– Представьте, что вы стоите перед огромным занавесом, как в театре. Но не вы сегодняшняя, а та, маленькая, Алиса. Ей лет шесть или семь, и она очень боится заглянуть туда, чтобы узнать, что скрывает плотная штора. Она знает, что там очень больно и страшно, но она должна и сможет это сделать, потому что смелая и справится с любыми трудностями. Вернитесь в тот момент из детства, когда вы впервые почувствовали душевную боль, боль утраты. Кого вы потеряли? Кто от вас отказался? Без кого этот мир перестал быть цельным и радостным? Смелее, Алиса, откройте занавес и взгляните в глаза вашей главной травме. Перестаньте убегать и бояться. Вы можете, давайте!
В моем воображении всплыла четкая картинка. Та, которую я двадцать два года запрещала себе видеть, поскольку было слишком больно…
Мне восемь лет, и я играю в куклы на ковре в своей комнате. Ко мне заходит мама, садится рядом и, гладя меня по голове, говорит:
– Алиса, послушай меня, пожалуйста. К сожалению, вы с Женей больше не сможете видеться, потому что их семье срочно пришлось уехать в другую страну.
– А когда они вернутся? – спрашиваю я, не отрываясь от кукол.
– Боюсь, что никогда, – добавила она мягко. – Теперь они будут жить там, и это очень далеко от нас. Я понимаю, как тебе тяжело это принять, но ты должна осознать, что в жизни такое случается – люди иногда расстаются, потом приходят другие. У тебя обязательно будут новые друзья, и со временем ты забудешь о Жене, поверь мне.
Но я не могу с этим смириться – я чувствую боль и опустошенность от новости, которая вмиг разделила мою жизнь на до и после.
Затем, как кадры из киноленты, проносятся дни, когда я пыталась пережить то, с чем столкнулась. Я ощущаю сильную злость на Женю за то, что он бросил меня, и не понимаю, как он мог так неожиданно уехать и даже ничего не сказать на прощание, ведь мы были лучшими друзьями и всегда делились всем друг с другом – у нас не было никаких секретов. Я испытываю сильные эмоции в связи с тем, что его больше нет рядом, но это не боль потери, а злость – за то, что самый близкий человек меня предал…
Я снова подхожу к маме в надежде на то, что она сможет что-то мне разъяснить, но она лишь повторяет, что его родителям пришлось срочно уехать по работе и он не смог со мной попрощаться. И папа поддерживает ее в этом. Я хочу позвонить родителям Жени и узнать, что случилось, но мне отвечают, что они не оставили номер телефона и с ними нельзя связаться…
Картинка вновь сменилась: несмотря на запреты ходить в ту квартиру, где раньше жила Женина семья, я все же иду туда, чтобы узнать, вдруг у новых жильцов есть какие-то данные. У меня нет никаких подозрений, я просто пытаюсь найти Женю и связаться с ним – я не готова вот так легко отпустить его и забыть. Я вижу, как, встав на цыпочки, нажимаю на звонок знакомой двери, в которую звонила тысячи раз. И ощущаю шок, когда мне открывает дверь его мама: заплаканная, в черном платке. Я не понимаю, что происходит, и спрашиваю:
– Тетя Ира, почему Женя уехал? Где он? Почему он меня оставил и даже ничего не сказал?
А она вдруг начинает плакать и отвечает:
– Да что ты такое говоришь, Алисонька? Женя сегодня умер…
В коридоре появляется папа моего друга, говоря о том, что его душа отправилась к Богу, но я уже понимаю, что Жени больше нет. Что с ним случилось что-то страшное, и я больше никогда его не увижу.
Во мне смешиваются боль потери, ужас и обида на родителей за то, что они обманули меня. Я начинаю плакать и чувствую, как давит в груди. Меня захлестнула волна одиночества и безысходности – я наяву ощущала, как дрожат мои руки и бешено стучит сердце.
Психолог, видимо, понял, что надвигается приступ, и сказал:
– На счет «один» вы выйдете из состояния транса и откроете глаза.
Я вскочила с кушетки, как ошпаренная, и, отбросив одеяло, закричала:
– Нет! Мой Женька!
По моим щекам ручьями текли слезы, меня трясло. Я вспомнила тот самый момент, который похоронила моя память. И то, что я вспомнила, вызвало такой ужас, что я начала задыхаться. Все это было так странно, что мне снова показалось, что я схожу с ума. Я начала глубоко вдыхать воздух ртом, чтобы избежать приступа и не впасть в панику. Но перед глазами уже появилась пелена, а тело прошибла волна жара.
Я обхватила голову руками и нагнулась к коленям, пытаясь спрятаться от этого кошмара.
Это продолжалось несколько минут. Потом Игорь Матвеевич подал мне стакан воды, подождал, пока я немного приду в себя, и спокойно продолжил:
– Алиса, не уходите в себя, не замыкайтесь снова. Ответьте мне, кто такой Женя?
– Это мой лучший друг…
– Вы были сильно привязаны к этому мальчику?
– Да, он был мне ближе всех.
– Почему Женя больше не рядом с вами? Что вы видели в состоянии транса? Опишите мне эту картину.
– Он… его… я не могу произнести это вслух, – я выдавила из себя эту фразу и снова разразилась рыданиями.
– Он умер. Алиса, я прав?
Эти слова ранили меня так, словно все мое тело пронзили сотни ножей. Я не могла ничего говорить и утвердительно кивнула головой.
– Я знаю, что вам больно, но не могу не поднимать эту тему. Иначе вы никогда не выберетесь, понимаете? Мы больше не можем откладывать вашу боль на потом. Прошу вас, возьмите себя в руки и помогите мне вытащить вас из этой ямы!
Я подняла на психолога заплаканные глаза и, не осознавая своих действий, кинулась ему на шею, рыдая и крича в голос. Он по-отечески прижал меня к себе и гладил по голове, приговаривая:
– Поплачь, девочка, поплачь.
Я не знала, сколько прошло, прежде чем я смогла вернуться к конструктивному диалогу, но в какой-то момент психолог вышел за дверь и, вернувшись через несколько минут, сказал:
– Не спешите, возвращайтесь к себе, у нас есть время. Я попросил следующего пациента перенести сеанс. Для нас с вами сейчас это очень важно.
И я поняла, что сдаваться нельзя. Я просто не могла позволить себе снова сбежать – мне нужно было освободиться от призраков прошлого, чего бы это ни стоило.
– Я готова, – решительно сказала я, не узнавая свой голос. – Давайте продолжим. Помогите мне, пожалуйста!
– Я восхищаюсь вашей силой воли, Алиса! Вы настоящий боец, и я уверен, что мы сможем это побороть. А теперь сконцентрируйтесь и опишите словами ту картину, которую воскресило ваше подсознание. Сделайте глубокий вдох, теперь медленный выдох. Следите за дыханием.
Я несколько раз вдохнула и выдохнула, а потом, желая скорее с этим покончить, в подробностях описала тот кошмар, в который только что окунулась. Несколько раз во время рассказа я чувствовала приближение приступа, но каким-то чудом мне удалось его избежать.
– Что было дальше? Как вы пережили эту потерю? – спросил Игорь Матвеевич, когда я закончила.
– Я не помню первые несколько лет после того, как Жени не стало в моей жизни. Это время размыто. Оно не оставило хоть каких-то определенных воспоминаний. Понимаю, что мои слова звучат не совсем адекватно, но это правда. С того дня я больше никогда не видела его маму и папу, но потом случайно узнала, что в их квартиру въехали другие люди. Я хорошо помню себя до этого дня, и уже начиная с десяти лет. Этот трехлетний промежуток в моей памяти не имеет конкретных очертаний. Я знаю, что ходила в школу, гуляла с одноклассниками, лето проводила на даче с бабушкой…
Когда я произносила все это вслух в присутствии другого человека – человека, который теперь знал о моей жизни, наверное, даже больше, чем я сама – мне казалось, что я говорю о ком-то со стороны: обсуждаю героиню фильма, коллегу, новую знакомую. Говорю о чем угодно, но только не о тех страшных вещах, которые произошли лично со мной.
– Это именно тот период, когда вы переживали стресс после неожиданной потери лучшего друга. И переживали вы его, как выяснилось, очень глубоко в душе, не позволяя эмоциям вылиться во внешний мир. Ваша память стерла эти годы вашей жизни, потому что для маленькой Алисы они были очень сложными – вы чувствовали боль и страдали. Память вообще очень избирательна и по прошествии лет удаляет то, что нам хочется забыть больше всего, оставляя лишь хорошие воспоминания. Обычная защитная реакция нашей психики. Не только из детства – она и из вчерашнего дня старательно сотрет все неприятные события. Поэтому вы убедили себя в том, что Женя действительно уехал куда-то далеко, как сказала вам мама.
– Я никогда не задумывалась о том, почему он больше не рядом, но в моем сознании он оставался жив и всегда был со мной. Я ни с кем о нем не говорила, в моей семье никогда не упоминали его имени. Наверное, родители боялись за мое психическое состояние…
– Алиса, то, что вы мне рассказали, доказывает, что все это время вы не воспринимали реальность такой, какая она есть на самом деле. У вас произошла своеобразная консервация сознания, и создалась иллюзия безопасной среды. Ведь настоящая реальность являлась слишком опасной и травматичной для того, чтобы в ней существовать. Вы застряли в своем детском горе. Исток ваших панических атак – эмоциональная боль от потери лучшего друга, с которой вы так и не смогли справиться, так как были ребенком. В вашей ситуации сработал механизм вытеснения: маленькой Алисе тяжело было признать, что дорогой для нее человек больше никогда не будет рядом. Поэтому ваш мозг спрятал сам факт смерти Жени – вам было проще представлять себе, что он уехал куда-то далеко, но все равно жив, и таким образом вы не потеряли его до конца. С годами вы настолько убедили себя в этом, что сами начали верить в ту реальность, которую себе придумали. Но ваше нутро все равно помнит о том, что случилось, и будет помнить всегда. Эта боль всегда будет жить внутри вас и мешать радоваться настоящему, отрезая возможные пути к счастью и гармонии с собой. Для вас это был колоссальный стресс, который оставил большую черную дыру в душе и страх потери. И каждый раз, пытаясь сбежать от реальности, вы все равно снова возвращаетесь на тот же круг и заставляете себя чувствовать новую боль. Вы понимаете, о чем я говорю?