Когда я вышла из кабинета психолога, на улице уже стемнело. На телефоне светились несколько пропущенных звонков от Саши и Киры, но я не могла заставить себя ни с кем говорить. Перед глазами всплывали обрывки прошлого, куда я заглянула во время сеанса, и все остальное потеряло свою значимость. Я должна была уложить в голове то, с чем мне пришлось столкнуться. Игорь Матвеевич был прав: никто не сможет вытащить меня из этой ямы, кроме меня самой. Но как действовать, если мозг отказывается принимать реальность?
Оказавшись на свежем воздухе, я несколько раз глубоко вдохнула. Дыхание было прерывистым, и меня это тревожило. Но физические симптомы моего состояния меркли на фоне душевных терзаний и буревавших внутри эмоций.
Женька… Мой родной человечек, мое сердце, моя частичка!..
Я постаралась произнести вслух то страшное слово, но опять не смогла – это было невыносимо. Слезы текли по щекам с новой силой. Я бесцельно шла по тротуару, с трудом различая очертания зданий и силуэты людей. Я не верила, что такое могло случиться. Как я умудрялась столько лет обманывать себя и жить в своем мире, настолько далеком от действительности?..
Но постепенно все начало становиться на свои места. Происходившее со мной в последнее время вдруг показалось понятным и логичным и наконец сложилось, как кубик Рубика, который я так долго не могла собрать.
Когда не стало Женьки, я впервые столкнулась с тем, что судьба отняла у меня дорогого сердцу человека. И это было настолько больно, что мой мозг предпочел стереть это воспоминание. Но потери, пусть и не такие страшные, на этом не закончились. Переезд родителей, расставание с Никитой, смерть бабушки еще больше укрепили мой страх остаться одной. И каждый раз я переживала его внутри себя. Мне казалось, что чем меньше я буду говорить о своих страданиях, тем быстрее боль исчезнет. Но она лишь копилась в сердце, и пришел момент, когда чаша переполнилась.
Я не помнила, как дошла до дома и поднялась в квартиру. Иногда складывалось ощущение, что от нахлынувших переживаний я вот-вот потеряю сознание. Голова кружилась, и все вокруг плыло словно в тумане.
Я сидела посреди комнаты, даже не раздевшись, и вспоминала о своем детстве – том счастливом и светлом времени, когда судьба еще не предъявила мне счет за то, чем столь щедро наградила.
За что бы ни цеплялись мои мысли, на чем бы ни фокусировалась память, какую бы картинку ни воскрешало подсознание – везде рядом со мной был Женя. Такой улыбчивый, довольный, иногда серьезный, иногда задумчивый, но всегда до боли близкий и родной. Я вспоминала, как мы вместе лазили по деревьям, строили шалаши из веток, собирали цветные фантики от конфет и мечтали стать взрослыми. Если бы тогда я могла знать, к чему приведут эти мечты и как жестока к нам будет реальность, я бы ценила каждую минуту, проведенную вместе, запоминала бы каждое его слово и запечатывала бы в памяти его радостный смех. Если бы я только знала…
В тот вечер я долго разговаривала по телефону с мамой, пытаясь воскресить в воспоминаниях тот период, но, несмотря на ее подробные рассказы, все оставалось очень размытым.
В тот роковой день Женю сбила машина. На перекрестке, возле дома. Родители разрешали нам гулять одним во дворе, но запрещали переходить дорогу. Как рассказывали потом очевидцы, «мальчик бежал из булочной, находившейся на противоположной стороне…» Он умер на месте, не дожив до приезда скорой. Спасти его не было ни единого шанса – мой друг получил травмы, несовместимые с жизнью. Какие именно, я предпочла не знать.
– Почему у нас ничего не осталось? Детских фотографий? Мы ведь дружили с самого рождения, – задала я вопрос, который давно не давал мне покоя, но я не решалась его озвучить.
– Мы убрали из дома все, что могло бы напомнить тебе об этой трагедии. Ты очень тяжело переживала свою детскую потерю: замкнулась в себе и в первое время даже не разговаривала. Нет, ты не плакала, не устраивала истерик и ничем не выдавала своей боли. Но веселую и активную девочку Алису после этого словно подменили. Мы обращались к специалистам и боялись, что ты никогда не придешь в себя…
Со временем состояние все же пришло в норму – так в целом устроена детская психика. Но моя превзошла саму себя – она просто удалила этот эпизод из жизни. У меня не было возможности выплакать свою боль и прожить эту трагедию: моя память изолировала меня от нее, чтобы я не сошла с ума от пережитого. Вот откуда во мне поселился этот страх сумасшествия и потери близкого человека! Вот почему я боялась здоровых отношений, которые могли бы привести к чему-то серьезному! Я боялась снова потерять! Теперь я, наконец, понимала, в чем причина. Мое сознание вычеркнуло из реальности момент, когда я впервые потеряла – не только лучшего друга, но и смысл жизни.
Я не могла винить родителей за их решение, ведь они всеми силами пытались уберечь своего ребенка от страшного горя. Но в моей душе всегда хранилось то, что я долгие годы скрывала от окружающих, даже от Киры, – боль, которая сидела глубоко внутри и не давала жить настоящим. Именно поэтому я так долго довольствовалась ролью любовницы и не могла поставить точку в отношениях с Никитой: больше всего на свете я боялась потерять. Я готова была терпеть недостойную связь, лишь бы не остаться одной. Для меня это было равносильно смерти.
Где-то в глубине души я всегда осознавала, что Женя больше никогда не появится в моей жизни, но не подпускала ни единой мысли об этом. Я грустила о том, что мы не рядом, но никогда не спрашивала себя: почему?..
Еще сложно было поверить в то, что все происходило на самом деле, но что-то внутри, вселяющее в меня леденящий ужас, говорило: это правда. И мне оставалось как-то смириться с новым осознанием, хотя пока это не представлялось возможным.
«Как я могла позволить собственным страхам управлять моей жизнью и формировать судьбу?»
Если бы я набралась смелости разобраться со всем этим раньше, все могло бы сложиться иначе. Теперь я понимала, что никогда по-настоящему не любила Никиту. В этих отношениях никто из нас не остался честным. С моей стороны это была не любовь, а, скорее, страх. Но признаться себе в этом не получалось. Я боялась впускать в свою жизнь нового мужчину. Гораздо комфортнее было оставаться в привычном болоте, которое с каждым годом затягивало все сильнее. Из-за этого страха я чуть не потеряла Сашу.
Я сама портила свою жизнь – шаг за шагом, обвиняя в этом кого угодно, но только не себя.
Разобравшись со своими переживаниями, я пришла к выводу, что психолог был прав: я ввязалась в эти отношения только потому, что изначально понимала, что между нами не может быть ничего серьезного, а значит, и боль потери в случае исчезновения Никиты из моей жизни не будет такой горькой. Но в этом я просчиталась. Судьба решила по-своему, и страдания меня все же настигли. Вместе с уязвленной самооценкой и еще большей убежденностью в том, что любовь приносит только боль. Моя собственная жизнь словно открылась для меня с другой стороны. Теперь у меня было прошлое, которое можно признать. Осознанное, страшное, болезненное – но оно было. И это позволяло мне чувствовать себя настоящей.
Принятие того, что память заблокировала мою детскую боль и тем самым сыграла со мной злую шутку, давалось мне нелегко. Тот самый феномен невыплаканных слез, о котором говорила психолог в больнице.
К полуночи моральное напряжение этого дня вылилось в сильнейший приступ мигрени. Меня рвало так сильно, что не было сил добраться до спальни. Но мысли продолжали крутиться в голове, пульсирующей от боли, и не хотели оставить меня в покое.
И я понимала, что это было только начало.
После того дня, когда мне открылась страшная правда, я опять начала терять контроль над собой. Моя жизнь каким-то непонятным образом снова превратилась в хаос. Я могла думать только о Жене и постоянно прокручивала в голове одни и те же мысли. Порой мне казалось, что лучше было бы ничего не знать и продолжать жить в неведении. Но разумом я понимала, что это тоже не принесло бы облегчения: те отдаленные отголоски воспоминаний никогда не позволили бы просто забыть и начать все сначала.
Тревога усилилась, вернулись некоторые неприятные симптомы, а навязчивые мысли постоянно возвращали меня в детство, пытаясь воскресить то, что столько лет оставалось для меня недоступным. Я чувствовала себя виноватой перед Женей. Мне было сложно объяснить, за что конкретно я себя винила, но это походило на предательство.
Ежедневно я выматывала себя раздумьями о том, что со мной произошло. Я хотела найти какие-то зацепки, постоянно возвращалась в прошлое и пыталась вспомнить еще хоть что-то, способное помочь мне выбраться. Сон стал беспокойным, коротким и мучительным, как в то время, когда панические атаки правили моим существованием. Я понимала, что снова нахожусь на грани и вот-вот сорвусь.
После нескольких дней, проведенных в таком состоянии, я приняла решение рассказать обо всем Саше. В одиночку я бы не справилась с тем, что на меня свалилось. И как бы сильно я ни любила родителей и Киру, как бы ни была привязана к Веронике и Насте, но никто из моих родных, друзей и близких за все эти двадцать два года не смог заполнить ту пустоту, которая образовалась в душе после ухода Жени. Только встретив Сашу, я снова начала чувствовать себя живой. Это и пугало меня, и внушало надежду. Именно в этом мужчине я видела свой единственный шанс на спасение – рядом с ним я обретала гармонию.
В тот вечер я приехала к нему домой после работы. Мы вместе приготовили ужин, выпили вина и устроились на диване перед телевизором. Все было так спокойно, тепло и по-семейному, что я никак не могла решиться на разговор.
– Мне нужно рассказать тебе одну историю. Она будет звучать несколько странно, но ты должен все знать, иначе никогда не сможешь до конца меня понять. Мне очень сложно вспоминать об этом, поэтому, пожалуйста, не задавай никаких вопросов, просто выслушай. Возможно, после услышанного ты сочтешь меня сумасшедшей, но, надеюсь, что нет, – я выдавила из себя мучительную улыбку.