— Перестань свои ужимки, как пират просто, — сказал Капоряк, от волнения слова перепутались у него в голове. — Не видишь, посмотри, плохо как ей, что ли.
И тут все увидели, что с рыжей Эльзой что-то происходит. Веснушки совсем пропали с её лица, коленки засаднило так, что девочка немедленно начала яростно чесать их, но остановилась, потому что увидела сыпь на руках. Тут же чесаться стали руки, ноги, голова и даже живот. Эльза заревела, и из глаз её текли не просто слёзы — а очень горячие слёзы. Кулик-Сорока хотел их слизать, но обжёгся. Он заскулил, пробежал несколько раз вокруг хозяйки и вдруг бросился на Марка-Филиппа.
— Твою налево, не кукуй тут, когда не… — начал визжать парень, но волк только сорвал повязку с его головы. Раз — и её уже нет! На полу остались только мелкие клочки. Потом он аккуратно подтолкнул носом повязку на Эльзе. И от неё тоже остались оборвыши ткани.
Глаз девочки, на котором была повязка, как-то то ли опух, то ли заплыл. То же происходило и с другим глазом.
— Так! — громко сказал Капоряк-мл. — Я понял. Это аллергия. Все симптомы налицо. На что у тебя аллергия?
Но Эльза, конечно, ничего не могла ответить Боре. Во-первых, она плакала, во-вторых, голос у неё пропал. И вообще, она не знала, что такое аллергия, тем более на что она бывает.
И тут заговорила Марта.
— У неё аллергия на пиратов, — сказала она. — С детства. Я знаю, я её мама.
Как лечить аллергию
— Аллергия лечится так, — умным голосом сказал Капоряк-мл. — Начнём, не теряя времени на разные удивления.
Пожалуй, действительно, пока мы удивляемся, раскрываем рот, расширяем глаза, показываем пальцем на Марту или Марка-Филиппа, время стремительно летит, а Эльзе становится хуже, вот уже она никого не видит — так опухли глаза.
— Если у пострадавшего аллергия на пиратов, нужно удалить от неё всех пиратов, — продолжал Боря. — Предлагаю покинуть здание маяка добровольно. Со своей стороны могу гарантировать молчание и неразглашение тайны вашего местопребывания.
Но никто не пошевелился. Может быть, его просто не поняли. В минуты, когда что-то угрожало больному, студент Капоряк то путал слова, то говорил слишком длинными и малочеловеческими фразами. Теперь, видимо, настало время для казённой речи.
— Повторяю, — громче сказал он, — всем пиратам выйти из помещения!
И снова никто не тронулся, только Эльзе стало ещё хуже, сыпь по всему телу не просто покраснела, а стала ярко-алой.
— Всем пира… — снова заговорил Капоряк, но тут волк Кулик-Сорока завыл на луну. Все поняли, что хотел сказать Борис, но никто его не услышал. Зато Эльза как будто вздохнула свободнее (ей к тому времени стало трудно дышать, это тоже от аллергии).
— Больше не говори этого слова, — сказала мама Эльзы, — на него у неё тоже аллергия, не видишь? А ты брось свои словечки, которым научился от Трёхдневной Щетины и его компашки. Твоей сестре плохо. — Это относилось, конечно, уже к Марку-Филиппу.
«Антоний и Сладкая Н.» отправляются домой
После шторма корабль совсем сбился с курса. Глаза у моряков стали пустыми и ничего вокруг своего корабля не замечали. И только капитанские глаза вдруг прояснились, засверкали, рот растянулся в улыбке, и он вышел проветриться на воздух.
— Слушай мою команду сюда! — Капитан решил покомандовать. Он не занимался этим с самого начала морского путешествия. Вот что делает свежий воздух, обогащённый послештормовым озоном. Попробуйте прогуляться после шторма или хотя бы после дождя — может быть, и в вас проснутся давно утерянные желания. — Мы возвращаемся домой!
Капитан ждал ликования, восторгов, да хотя бы простой радости, но матросы стояли, а взгляды их блуждали по палубе, горизонту, небу и морю.
— А ну, займитесь работой, товарищи моряки!
Это тоже не очень-то помогло. Люди по-прежнему стояли, глаза так же бегали. Капитан задумался, молча взял щётку и принялся драить палубу. Обычно драение палубы помогает думать (и это тоже можете проверить сами). Глаза моряков переключились с чаек на уборщика. Потом он стал в одиночку ставить паруса. Первым не выдержал и начал помогать штурман, а через три минуты вся команда делала привычную работу — вела корабль по курсу.
— Слушай мою команду сюда! — снова крикнул капитан. Он чуть сдерживал улыбку, едва не смеялся от радости. Моряки столпились вокруг него. — Наш ценный груз пропал! — чуть не подпрыгивал от счастья капитан. — Но это ничего! Мы всё равно нарушили все сроки поставки! Мы! Идём! Домой!
Вот когда начались долгожданные ликование, восторг и радость! Моряки подхватили своего капитана на руки, сделали три круга по палубе и вдруг бросили его в море. Потом дружно крикнули:
— Человек за бортом! — и попрыгали в воду. На корабле остался только рыжий Эдвин. Хоть он и был старым приморским волком, но не все корабельные традиции были ему знакомы.
Матросы выбрались из воды и забегали по всему кораблю, наводя порядок. Давно на «Антонии и Сладкой Н.» не блестел так якорь, не была такой чистой палуба! В два счёта всё встало на свои места, а сами матросы нарядились в парадную форму — по данным капитана, до дому они доберутся не позже чем через каких-то семь часов! Нужно было ещё приготовить подарки своим родным — у кока в кармане оказались семена необычных растений, которые он собрал на чужих берегах, первый помощник капитана соскрёб с якоря налипшие лишние ракушки. Штурман вымел из шлюпки чужеземный песок и положил его в футляр от компаса — что это должно было означать, непонятно. Один матрос снял кроссовку прямо с ноги Эдвина — на память. А вперёдсмотрящий забрался на мачту и начал фотографировать чаек — он каждый раз привозил своей маме их фотопортреты. Остальные ограничились тем, что привели себя в порядок, почистили зубы, вымыли за ушами.
— Почта за бортом! — вдруг крикнул сверху вперёдсмотрящий. Прямо по курсу к кораблю приближалась закупоренная бутылка с письмом.
Старая история
Рыжая Эльза почти поправилась. Сыпь пропала, веснушки вернулись на свои места, коленки перестало саднить. Никто, глядя на девочку, не мог бы сказать, что ещё недавно у неё были опухшие глаза. Словом, она выздоровела, только говорила очень тихо и настроение было такое, что… Оно куда-то пропало. Эльзе ничего не хотелось — ни гулять, ни читать словарь, ни гладить по спине Кулик-Сороку. Она даже забыла, что каждый вечер должна зажигать фонарь. К счастью, кроме неё на маяке было много людей, и уж об этом-то они позаботиться могли.
— Давай поговорим, — однажды сказала Марта. Она пришла к Эльзе, легла рядом с ней на кровать. Девочка повернулась к ней и ничего не сказала.
— Я твоя мама. А Марк-Филипп — твой брат.
— Мама? Брат? А Эдвин? — спросила Эльза и сама не заметила, что по её лицу покатились слёзы. Они были не очень горячими — обыкновенными, солёными.
— Это было давно, ты только что родилась. К берегу пристал корабль с чёрным флагом, там заболел матрос, и капитан попросил помощи. А я умею перевязывать голову, определять, болит ли желудок, делать уколы. Пришлось отправиться посмотреть больного. За мной увязался Марк-Филипп. Ему было столько же лет, сколько тебе сейчас. Вот он. — И Марта показала ей ту самую фотографию, где Эдвин держит на руках маленькую Эльзу. — Марк-Филипп подумал, что на корабле наверняка найдётся что-нибудь волшебное. Ты же тоже хочешь увидеть что-нибудь такое, да?
— Пармезан? — спросила Эльза.
— Это были пираты. Никто на корабле не болел. Им просто надо было, чтобы кто-то готовил для них, ждал на берегу, прибирался в их секретном убежище. Как только мы с Марком попали на судно, они подняли якорь и отчалили.
— Отчалили? — сказала рыжая Эльза. Вот уже три минуты она слушала, а если говорила, то могла только задавать вопросы. Так её удивлял рассказ Марты.
— Мы не могли выбраться из плена девять лет. Я знаю, что Эдвин хотел нас освободить, но ты заболела, как только увидела пиратов. Он не мог оставить тебя одну. Но теперь всё хорошо. Мы смогли убежать. Теперь будем снова вместе. Только я не понимаю: где Эдвин?
— А маяк? — спросила Эльза. — Не погас?
Новый словарь
— Смотри, — сказала Марта Эльзе, достала из сумки тетрадь, ручку и что-то написала. — Я знаю, ты любишь словарь. Я тебе сделала новый, поменьше. Это простые слова, всего два. Жаль, что ты не можешь их сказать.
Марта ушла, Эльза заглянула в тетрадь, позвала Кулик-Сороку и пошла на улицу. Она села на деревянные мостки и стала смотреть на море. Волк улёгся рядом. Она думала обо всех событиях последних дней — о том, что у неё вдруг появились мама и брат, что Капоряк-мл. никак не успокоится и зовёт её на зарядку и призывает практиковать профилактическое отключение, как он говорит. И о том, что Эдвина всё нет и нет.
— Скажи мне, Кулик-Сорока, сколько же надо глаз?
Волк ничего не ответил, только положил голову ей на колени.
— Раньше я смотрела на Эдвина и маяк, — сказала она, — и ещё на тебя. Потом папа уехал, и я закрыла один глаз. Теперь у нас на маяке живёт Боря, Марк-Филипп, Марта. Это не считая нас. Ладно ещё — только что уехал полный экипаж «Кормача». Сколько надо глаз? Ты не знаешь? Эдвин смог бы объяснить.
Кулик-Сорока вздохнул, сбегал к маяку и принёс пустую почтовую бутылку.
— Ты прав, — сказала Эльза. — Эдвин что-то слишком задерживается.
Она вырвала из тетрадки страницу с новыми словами, написала ещё немного, скрутила и положила её в бутылку. И отправила письмо. Всё. Теперь оставалось только ждать.
Все люди кому-то братья
Как-то утром к Эльзе постучался Марк-Филипп.
— Слушай, давай у него скальпель, что ли, сломаем, — с порога сказал он. — Надоел он со своей зарядкой.
В это время Боря Капоряк стоял под окном и кричал что есть силы:
— Зарядка! Зарядка! Время зарядки! Выходите! Эльза! Марк-Филипп! Марта!
— У него мечта, что ли, всех выгнать на зарядку? — рассуждал брат. — Где его саквояж?