Никогда раньше Шумилов не сталкивался с тем, чтобы обычная женщина ехала с непокрытой головой в то время, как в ее сумке лежит шляпка с вуалью. Но изменять подобным образом свою внешность могла женщина, преследующая некие особые цели. Например, любовница, направляющаяся на свидание. Проститутка, скрывающая свой род занятий. И, разумеется, воровка.
На Николаевском вокзале Шумилов зашел в мужской туалет и, как мог, постарался вернуть себе человеческий вид. Взглянув на себя в зеркало, он увидел добрую царапину поперек лба длиной никак не менее вершка. Запекшаяся кровь придавала ей весьма зловещий вид. Умывшись и расчесавшись, Шумилов как будто бы вновь почувствовал себя в своей тарелке. Гнев и мандраж, охватившие его во время драки, теперь прошли, он вновь стал сосредоточен и деловит. Конечно, ему бы следовало что-то сделать со своим плащом-пыльником, перепачканным в жирной грязи и притом с дырой от пули на кармане, но попытка очистить его успехом не увенчалась. Чтобы не привлекать излишнего внимания, Шумилову пришлось снять плащ и перебросить его через руку.
Покинув уборную на вокзале, он направился на Гончарную улицу. Дементий сказал, что незнакомка направилась в ссудную кассу в самом начале Гончарной, причем фамилии владельца он не помнил, то ли это был еврей, то ли поляк. Стало быть, касса имела вывеску, которую извозчик мог видеть с улицы. Итак, ростовщическая контора в начале Гончарной. Нумерация домов по этой улице начиналась от Знаменской площади. Это означало, что нужная Шумилову касса находилась где-то недалеко.
Среди владельцев ссудных касс и ломбардов было немало людей с криминальным прошлым или крепкими криминальными связями. Многие из них не брезговали скупать краденое, хотя это запрещалось правилами и преследовалось законом. Но дух стяжания, который витал над этими заведениями, зачастую оказывался сильнее любых запретов. Понятно, что лишние встречи с полицией не входили в планы ростовщиков и всегда несли потенциальную угрозу их бизнесу. Но если ростовщику от полицейского невозможно было отмахнуться, то от человека «со стороны», который суется с разными лишними вопросами, — запросто.
Шумилову довольно быстро удалось найти нужную ссудную кассу. Она действительно располагалась в самом начале Гончарной, буквально во втором от Знаменской площади доме. Рука на вывеске с вытянутым указательным пальцем показывала во внутренний двор, а текст гласил, что у «Б. Березовского всегда отличный процент». Шумилов зашел туда, куда вел его указательный палец. Двор оказался тесен, грязен и к тому же заставлен штабелями ящиков из-под винных бутылок. Высокое крыльцо с коваными железными перилами и таким же козырьком над ним свидетельствовали о том, что именно здесь находится вход в контору ростовщика. Шумилов позвонил в колокольчик. В двери распахнулось небольшое, в вершок, окошко, забранное для пущей безопасности железными прутьями. Через него на Шумилова глянули два угольно-черных глаза под такими же угольно-черными бровями.
— Что у вас? — спросил глухой голос.
— У меня разговор к господину владельцу кассы, — как можно миролюбивее ответил Шумилов. — Я работаю помощником присяжного поверенного Карабчевского. Вот моя визитка.
— Подайте в окошко, — обладатель черных глаз и бровей несколько секунд изучал полученную карточку. — Тут написано, что вы — юрист «Общества поземельного взаимного кредита». И ничего не сказано о том, что вы — помощник Карабчевского.
— Совершенно верно, — согласился Шумилов. — Кроме того, там ничего не сказано о том, что в настоящее время Карабчевский работает по делу об убийстве ребенка и я, соответственно, тоже и при попытке препятствия нашей деятельности мы обратимся в полицию с требованием официального допроса хозяина этой кассы. Так вот, хотя об этом на визитке ничего не написано, я сейчас заявляю вам это устно.
— Вы меня, милостивый государь, никак пугать вздумали, — изрек голос после мгновенного замешательства. — Это вы напрасно…
— Ни в коем случае. Я лишь сообщаю вам, что хотел бы поговорить с господином владельцем кассы.
— Подождите, не уходите.
Окошко захлопнулось. Примерно с минуту Шумилов стоял на крыльце в полном одиночестве. Затем дверь распахнулась, и здоровенный детина за порогом, ткнув пальцем куда-то себе за спину, проговорил:
— Пройдите прямо по коридору, никуда не сворачивая, там комната. Господин Березовский поговорит с вами.
— Благодарю, — Шумилов кивнул охраннику.
Он миновал прихожую, оттуда попал в душный, пропахший пылью и мышами, коридор, прошел мимо трех закрытых дверей и, наконец, очутился в помещении, бывшем собственно ссудной кассой. Посреди комнаты стоял письменный стол, на котором красовалась одна-единственная амбарная книга, а вдоль стен располагались две стеклянные витрины и два закрытых шкафа. В витринах лежали какие-то безделушки. Навстречу Шумилову из-за стола поднялся Березовский, одетый неожиданно прилично для такого места. Ростовщик был немолод, в черном сюртуке и бабочке он походил скорее на государственного служащего, нежели торговца долгами.
— Вы из полиции? — был его первый вопрос.
— Нет. Я уже объяснил человеку на дверях, что работаю по особым поручениям присяжного поверенного Карабчевского, — уклончиво ответил Алексей Иванович. — Мне необходима ваша помощь. Надо ли говорить, что в ваших же интересах снять с себя все подозрения в сотрудничестве с неблагонадежным лицом.
— Анзор мне сказал, будто вы упомянули об убийстве ребенка. Речь на самом деле идет об убийстве или это только предлог, чтобы попасть сюда? — уточнил ростовщик.
— Да, на самом деле. Карабчевский сейчас занят делом об убийстве ребенка.
— Простите за нескромный вопрос, возможно, я вторгаюсь в запретную область, но… не идет ли, часом, речь о гибели девочки в кассе Мироновича?
Шумилов заколебался с ответом, но решил вести разговор начистоту:
— Да, господин Березовский, присяжный поверенный Карабчевский работает как раз по этому делу.
— Понятно. Что бы вы хотели знать?
— Вы помните, две недели назад, это был субботний вечер двадцать седьмого августа, к вам приходила женщина лет двадцати пяти-тридцати, в клетчатой юбке, с зонтиком?
Хозяин кассы озадаченно посмотрел на Шумилова, жестом пригласил его сесть на стул и сам расположился на другом стуле.
— Да, была такая, прекрасно ее помню. Приехала она поздно, я уж закрываться хотел.
— Скажите, а вы лицо её рассмотрели?
— Да не особенно, на ней была маленькая черная шляпка с густой вуалью. По голосу и по фигуре было понятно, что молода, но и только. Многие дамы, посещая ростовщика, стремятся остаться не узнанными.
— А волосы? Какого цвета были волосы?
— Не могу сказать, уж не обессудьте. Уже вечерело, лампа у меня коптит, сами видите, да я и не особенно разглядывал.
— Н что эта дамочка закладывала?
— Хотела заложить часы и золотой лом — серёжки сплющенные. Я часы был готов принять, а от лома отказался. У нас здесь, знаете, место неспокойное — вокзал рядом, малин по Лиговке хватает. Карманники часто ворованные вещи расплющивают, чтоб не опознать было, и в таком виде предлагают. Но это, уж извините, не мой профиль. Да и зачем мне неприятностей на свою голову наживать? Хотя эта дамочка и не похожа была на карманницу, да только кто ж это может доподлинно знать? Мастеров такого профиля в столице выше крыши! Я ей и говорю: «Часы возьму под шесть рублей и пятнадцать процентов в месяц, а золотишко — нет». Она ни в какую, мол, хочу непременно вместе сдать. Тогда я ей и говорю, дескать, езжайте на Итальянскую, там живет дантист один, он лом принимает, дал ей адрес. Только, говорю, для визитов уже поздновато.
— Адрес дантиста можете сообщить?
— Да, конечно, — ростовщик извлек из стола четвертинку белой бумаги, чиркнул на ней несколько слов и подал Шумилову.
— И эта дамочка не назвалась? — уточнил Шумилов. — Адрес проживания нигде не указала?
— Да говорю же: у нас до закладной дело не дошло. Она взяла адрес протезиста и ушла.
— Скажите, а как она вам показалась? В каком настроении была?
— Решительная барышня, быстрая. Худые, они, как правило, шебутные и бойкие. Я ей, когда адрес протягивал, говорю: «Сегодня уже поздно, должно быть, лучше завтра к нему», а она бумагу из руки выдернула и говорит уже на ходу: «Мне очень надо». И ушла.
— Скажите, а сумка у нее была?
— Дайте припомнить… Да, конечно, она же свои вещички как раз из сумки доставала. Черная такая, с костяными ручками. У неё ещё замок заело, и она его дернула в сердцах.
— А вы наблюдательны! — похвалил Алексей Иванович.
— А как же иначе? Смотришь, как человек с вещичками своими обращается, как иной раз руки дрожат, и сразу понимаешь, что его привело и чем он живет.
— А ту дамочку что, по-вашему, привело?
— Не очень понятно. С одной стороны, видно, что особых средств у неё действительно нет, но с другой стороны, при крайней нужде человек должен был бы заложить часы. А ей, вишь ли, непременннадо было сдать в паре с ломом. Хотя лом этот намного не потянет. Ему красная цена рубль. Непонятно, почему она отказалась.
«Действительно, непонятно ведет себя дамочка, — размышлял Шумилов. — Внешность изменяет, извозчиков разных, приезжает заклад сделать и не делает. Может, и нужды такой у нее не было? Может, какой иной мотив ею двигал?»
На Знаменской площади Шумилов взял извозчика и решил повторить путь, каким ехала в тот субботний вечер незнакомка. Когда коляска выехала на Невский, Алексей Иванович приказал остановиться напротив дома № 57. Прямо над входом в подворотню красовалась большая яркая вывеска золотом по малиновому фону «Касса ссуд. Миронович И. И.». И ниже помельче: «Выгодно. Надёжно».
Шумилов покрутил головой в разные стороны: вот мелочная лавка, куда направлялась в тот вечер Сарра, вот тут, видимо, незнакомка выскочила ей навстречу из экипажа.
«Возможно, по пути к протезисту она увидела вывеску кассы Мироновича. Заинтересовалась, остановилась, подозвала первого попавшегося прохожего. Им случайно оказалась Сарра. Простодушный ребёнок всегда источник исчерпывающей информации. В