Из кухни доносился восхитительный запах выпечки – Ирина Сергеевна всегда баловала нас вкусностями, и мы с Женей часто помогали ей печь торты или пирожные. Это было весело и интересно, не говоря уже о том, как вкусно. Раньше я очень любила гостить у них дома – там царила дружелюбная атмосфера, и я чувствовала себя хорошо и спокойно.
В гостиной уже накрыли стол, а я не представляла, как в таком состоянии смогу проглотить хоть крошку. Но отказываться было неудобно, и я согласилась на небольшой кусок пирога.
Мой взгляд сразу упал на Женину фотографию в большой рамке, стоявшую на комоде. На ней ему шесть лет – я хорошо помнила этот день, наш выпускной в детском саду. Русые, слегка взъерошенные волосы, большие голубые глаза, здоровый румянец на худеньком лице и довольная улыбка, которая по сей день осталась в моей памяти. У меня задрожали коленки, и на секунду показалось, что я сейчас рухну на пол. Я боялась даже пошевелиться. «Беги отсюда», – кричал страх внутри меня. Чувство тошноты усилилось, в глазах вспыхнули яркие блики, что часто говорило о приближении приступа. Хватая ртом воздух, я присела на стул и попыталась взять себя в руки.
– Алиса, ты плохо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Женин папа, заметив мое состояние. – Может, воды?
– Нет, все нормально, правда, – я пыталась быть убедительной, хотя понимала, что мой вид явно говорит об обратном. – Просто голова закружилась, у меня бывает.
Пока Ирина Сергеевна раскладывала по тарелкам пирог, я усиленно концентрировалась на главном: как перейти к тому, зачем я сюда приехала.
«Какой будет их реакция? Поймут ли они, поверят?»
Двадцать два года… Мы – чужие люди. Каждый из нас изменился: я больше не была маленькой девочкой, а они больше не жили в одной квартире с мальчиком, с которым я была практически неразлучна. У всех нас теперь новая жизнь. И старая боль, которую нельзя стереть, – единственное, что нас объединяло. Пока я прокручивала в голове эти мысли, Женина мама решила первой прервать молчание.
– Алисонька, ну рассказывай, как ты живешь? Как твои родные?
Я незаметно сжала пальцы в кулаки, до боли впиваясь в кожу ногтями. Это был второй удар за последние десять минут.
– Бабушки не стало несколько месяцев назад, – выдавила я из себя, сглотнув комок в горле. – А родители давно переехали жить в Сочи, у них все хорошо.
На лице Ирины Сергеевны отразилась скорбь. Женщина поняла, что задела меня за больное.
– Прости, милая. Мне так жаль!.. Она была прекрасным человеком и очень тебя любила.
– Да, вы правы, спасибо. На самом деле, я хотела поговорить с вами о том, почему тогда исчезла из вашей жизни, – сказала я, переводя тему в нужное русло. Мне хотелось скорее добраться до сути разговора, пока накатившая паника не заставила меня передумать.
– Детка, мы все понимаем и, конечно, ни в чем тебя не виним. Для тебя это тоже был огромный стресс, ведь ты была еще совсем ребенком, – сразу отреагировал Дмитрий Алексеевич.
– И все же, позвольте мне рассказать вам. Это не дает мне нормально жить последние дни, и пока не поговорю с вами, я не успокоюсь. Я больше не могу носить это в себе. Пожалуйста, выслушайте меня, – попросила я, не решаясь поднять глаза.
– Конечно, детка, ты можешь рассказать нам обо всем, – мягко ответила Женина мама.
И, набрав в легкие побольше воздуха, я снова начала свою нелегкую исповедь:
– …В десять лет я начала жить заново: мое сознание просто заблокировало воспоминания того периода, – подвела я грустный итог.
– Господи, как все это страшно! – после некоторого молчания медленно проговорила Ирина Сергеевна, зажав рот рукой. – Бедная девочка!..
– И прежде всего мне хочется попросить у вас прощения за то, что я не осталась рядом с вами после этого горя, не поддержала и ушла из вашей жизни, как будто меня в ней никогда и не было.
– Это ты нас прости! Мы не знали, что с тобой такое случилось, – вступил в разговор Женин папа. – После той трагедии мы почти сразу обменяли квартиру и переехали в этот район, потому что в ней все напоминало о сыне, и мы не могли там оставаться.
– Понимаю. Я потеряла лучшего друга, а вы – единственного сына, и я даже представить не могу, что вам пришлось пережить и с какой болью вы столкнулись, – я старалась говорить спокойно, хотя сумбур в голове только нарастал.
– Детка, это тяжело для всех. Я звонила твоей маме, когда с момента Женечкиной смерти прошло уже несколько месяцев, но потом мы потеряли связь. Мне понадобился не один год, чтобы вырваться из кошмара, в который превратилась наша жизнь. Дима был сильным и как мог старался поддерживать меня, – призналась несчастная женщина. – Да, Бог забрал у нас единственного ребенка, но мы нашли в себе силы жить. Мы путешествуем, смотрим мир, побывали в разных странах, видели много достопримечательностей.
Мне захотелось броситься в ее объятия и хоть на долю секунды забрать это страшное горе, которое она столько лет хранила в своем сердце.
– А вы не думали о том, чтобы родить еще одного ребенка? – этот вопрос вырвался у меня сам собой, и, только озвучив его, я поняла, насколько это было нетактично с моей стороны.
– Раньше хотели. Несколько лет Ира пыталась забеременеть, но не получилось. Значит, так суждено, мы не в силах противиться Божьей воле. Поэтому приняли решение жить для себя, – спокойно ответил Дмитрий Алексеевич.
Все, что я услышала, никак не укладывалось в голове. Родители, потерявшие единственного сына, смогли пережить это страшное горе, смогли вернуться к нормальной жизни и снова получать от нее радость. А я?
Я оказалась в капкане собственного подсознания и чувствовала себя мышью, загнанной в угол. С момента той ужасной трагедии прошло двадцать два года, а моя боль ранила так сильно, словно это случилось только вчера. И я не могла понять, как справиться со своими мучениями и последовать примеру этих мужественных людей. Мне было стыдно за то, что спустя столько лет я оказалась в положении, из которого не видела выхода.
Больше мы не возвращались к этой теме. Я рассказывала о своей работе, о поездках в детский дом, и мы вместе смотрели наши детские фотографии. Вместе вспоминали те прекрасные времена, когда мы с Женей были детьми, и даже смеялись над забавными моментами, чего я не могла и представить всего несколько часов назад, когда звонила в их квартиру, как зомби.
Несмотря на то, что я не видела родителей Жени больше двадцати лет, рядом с ними я чувствовала себя как дома, и это было так удивительно.
Когда я уже собиралась уходить и мы вышли в коридор, чтобы попрощаться, я обняла каждого и спросила:
– Можно я еще как-нибудь к вам заеду?
– Конечно! Это такое счастье для нас, что ты снова есть в нашей жизни! Спасибо тебе, золотце, – со слезами на глазах сказала Женина мама. – Можешь приезжать, когда захочешь, мы всегда рады тебе!
В горле снова застрял ком, и я поняла, что не смогу ничего ответить. Я крепко обняла ее и не отпускала несколько секунд. Никакие слова не могли выразить мои чувства в тот момент. Я попрощалась и быстро вышла из квартиры, пытаясь глубоко дышать. Я не могла больше выдавливать из себя вежливые реплики, не могла смотреть на этих добрых людей, переживших такое горе, и находиться рядом с ними.
В ушах стоял шум, перед глазами все плыло.
На пошатывающихся ногах я дошла до машины. Трясущимися руками с трудом открыла дверцу, села на пассажирское сиденье и молча уставилась в лобовое стекло, чувствуя, что близка к очередному приступу. Я была слишком поражена и раздавлена открывшимися осознаниями и не могла произнести ни слова. Все сосредоточилось только у меня внутри. Саша ни о чем не спрашивал, хотя я чувствовала на себе его взволнованный и жалостливый взгляд.
Через несколько минут я повернулась к нему, уткнулась носом в его футболку, и у меня началась истерика. Больше невозможно было держать эти эмоции в себе, иначе они бы вскоре меня разорвали.
– Поплачь, малыш, – успокаивающе прошептал Саша. – Станет легче.
Когда мои рыдания наконец иссякли, я подняла на него глаза, погладила по щеке и тихонько попросила:
– Отвези меня домой, пожалуйста.
Мне хотелось вернуться в свою квартиру, лечь в кровать и закрыться от всего. Хотя бы на время. Саша коротко кивнул, не уговаривая поехать к нему. Просто выполнил мою просьбу, потому что чувствовал, что я нуждалась в этом.
Мне хотелось остаться один на один со своими воспоминаниями. Слишком сложным был этот день и слишком много всего свалилось на меня за короткое время.
Прошлое разматывалось словно клубок, обрастая все новыми подробностями. И я все еще не могла с ним свыкнуться, хотя делала для этого все возможное.
Через час я лежала в кровати без всякой надежды на сон и прокручивала в голове события сегодняшнего дня. Мелькнула мысль, что всего неделю назад я была абсолютно счастлива: мы с Сашей возобновили отношения, симптомы невроза отступили, а новая должность в агентстве нравилась мне с каждым днем все сильнее. Тогда мне казалось, что это конец мучений – дальше будет только светлая полоса, а тревоги, страхи и болезни останутся в прошлом. Как же я ошибалась!
Меня по-настоящему шокировало, что Женины родители смогли справиться с этой бедой, а я нет. С тех пор, как мне открылась правда о моем детстве, я терзалась мыслями о том, что если такое случилось со мной, то каково сейчас должно быть им? А оказалось, что у этих людей все совсем по-другому: у них есть жизнь, есть настоящее, которому они научились радоваться. Они, как здоровые люди, пережили горе во всех его фазах, и в результате к ним пришло смирение. А я застряла, и это пугало меня все сильнее. У меня не хватило сил принять смерть лучшего друга, который был частью меня. Не просто близким человеком, а тем, без кого маленькая Алиса не могла и не хотела представлять свою жизнь. Тогда и появился мой главный страх – потерять того, кто мне дорог.