные взгляды подруги, и совесть грызла меня еще сильнее. Я не должна была взваливать это на нее.
На очередном приеме невролог взяла меня за руку и спокойно сказала:
– Алиса, я советую обратиться за помощью. Самостоятельно справиться с ситуацией не получается, а постоянно сидеть на транквилизаторах не удастся. Это не жизнь! Учитывая произошедшие недавно события, я вынуждена признать, что здесь, к сожалению, бессильна. Вам нужна консультация психиатра, и я советую начать лечение как можно скорее. Вы сами видите, что ваше самочувствие значительно ухудшилось. И неизвестно, какими будут последствия, если срочно, сейчас же не принять меры. Конечно, я не вправе заставлять, но настоятельно рекомендую подумать над моими словами.
Пока Кира звонила в клинику и записывала меня на прием к врачу, я молча лежала, отвернувшись к стене. Они были правы: дальше это не могло продолжаться. Я не имела права обрекать близких людей на такие мучения.
Во время разговора подруги со специалистом до меня доносились только обрывки фраз: «…ситуация критическая…», «…она срочно нуждается в помощи…», «…с каждым днем становится только хуже…», «…я очень боюсь за нее…».
Так я получила очередную «путевку» в клинику неврозов.
Глава 6. На дне
Люди думают, что много чего не могут, а потом неожиданно обнаруживают, что очень даже могут, когда оказываются в безвыходном положении.
К тому моменту, когда в семь утра сработал будильник, я уже давно не спала. В ванной я впервые за две недели, прошедшие с похорон бабушки, сняла с зеркала простыню, которой его закрыли по христианским обычаям, и ужаснулась своему отражению. Под глазами появились черные круги, лоб покрылся мелкими морщинами, щеки впали, лицо стало мертвенно-бледным, губы потрескались, волосы потускнели и заметно поредели. В общем, зрелище не для слабонервных. И, хотя на фоне остальных событий эти обстоятельства не играли решающей роли, настроение испортилось еще больше.
В метро я снова почувствовала приступ паники. Медленно считала до десяти и старалась не терять над собой контроль, но те сорок минут, что я провела там, показались вечностью. Выйдя из подземки в полном изнеможении, я вдохнула полной грудью. На миг стало легче, но буквально в следующую секунду мое сознание отключилось. Очнулась я оттого, что незнакомая женщина брызгала мне в лицо холодной водой. Еще несколько минут с ее помощью я пыталась вернуться в адекватное состояние.
Так что, когда я, наконец, добралась до приемного отделения лечебного учреждения, психиатры меня уже не пугали. Мне было абсолютно безразлично, что со мной будет дальше, лишь бы больше не испытывать этих мучений.
Медсестра разговаривала со мной тихим, мягким и монотонным голосом, по нескольку раз объясняя одно и то же. Я начинала чувствовать себя умственно отсталой, но старалась сдерживать подступающую агрессию.
– Какие жалобы привели вас к нам?
– Панические атаки и мигрени.
– Как это выражается? – уточнила медсестра, быстро записывая что-то в журнал.
– Тревожность, затруднение дыхания, навязчивые мысли, постоянные головные боли, тошнота, рвота.
– С кем вы проживаете в данный момент?
– Одна, – ответила я, и внутри все перевернулось.
– Давно?
– Около месяца.
– Что случилось?
– Раньше я жила с бабушкой, но недавно она умерла, – я почувствовала нехватку воздуха и привычный комок в горле. Каждый раз, произнося эту фразу, я словно вонзала себе нож в сердце.
– А как у вас с личной жизнью? Вы замужем?
– Нет. Знаете, сейчас это волнует меня в последнюю очередь.
– Я все поняла и больше не стану вас мучить. Идите в палату и ждите, когда вас вызовут для беседы с лечащим врачом.
Я взяла сумку и отправилась искать свое пристанище на ближайшее время.